Самозванка - Гамильтон Диана - Страница 20

• Предыдущая
• 20/54
• Следующая

— Если вы приедете в Севилью — очень советую, ведь это совсем рядом, — вам надо сесть за столик с бокалом вина в каком-нибудь кафе на Пласа-дель-Триунфо и не отрываясь смотреть на Гиральду — самый красивый в мире минарет, — говорил он ей, провожая в patio. — Лучше всего вечером, как это делают жители Севильи. Они прогуливаются по улицам и разглядывают прохожих.

— Звучит заманчиво. — Теперь Кэти уже настолько пришла в себя, что могла отпускать какие-то реплики. Ей не хотелось напоминать ему, что такое путешествие маловероятно с младенцем на руках и очень скромным количеством денег в кошельке. В голову ей закралось подозрение, что, возможно, он пытается избавиться от нее из каких-то хитроумных соображений, но она тут же отмела его и уселась за стол возле стены, увитой пурпурной бугенвиллеей. Надо выпить всего лишь чашечку кофе, а потом, уже не рискуя показаться невежливой, я смогу удалиться, думала она. Причем ничего неприятного или двусмысленного сегодня сказано не было.

Она потянулась за кофейником, но Хавьер тут же доказал ей, что она заблуждается, ошеломив ее словами:

— Я хотел бы официально усыновить Хуана и вырастить его здесь как коренного андалузца… Нет уж, выслушайте меня до конца, — приказал он с полной достоинства вежливостью, едва Кэти открыла рот, чтобы решительно отвергнуть даже саму возможность подобного. — Ему надо привыкнуть к своему наследству, жить и расти вместе с ним, уметь управлять им с ответственностью за всю деловую империю, которая в один прекрасный день станет его собственной. И это не только виноградники и винодельни, но и участие семьи Кампусано в производстве пшеницы, оливок, молочных продуктов, в конных заводах, отелях и иностранных инвестициях. Как я уже говорил вам, сын Франсиско — мой наследник. И он вряд ли будет благодарен вам, если по прошествии лет, когда он должен будет заменить меня, выяснится, что он понятия не имеет, как со всем этим управляться. — Серые глаза Хавьера под нахмуренными бровями были темными и мрачными, как будто он был твердо намерен навязать ей свою волю.

Кэти сидела не шевелясь. Ее до костей пробирала дрожь, несмотря на теплый вечерний воздух. Голос Хавьера был темен и страшен, в нем отчетливо слышалась угроза, а неоспоримость и важность доводов просто подавляла.

— У меня прекрасный штат управляющих, они руководят каждодневной работой наших разнообразных предприятий. Но в конечном итоге все нити сходятся к главе семьи. Основные решения принимать ему, и только ему, причем решения эти зачастую очень непростые, жизненно важные. И чтобы принимать их с полной ответственностью, глава семьи в любое время должен прекрасно представлять, что он делает. Вы понимаете меня?

Кэти изо всех сил старалась не понимать и потому быстро и, пожалуй, чересчур резко сказала:

— У Джонни есть и английские корни. Или вы предпочитаете забыть о них? — Говоря это, она прекрасно знала, что именно это он и предпочитает. Андалузская гордость заставляла его напрочь забыть об англичанке, которая хоть и дала жизнь его племяннику, но больше ничего собой не представляла. Карьера второстепенной модели — позади, и весьма смутная надежда на карьеру живописца — впереди. Зачем вообще принимать ее в расчет?

— Конечно же, нет, — возразил он, но каким-то слишком спокойным голосом. — Хуан получит образование в Англии, как когда-то его получили там и Франсиско, и я. Если пожелаете, вы тоже можете остаться здесь, тогда вы будете уверены, что он получит всю ту заботу и ласку, которой заслуживает. Смею вас уверить, всего этого у него будет в избытке. Наверное, не стоит даже и говорить о том, что финансовых средств у нас для этого достаточно. — Хавьер откинулся на спинку кресла, приглушенные отблески света упали ему на лицо. — Что вы на это скажете?

— Нет.

Видеть любимое дитя под полной властью этого… этого жестокосердого деспота и его матери, которая так и не удосужилась взглянуть на собственного внука? Никогда! Да еще и мне придется торчать здесь бледной тенью, лишь издали беспомощно наблюдая за Джонни, за тем, как он живет расписанной по минутам жизнью. Ни за что!

— Сеньор, — выдавила она из себя, с трудом соблюдая спокойствие. — Если я и не в состоянии дать Джонни все те финансовые преимущества, которые можете дать ему вы, то я могу дать ему все остальное, включая и будущую карьеру по его собственному выбору. Я его… его мать. — Язык виновато споткнулся на этой откровенной лжи. — И я не отдам его вам. Но, — быстро добавила она, понимая, что иначе он немедленно отправится в суд, — я разрешаю вам видеться с ним каждый раз, когда вы бываете в Лондоне, и привозить его сюда на праздники, когда он подрастет и будет осознавать, что наполовину испанец.

Хавьер ничего не ответил. Долгое молчание стало невыносимым. Причем говорило оно гораздо больше, чем любые слова. Это полностью выбивало ее из колеи, и, когда стало уже невмоготу, Кэти рывком поднялась на ноги. Хавьер встал тоже, его дыхание коснулось ее щеки.

— Тогда я женюсь на вас, — спокойно сказал он. — Пожалуйста, сядьте.

Кэти села. Ничего другого не оставалось, ибо ноги отказывались держать ее. Выйти за него замуж?

Усевшись тоже, на этот раз напротив нее, спиной к свету, видимо, чтобы она не смогла видеть выражение его лица, Хавьер признался:

— Когда я впервые пришел к вам в Лондоне, я был уверен, что вы предпочтете свободу и финансовую независимость всем сложностям, всем проблемам и жертвам, связанным с воспитанием ребенка без отца. Но оказалось, что я не прав. — Удивление, послышавшееся в его голосе, в другое время, может, и позабавило бы ее, но только не в этот раз. Сейчас же ее била отчаянная дрожь. А он продолжал — с мягкой, но твердой решимостью: — Для блага Хуана я готов жениться на вас и официально усыновить его как собственного сына. По понятной вам причине я не хотел доводить дело до этого, однако… — Хавьер легко пожал широкими плечами, но благодаря безупречному покрою его костюма этого нельзя было не заметить. — Наш брак станет идеальным выходом из создавшегося положения. И конечно же… — он встал во весь рост, — этот брак будет чисто формальным. Пойдемте. — Он протянул руку. — Я провожу вас в вашу комнату. Вы замерзли.

• Предыдущая
• 20/54
• Следующая