Тайны Русского каганата - Галкина Елена Сергеевна - Страница 59

• Предыдущая
• 59/86
• Следующая

Вообще плащи с фигурными застежками были очень популярны у народов, живших на границе с Римской империей и испытавших ее влияние, особенно на Дунае. Дунайские истоки многих пастырских украшений, в том числе и фибул, бесспорны. Немецкий ученый И. Вернер отмечает генетическую связь пальчатых фибул Приднепровья с фибулами крымских готов, гепидов и южнодунайских германских групп на византийской территории, замечая, что «германские» фибулы были парными и являлись принадлежностью женской одежды[388]. А. Г. Кузьмин связывает ямные трупоположения на пеньковской территории, в инвентаре которых есть такие фибулы, с дунайскими ругами, часть которых после поражения гуннов ушла с ними в Поднепровье[389].

Далее пальчатые фибулы уже в днепровском виде распространяются на Нижнем и особенно на Среднем Дунае, в рамках так называемой аварской культуры (ее связывают с приходом авар и появлением Аварского каганата), проникают на Балканы и Пелепоннесский полуостров, а также в области Мазурского Поозерья и Юго-Восточной Прибалтики[390]. По крайней мере, в Среднее Подунавье эти фибулы попадают вместе с пеньковскими трупоположениями. Ареал их распространения совпадает с локализацией области Ругиланд и многочисленных топонимов с корнем rug, ruz. Сейчас существует и теория о происхождении имени «русь» от этнонима «руги». Однако определить название народа, хоронившего покойных со славянскими сосудами и в плащах с фибулами, сейчас невозможно. Тем более что письменных свидетельств об обитании ругов на Днепре в V – VI вв. н. э. нет.

Но ремесленники, создававшие эти изделия, ни к готам или ругам, ни к славянам, ни к тем, кто оставил пеньковские трупоположения, отношения не имели. На Пастырском городище, помимо гончарных мастерских, обнаружены четыре юртообразных наземных постройки и шесть полуземлянок, также неславянской принадлежности (очаги в центре вместо традиционных славянских печей в углу дома). Все эти жилища имеют аналогии в жилых постройках Маяцкого комплекса салтовской культуры[391]. Подобные постройки характерны и для других гончарных поселений Поднепровья того времени (Осиповка, Стецовка, Луг I, Будище и др.). В. С. Флеров считает все юртообразные жилища Среднего Поднепровья принадлежащими праболгарам[392].

Но на поселениях типа Стецовки обнаружена керамика не приазовского, а «аланского» вида. Присутствие здесь юртообразных жилищ, а не классических полуземлянок лесостепного варианта салтовской культуры объясняется просто: принцип строительства полуземлянок был заимствован жителями лесостепи у славян Поднепровья, что признается практически всеми археологами. Исчезновение юртообразных помещений у салтовцев лесостепи тоже естественно. Согласно исследованию самого В. С. Флерова, такие жилища – переходный тип, характерный для периода приспособления к оседлой жизни. Это вполне естественно для народа, который провел в перепетиях Великого переселения более двух веков и раньше вел полукочевой образ жизни.

Лепная керамика этих центров, производившаяся не на продажу, тоже очень отличается от славянской и имеет явную генетическую связь с сарматскими горшками и керамикой комплексов степного юга, причем эта форма продолжала существовать в лепной посуде уже салтовской лесостепи[393]. На славянских пеньковских поселениях доля керамики «пастырского» типа очень мала – менее 1 процента. Как видно, славяне представляли не лучший рынок сбыта для пастырских мастеров. Но среди степных народов, в основном сармато – алан, керамика пользовалась успехом. Аналогии гончарной пастырской посуде найдены не только на Салтовском городище, но и в Молдавии и Болгарии (в Плиске).

Имя носителей пеньковской культуры давно известно. Это анты, хорошо знакомые византийцам и готам по событиям VI – начала VII в. Крупнейшие историки того времени – Прокопий Кесарийский, Иордан, Феофилакт Симокатта – отмечают, что анты пользовались тем же языком, что и склавины (более западная группа славян), имели с ними одинаковые обычаи, быт, верования. Но вместе с этим византийцы как-то отличали склавина от анта даже среди наемников империи. Значит, этнографические особенности у антов все-таки были. Очевидно, неславянским является само название «анты». Большинство ученых производит его сейчас из иранских наречий (ант – «окраинный»). Иранскими в основе являются и многие более поздние названия славянских племен от Днепра до Адриатики: хорваты, сербы, северяне, тиверцы. В отношении хорватов и сербов более поздние заимствования невозможны: в VII – VIII вв. эти племенные союзы большей частью находились уже на Балканском полуострове. Потому логичными стали поиски иранских элементов в пеньковской культуре, принадлежавшей антам.

Существование в ее пределах гончарных мастерских, археологически связанных с сармато-аланской средой, позволило В. В. Седову говорить о формировании антского племенного союза на основе некоего «ассимилированного ираноязычного населения», которое осталось со времен черняховской культуры[394]. Но как раз ассимиляция этого иранского элемента не прослеживается (можно говорить лишь о мирном их сосуществовании со славянами). Пастырская лощеная керамика имеет прямую связь не с черняховской, а с приазовскими и крымскими формами II – VI вв. н. э. К сожалению, источниковая база недостаточна для более полной характеристики «пастырской культуры».

Генетически связанным с ней является более поздний «канцерский тип» гончарной лощеной керамики. Он получил распространение в Надпорожье и по течению Тясмина. Хронологические рамки его являются темой отдельной дискуссии. Украинский археолог А. Т. Смиленко археомагнитным методом датировала Канцерское поселение второй половиной VI – началом VIII в.[395]. Т. М. Минаева по аналогиям на Северном Кавказе сдвинула хронологические рамки выше: VIII – начало IX в.[396]. С. А. Плетнева и К. И. Красильников обратили внимание на идентичность гончарных мастерских Канцерки и Маяцкого комплекса, что позволило им датировать Канцерку концом VIII в.[397], таким образом связав это поселение с «экспансией Хазарского каганата».

Действительно, в аланской принадлежности гончарных комплексов «канцерского типа» сомнений нет. Но также нет необходимости пересматривать установленную физическим методом дату этих поселений. Нижняя датировка лесостепных комплексов салтовской культуры всегда связывалась с теорией переселения алан с Кавказа, которое датируют VIII в. Однако оснований для такой датировки, как мы уже убедились, нет, а археологические и лингвистические материалы ставят под сомнение сам факт миграции крупного аланского массива. Данные же антропологии и нумизматики говорят о значительной архаичности Маяцкого и Верхнесалтовского могильников (кранилогический тип и находки монет VI – начало VII в.). Верхнесалтовский могильник же отличается от остальных салтовских катакомбных захоронений и Северного Кавказа: если везде тела женщин скорчены, то в Верхнем Салтове вытянуты. Это позволяет археологам сделать вывод о сохранении здесь древней сарматской традиции, которая на Северном Кавказе была изжита. Архаичными признаются и многие погребения Дмитровского катакомбного могильника: аналогии их инвентарю не выходят за пределы – VII в. Эти факты дали В. С. Флерову возможность выделять особую этническую группу сармато-алан с сохранением древних восточноевропейских традиций[398]. Поэтому более приемлемым представляется пересмотреть нижнюю границу именно указанных комплексов СМК, тем более что верхний слой и Пастырского городища, и Балки Канцерка имеет явный салтово-маяцкий облик.

• Предыдущая
• 59/86
• Следующая