Интриганы - Гамильтон Дональд - Страница 16

• Предыдущая
• 16/49
• Следующая

— Миссис Холт, с вашего позволения. Но я разрешаю тебе называть меня Элен, — любезно произнесла Лорна. — Что ж, число ежедневно убиваемых во Вьетнаме, согласно последней газете, которую я читала на ранчо, действительно несколько снизилось. И эти, на Ближнем Востоке, в этот день тоже не особенно усердно уничтожали друг друга. И полиция не застрелила и не избила никого из черных или студентов за несколько последних часов. Кстати, я обратила внимание, что убили только одного полицейского. В этом можно, конечно, увидеть улучшение ситуации, но я бы не сказала, что мир действительно решительно и круто свернул с пути насилия. О нет.

Что-то из сказанного ею царапнуло мое ухо. Я нахмурился и, поняв, что именно, спросил:

— А тот полицейский, которого застрелили? Где это случилось?

— Ну, это вообще-то был не полицейский, а заместитель шерифа. Я не говорила, что его застрелили. Он был задушен в Форт Адамсе, Оклахома, — там, где недавно были студенческие волнения. Видимо, кто-то давал дополнительные уроки, как пользоваться петлей из струны от пианино. А что?

Я поколебался и отрицательно покачал головой:

— Ничего.

Марта, которая давно пыталась заговорить, вмешалась:

— Легко смеяться над молодой девушкой, имеющей наивное и романтическое представление, что человеческая жизнь — это что-то ценное и почти святое...

Из горла Лорны вырвался странный негромкий звук... Она повернулась к туалетному столику и плеснула в стакан виски. Постояла, рассматривая в зеркало свое сгоревшее на солнце лицо, потом заговорила, не поворачивая головы:

— Хелм, они что, все живут в мире грез? — мягко спросила она. — И никто из них никогда не просыпается?

Я не ответил. Марта раздраженно пошевелилась и выпалила:

— Я не хочу просыпаться! Не хочу, если, проснувшись, стану такой, как вы.

Лорна, все еще глядя прямо перед собой, сказала:

— Мисс Борден, не скажете ли вы мне, чего в этом мире хватает с лихвой? Что это за материал, в котором в наши дни не ощущается недостатка?

— Я не знаю, что вы имеете в виду! Лорна спокойно продолжала:

— У нас кончается чистый воздух и вода, не так ли? Я читала в какой-то газете: в Нью-Мексико, практически по соседству от нас, этим летом не поливают траву и не моют машины, потому что у них почти нет воды — ни чистой, ни грязной. У нас кончаются важнейшие металлы и минералы. Некоторые районы мира не могут произвести достаточное количество пищи, чтобы накормить людей. Горючее любых видов становится дефицитом, фактически у нас кончается почти все, мисс Борден, за исключением одного... Что же это за исключение? — Девушка облизала губы и ничего не ответила. — Единственное, в чем у нас нет недостатка, — это люди.

Марта еще раз провела языком по губам:

— Если все, о чем вы говорите, миссис Холт, правда, то каков будет вывод?

Лорна потягивала напиток, по-прежнему изучая в зеркале свое обожженное лицо. Ее голос оставался привычно мягким:

— Если мы хотим выжить как вид, нам придется в самое ближайшее время изменить давнишние взгляды на так называемую святость человеческой жизни. Вместо того, чтобы барахтаться в сентиментальной гуманности, модной в наши дни, мы должны подойти к этой проблеме более прагматично. А простой факт, мисс Борден, заключается в том, что мы логически должны считать войну величайшим, хотя и довольно неэффективным, благословением. Нам следует признать ежегодные потери в результате дорожных происшествий огромным, полезным вкладом в ограничение численности населения. Мы должны аплодировать каждому самоубийце как человеку, принесшему обществу пользу, освободив свое место на этой перенаселенной планете для кого-то еще.

Мне это не понравилось. Когда женщины, подобные Лорне, начинают высказывать свои мысли, они становятся не вполне надежны в деле.

Я вмешался:

— Ура раку и энфиземе. Прибавь сюда наркотики и сигареты. Прекращай это, Лорна. Ты сможешь решить проблемы человечества как-нибудь в другой раз. А сейчас давайте займемся чем-нибудь более важным — например, определим, кто где будет спать.

