Улица Райских Дев - Вуд Барбара - Страница 88

• Предыдущая
• 88/101
• Следующая

Гордая высоким рангом прабабушки, Нефисса по-прежнему сокрушалась в душе, как быстро протекла ее юность. Как будто только вчера она, отчаянная и бесшабашная, сидела в карете с английским лейтенантом… Но в общем настоящее удовлетворяло Нефиссу, хотя она жалела, что Тахья отказывается выйти замуж и упрямо ждет пропавшего неведомо где Захарию. Пятнадцать лет прошло! Наверное, он утопился в Ниле, как Элис, и так же проклят Богом. Нефисса вспомнила Элис, услышав нежный смех Зейнаб. И глаза, и волосы у нее такие же, как у Элис и Ясмины, а вот это движение руки – в точности, как у Элис. Зато ямочки на щеках, когда она смеется, напоминают Хассана аль-Сабира.

Как давно миновала ее влюбленность в Хассана, окончившаяся жестокими словами: «Я не собирался жениться на вас». Он посватался к Ясмине, после этого Нефисса и возненавидела Ясмину. А кто же все-таки его убил? В полиции заявили, что у Хассана было такое множество врагов и недоброжелателей, что расследование зашло в тупик и дело было закрыто. Но иногда Нефисса думала, что убийцу Хассана все-таки, может быть, найдут.

Ребенок заплакал, и Нефисса отдала его Асмахан, которая на ступенях беседки болтала с Фадиллой. Послышался шум автомобиля, подъезжающего к воротам – это был «мерседес» Дахибы. Зачем она приехала? Почему они с мужем сидят в машине и не выходят?

– Мы поедем в Америку, – сказал Хаким, не удерживая слез. – Во Францию, в Швейцарию. Мы вылечим тебя. Если ты умрешь, моя любовь, я умру тоже.

– Ты самый лучший человек на свете, Хаким. Ты дал мне все. Ты спас меня от низкой жизни, которая мне грозила в молодости. Ты не посчитался с тем, что я не могла иметь детей. Ты разрешил мне быть танцовщицей.

Разрешил писать опасные статьи. Ты помогал мне во всем. Бог никогда не создавал более совершенного человека.

– Я не совершенство, Дахиба. Ты заслуживаешь лучшего мужа.

Она взяла его лицо в ладони и сказала:

– Муж Алифы Рафат запрещал ей писать, и она писала по ночам в ванной. Только после его смерти она опубликовала свои рассказы. Ты самый добрый человек на свете, Хаким.

– Мы пойдем вместе?

– Нет, я хочу увидеть свою мать наедине. Дахиба вошла в дом и сказала Амире спокойно и твердо:

– Мама, Ибрахим сделал исследования и обнаружил у меня рак.

– Во имя Бога милостивого…

– Ибрахим предлагает операцию… Но надежды мало. Может быть, уже поздно.

Амира обняла ее, шепча:

– О Фатима, дочь моего сердца. – И пока Дахиба говорила о хирургическом вмешательстве или химиотерапии, Амира думала о другой помощи. Помощи Бога.

Мухаммед проскользнул в дом, и ему удалось пробежать через холл незамеченным. Он услышал громкие голоса женщин в большой гостиной – видно, что-то случилось– и пробежал по лестнице в свою комнату на мужской половине дома. После двухчасового пребывания в темном кинозале, рядом с перевозбужденными зрителями, после кадров с полуобнаженной и чертовски соблазнительной Мими он весь пылал. Он хотел обладать Мими! Мухаммед вырезал из журнала фотографию Мими, сел на кровать и стал разглядывать красоты длинноногой блондинки и ее яркое лицо с голубыми глазами в сиянии золотистых волос.

Вдруг он поднял глаза на фотографию матери над кроватью и вздрогнул – да как же они похожи эти две прекрасные белокурые женщины. Но это ведь разрушительная красота! Мать бросила его, а Мими для него недоступна, и он несчастен вдвойне.

Слезы ослепили Мухаммеда, два облика слились в один.

– Клянусь бородой Пророка, мужчине нужна женщина, – заявил хадж Тайеб Деклину Коннору. Это был старый феллах в белой шапочке и белом халате, – он носил белое одеяние и имел приставку «хадж» к имени потому, что посетил Мекку. – Нехорошо сохранять семя внутри, – продолжал он дребезжащим старческим голосом. – Мужчина должен извергать его каждую ночь.

