Тайны Русского каганата - Галкина Елена Сергеевна - Страница 12

• Предыдущая
• 12/86
• Следующая

«То, что следует далее, и еще более удивительно. Было нашествие варваров, руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они – этот губительный на деле и по имени народ, – начав разорение от Пропонтиды (пролив Босфор. – Е.Г.) и посетив прочее побережье, достигли, наконец, и до отечества святого, посекая нещадно всякий пол, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но против у всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их нечестивые алтари, без законные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жен; и не было никого помогающего, никого готового противостоять. Лугам, источникам, деревьям воздается поклонение. Верховный промысл допускает это, может быть, для того, чтобы умножилось беззаконие, что, как мы знаем из Писания, много раз испытал Израиль.

Пастырь добрый не был на лицо телом, а духом был с Богоми, внепостижимых судах его читая, как посвященный, лицом к лицу, медлил заступлением и откладывал помощь. Но наконец он невозмог презреть, и вот он и здесь чудодействует неменьше, чем в других случаях. Когда варвары вошли в храм и увидели гробницу, они вообразили, что тут сокровище, как и действительно это было сокровище. Устремившись, чтобы раскопать оное, они вдруг почувствовали себя расслабленными в руках, расслабленными в ногах и, связанные невидимыми узами, оставаясь совершенно неподвижными, жалкими, будучи полны удивления и страха и ничего другого не имея силы сделать, как только издавать звуки голоса»[23].

Данное происшествие могло случиться между 806 и 830-ми гг. – после кончины святого, но минимум за несколько лет до написания жития (иначе Игнатий обязательно указал бы на то, что событие произошло недавно). Первое, что бросается в глаза, – слова «руси, народа, как все знают». То есть в это время русы уже прославились в Причерноморье, причем, очевидно, не с лучшей для византийцев стороны. Вид – на в источнике и византийская традиция связывать мистическим образом этноним рос с якобы упоминаемым в Ветхом Завете «князем Рош» (в действительности в Библии никакой Рош не упоминается, неточный перевод на греческий древнееврейского титула наси-рош – верховный глава – породил «архонта Рош»).

В житии приводится и важная этнографическая особенность – «древнее таврическое избиение иностранцев». Именно по ней можно предположить, откуда пришли росы в Амастриду. Дело в том, что этот ритуал известен еще у древнего арийского населения Крыма – тавров. Античные авторы писали о нетерпимости тавров к иностранцам и об обычае приносить гостей в жертву богам (ксеноктония). Видно, что Игнатию русы представляются прямыми потомками тавров, сохраняющими их древние традиции. Интересно, что подобный обычай независимо от византийцев отмечают у русов арабо-персидские авторы Средневековья (об этом в следующих главах). Да и для греческих писателей X – XII вв. (Льва Диакона, Константина Манассии) русы – это тавроскифы, то есть потомки ираноязычных кочевников Причерноморья и тавров. Не исключено, что остатки тавров действительно смешались с русами, передав им что-то из своих традиций. То есть Игнатий фактически «поселяет» росов в степях Причерноморья и Крыму.

Подтверждает его слова другое сохранившееся упоминание о росах, практически одновременное по описанным событиям. Житие Стефана Сурожского – это сочинение неизвестного византийского автора, имеющееся как на греческом языке, так и в древнерусском переводе (список XV в.). О жизни самого святого известно очень мало. Стефан (начало VIII – конец VIII в.) приехал в Сурож при императорах Льве Исавре или Константине Копрониме для проповеди и поддержки христианства (тогда Сугдея находилась под властью Хазарии). При нем в Суроже была основана епископская кафедра; он и стал первым архиепископом города. Прославился он и как иконопочитатель, противник иконоборца Константина Копронима, укрывавший в Суроже гонимых монахов. В Византии житие популярностью не пользовалось, потому в греческих рукописях сохранилась только краткая редакция жития, где самое интересное – поход русов на Сурож – отсутствует. Он есть только в русском переводе, но исследователь жития В. Г. Васильевский установил, что упоминание о русах было и в греческом тексте, а составление источника датируется первой половиной IX в.

Русский переводчик жития, конечно, что – то изменил в оригинале, но это касается только географических названий:

«По смерти святого (Стефана. – Е.Г.) минуло мало лет. Пришла рать великая русская из Новгорода, князь Бравлин весьма силен и, попленив от Корсуня до Корчева, со многою силою пришел к Сурожу. Десять дней продолжалась злая битва, и через десять дней Бравлин, силою взломав железные ворота, вошел в город и, взяв меч свой, подошел к церкви Святой Софии. И разбив двери, он вошел туда, где находится гроб святого. А на гробе царское одеяло и жемчуг, и золото, и камень драгоценный, и лампады золотые, и сосудов золотых много. Все было пограблено. И в тот час разболелся Бравлин, обратилось лицо егон азад, и, лежа, он источал пену. И сказал боярам своим: „Верните все, что взяли“. Они же возвратили все и хотели взять от туда князя. Князь же возопил: „Неделайте этого, пусть останусь лежать, ибо хочет меня изломать один старый святой муж, притиснул меня, и душа изойти из меня хочет“… И не вставал с места князь, пока не сказал боярам: „Возвратите все, сколько пограбили, священные сосуды церковные в Корсунии Корчеве, и везде, и принесите сюда все и положите к гробу Стефана“.

И затем устрашающе говорит святой Стефан князю: «Если не крестишься в моей церкви, не уйдешь от сюда и невозвратишься домой». И возопил князь: «Пусть придут попы и окрестят меня. Если встану и лицо мое вновь обратится, то крещусь». И пришли попы и архиепископ Филарет, и сотворили молитву над князем, и крестили во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. И снова обратилось лицо его вперед. Крестились же с ними все его бояре. Но еще шея его болела. И сказали попы князю: «Обещай Богу, что всех мужей, жен и детей, плененных от Корсуни до Корчева, ты велишь освободить и вернуть назад». Тогда князь повелел отпустить всех пленников восвояси. И в течение недели не выходил он из церкви, пока не дал великий дар святому Стефану. И отошел, почти в город, людей и попов. И, услышав об этом, другие ратники опасались совершать нападения, а если кто и совершал таковые, то уходил посрамленным».

Этот источник, наряду с Бертинскими анналами и письмом Людовика, долгое время считался «находкой для норманистов»: вроде бы упоминание Новгорода прекрасно «накладывается» на призвание варягов в Повести временных лет, и осаждавшие Сурож росы – это варяги-скандинавы. Нет смысла сейчас комментировать варяжскую проблему, уже давно решенную не в пользу норманизма. Рать великая русская не могла прийти из Новгорода Великого просто потому, что, во – первых, такого города в первой половине IX в. не существовало, а во-вторых, путь из варяг в греки тогда еще не был известен (он начал функционировать лишь в конце IX столетия). «Новгород» здесь – буквальный перевод греческого Neapoliz, стоявшего в оригинале. Соответственно, этот «Новгород» не может быть отождествлен с Новгородом Великим. Вероятнее всего, это известный по источникам Неаполь Скифский, находившийся около современного Симферополя. И русы Жития Стефана – это те же жители Северного Причерноморья, о которых говорилось и в рассказе об Амастриде.

• Предыдущая
• 12/86
• Следующая