Ни она, ни Марта не обратили на мою реплику ни малейшего внимания. Девушка сказала:

— Вы, должно быть, сошли с ума, миссис Холт! Это ужасно — так думать!

Лорна пожала плечами.

— Я не сошла с ума, я — реалист. Основная беда вашего поколения, мисс Борден, в том, что вы не хотите смотреть фактам в лицо. Подсознательно вы понимаете, что большая часть из вас — лишняя, что мир был бы намного лучше, если бы появилась на свет только часть из вас. Но вы не можете заставить себя признать это и сделать простой логический вывод — ваши паршивые маленькие жизни не представляют никакой особой ценности, не говоря уже о том, что никак не священны. Вас слишком много. Все, что имеется в избытке, не может быть ценным.

Я не выдержал.

— Проклятье, Лорна, заткнись. Уже слишком поздно...

— Нет, — женщина у туалетного столика проглотила остаток виски и снова протянула руку к бутылке, — нет, еще не слишком поздно, и я не заткнусь! Я по горло сыта детьми, считающими себя чем-то особенным только потому, что они родились. И я устала от лицемерного отношения к смерти, которое они демонстрируют. Они живут благодаря смерти. Каждый антибиотик, который они поглощают как конфеты, убивает миллионы живых организмов. Бойни страны залиты кровью, чтобы снабжать их гамбургерами и сосисками. Даже если они вегетарианцы, они едят хлеб, каши и салаты с полей, обработанных смертельными химическими препаратами, которые убили бесчисленное множество невинных насекомых, имевших полное право на существование. И в конце концов, стебелек пшеницы или головка салата — тоже часть живой природы, но они старательно пытаются этого не замечать. Эта девица сейчас сидит в комнате мотеля, построенного на могилах сотен живых созданий, убитых и погребенных бульдозером...

— Вы тоже здесь сидите! — возразила девушка.

— Моя дорогая, я-то не веду кампанию против смерти. А ты ведешь. Это — большая мода нынешних дней. В викторианские времена смерть принимали как должное, но считали, что секс ужасен. Вы принимаете секс, но считаете, что ужасна смерть. Это делает всех вас лицемерами. Ни одна жизнь не является более святой, чем другая. Почему ты должна быть более важной персоной, чем стрептококк или москит? Только потому, что ты немного более развита с одной точки зрения — твоей собственной? Либо все живое священно, что смешно, поскольку большинство живых существ, включая человека, существуют за счет других форм жизни; либо никакая жизнь не священна, ни моя, ни Хелма, ни твоя. Впрочем, его и моя несколько более священны, чем твоя...

— Почему? — требовательно спросила Марта. — Потому что вы старые? Это же просто глупо.

Лорна нахмурилась, схватилась за край туалетного столика, внимательно вглядываясь в свое изображение в зеркале, потом заговорила, все еще не поворачивая головы.

— Не потому, что мы старые, — ответила она медленно и с расстановкой, — а потому, что мы повышаем ценность наших жизней, делая процесс их прекращения для тех, кто хочет этого, чертовски трудным занятием. Но вашу жизнь можно взять, просто протянув руку, мисс Борден. Вы не будете ее защищать. Вы загнали себя в философский угол, из которого не можете нанести ответный удар. И даже если вы заставите себя сделать это, то не будете знать как. Это, моя дорогая, делает вашу жизнь почти такой же ценной, как жизнь больной мыши. Любой, кто не побрезгует запачкать каблук ботинка и наступит достаточно сильно... И через несколько лет в нашем переполненном мире те, кто не готов к борьбе, окажутся раздавленными, моя девочка. Это касается наций так же, как и отдельных людей. Мы не свернули ни с каких путей, и впереди я вижу только очень жестокую схватку за пространство, достаточное для полуприличных условий жизни...

Внезапно ее голос прервался, пальцы отпустили край туалетного столика, и Лорна сползла на пол в глубоком обмороке.

Стоя на коленях рядом с ней, я почувствовал, как Марта Борден осторожно подошла к нам.

• Предыдущая
• 16/49
• Следующая