– Каждую ночь, вот это да! – вскричал Халид, помощник Коннора. Врач и пришедшие на прием больные сидели на стульях, вынесенных из деревенской кофейни, Деклин Коннор – в кресле.

– Великие боги, – удивленно отозвался феллах могучего сложения. – Да кто это может – каждую ночь?

– Я мог, – скромно возразил хадж Тайеб.

– То-то четырех жен уморил! – подал реплику Абу Хосни, и вся кофейня загрохотала мужским хохотом.

– Вам непременно надо жениться на докторше! – гнул свою линию хадж Тайеб.

Все закивали и, причмокивая, начали смаковать детали свадебной ночи.

Деклин Коннор посмотрел на Джесмайн, сидевшую в светлом халате на другой стороне деревенской площади, принимая из рук темнокожих матерей младенцев, которых они подносили ей, словно драгоценные дары, и осматривая их. Он подумал, что ему и впрямь нередко приходит желание заняться любовью с Джесмайн, но он знает, что это пустая мечта.

Давно миновал полдень, на ярко-синем небе сияло золотое солнце. Феллахи собирались на площади, чтобы праздновать вечером день рождения Пророка: рассказывать сказки и истории, танцевать беледи и мужские танцы с палками, смотреть представления кукольного театра и наслаждаться обильным угощением, съедая за один вечер больше, чем обычно за месяц. Празднества должны были начаться после вечерней молитвы. На площади собирались мужчины, дети и старые женщины; молодые могли смотреть только с крыш окружающих площадь домов.

Члены группы медицинской помощи Тревертонского фонда оканчивали дневной прием.

Площадь была центром этой деревни в верховьях Нила. От нее расходились узкие кривые деревенские улочки, на ней располагались все жизненные узлы египетской деревни: колодец, вокруг которого собирались женщины деревни, кофейня – прибежище мужчин, небольшая белая мечеть, лавка мясника, который резал баранов в соответствии с предписаниями Корана, пекарня, куда утром жители деревни приносили комки теста со своими метками, а вечером получали выпеченные лепешки. Вдоль стен домов, окружающих площадь, крестьяне продавали апельсины и огурцы, помидоры и латук, а бродячие торговцы – фигурки из сандалового дерева, книжечки-комиксы, вышитые бисером шапочки и всевозможные пряности – шафран, кориандр, базилик, перец, которые отпускались покупателям в маленьких бумажных кулечках. По площади, источая острые запахи, бродили козы, ослики и собаки. Бегали и кричали дети. Крестьяне с любопытством наблюдали работу врачей-европейцев Деклина Коннора и Джесмайн Ван Керк.

– У вас трахома, хадж Тайеб, – сказал Деклин старому паломнику, важно восседающему в расшатанном кресле у глиняной стены с каллиграфически выведенным именем Аллаха и рекламным плакатом пепси-колы. – Это надо лечить, я дам капли.

– Не отмалчивайтесь, доктор, – весело заметил Абу Хосни, владелец кофейни. – Хадж Тайеб прав, вам надо жениться.

– У меня на жену времени не хватит, – возразил Коннор, открывая сумку с лекарствами. – Я работаю, и доктор Ван Керк тоже.

– Простите за вопрос, уважаемый доктор, – спросил своим скрипучим старческим голосом хадж Тайеб, – а сколько у вас детей?

Коннор набрал в пипетку раствор тетрациклина, накапал его в оба глаза хаджа Тайеба, дал ему бутылочку и объяснил, что нужно закапывать три недели, и наконец ответил:

– Один сын. Учится в колледже.

– Только один?! Ай, саид! У мужчины должно быть много сыновей.

Деклин уже подозвал другого больного, молодого парня, который, задрав галабею, обнажил загноившуюся рану. Промывая ее, Деклин услышал вопрос Абу Хосни, который высунулся из дверей своей кофейни, поправляя грязный фартук, повязанный поверх галабеи:

– Объясните мне, саид, что это за контроль рождаемости? Не понимаю я этого…

– Мир перенаселен, поэтому мы должны ограничивать численность наших семей. – Деклин встретил недоумевающий взгляд Абу Хосни и начал разъяснять: – Ну вот, у вас пятеро детей, верно?

– Пятеро, хвала Аллаху.

– И внуков пятеро?

– Да, Бог благословил нас.

– Значит, семья из двенадцати человек. Вы и ваша жена – двое – произвели десятерых. Если так будет у каждой супружеской пары, в мире станет слишком тесно.

• Предыдущая
• 88/101
• Следующая