Нарцисс в цепях - Гамильтон Лорел Кей - Страница 107

• Предыдущая
• 107/143
• Следующая

И тут в летней тишине раздался новый звук — сирены. Выли, приближаясь, сирены полицейских машин. Соседей у меня нет. В графстве Джефферсон стрельба слышится регулярно, так кой же черт мог позвать полицию?

Мика повернул ко мне странно-закругленное лицо:

— Они едут сюда?

Я пожала плечами:

— Не знаю точно, но на то похоже.

Мы поглядели на тела на полу, переглянулись.

— У нас нет времени спрятать тела, — сказал он.

— Да, нет, — согласилась я и оглядела всю компанию.

Мерль все еще наблюдал за кухонным окном, держа в руке трофейное ружье. Зейн выполз из-под стола ассистировать Черри, подавая предметы, которые она просила. Она наложила шину на руку Клодии.

— Она может частично исцелиться, если перекинется, но все равно ей нужна будет медицинская помощь, — сказала мне Черри.

— У полиции есть обычай стрелять по оборотням в животном образе, — ответила я.

— Я останусь так, — выдавила Клодия сквозь стиснутые зубы. — Чем больше будет с нашей стороны раненых, тем меньше будет подозрений у полиции.

В этом был смысл. Я поглядела на Мику. Сирены выли уже совсем рядом, почти перед домом.

— Ты бы ушел, Мика.

— Почему?

— Сейчас сюда ворвется полиция, увидит кучу трупов и лужи крови. Все, кто будет в образе зверя, имеют хороший шанс получить пулю на месте.

— Это не проблема, — ответил он.

Мех стал таять, уходить, как вода с берега. Появлялась человеческая кожа, кости уходили в нее, как брошенные в воск предметы, таяли. Я никогда не видела, чтобы кто-то превращался так небрежно, легко. Будто он просто переодевался, только прозрачная жидкость стекала с тела простыней да слышались щелчки становящихся на место костей, даже что-то вроде бульканья кипящей плоти. Только глаза его не менялись, как два драгоценных камня, вделанных в центр вселенной. И вдруг он снова стал человеком, только тело было покрыто густой, водянистой жидкостью. Никогда я не видела столько жидкости при одиночном превращении. Я стояла в луже ее — только сейчас заметила.

Он вдруг осел, попытался опереться на ящики, но я стояла на дороге, и мне пришлось подхватить его за талию, чтобы не дать упасть.

— Быстрая перемена даром не проходит.

— Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь перекидывался обратно так быстро, — сказала Черри.

— И в сонное забытье он тоже впадать не будет, — объяснил Мерль. — Дайте ему пару минут, и он будет как огурчик. Хотя несколько вялый огурчик.

В его голосе было восхищение и еще что-то, почти ревность.

Сирены взвыли в последний раз и замолкли перед домом. Наступила тишина.

— Всем положить оружие. Не хочу, чтобы кого-нибудь случайно подстрелили, — приказала я.

Натэниел послушался немедленно. Мне пришлось теснее прижать к себе Мику, чтобы положить на полку собственный пистолет. Мика задрожал. Я посмотрела на него, чуть не спросила, что с ним, но взгляд его глаз меня остановил. В них я увидела не боль.

Я обняла его за талию и другой рукой, чтобы держать надежнее — кожа его была скользкой. Он сумел опереться на ящик у нас за спиной. Я смотрела в эти глаза с расстояния в несколько дюймов, и там целые миры тонули, в этих глазах, и голод, и надежды, все на свете.

— Полиция! — донесся до нас крик.

Я заорала в ответ:

— Не стреляйте, бандитов уже нет! У нас раненые!

Я отодвинула Мику, чтобы он оперся на ящики, потом положила руки на голову и медленно пошла к двери. Мне пришлось переступить через тела в дверях кухни, чтобы выйти туда, где меня могли увидеть два полисмена, стоявшие наготове по обе стороны двери. Будь я здоровенным внушительным мужиком, они могли бы открыть огонь — не нарочно, а просто потому, что не каждый день в графстве Джефферсон штата Миссури видишь на пороге дома три трупа. Но вышла я, маленькая, женственная, с виду совершенно безобидная и без оружия. И я продолжала говорить на ходу. Что-то вроде этого:

— Они напали на нас. У нас раненые. Нужна «скорая». Слава Богу, что вы приехали! Они услышали сирены и сбежали.

Я продолжала болтать, пока не уверилась, что они в меня стрелять не будут, и тогда начался действительно трудный этап. Как объяснить пять трупов у себя в кухне, из которых кое-кто даже в смерти не слишком похож на человека? Не знаете? Вот и я не знаю.

Через два часа я сидела у себя на диване, разговаривая с Зебровски. У него был обычный для него вид — будто он одевался в спешке и в темноте, будто все вещи были от разных костюмов, а под конец он схватил галстук с масляным пятном вместо того, который надо было. Его жена Кэти была женщиной аккуратной и упорядоченной, и я не могла взять в толк, почему она разрешает Зебровски выходить из дому, одевшись как ходячее несчастье. Впрочем, может быть, тут не шло речи о разрешении; может быть, это была одна из тех битв, где после нескольких лет сдаешься и машешь рукой.

Калеб сидел на дальнем конце дивана, завернувшись в одеяло, снятое с кровати. Санитары, которые унесли Клодию, сказали, что она в шоке. Я готова была ручаться, что сегодня она в первый раз оказалась не с того конца ружья.

От Калеба виднелись из-под одеяла только курчавая макушка и прорезь карих глаз. Вид у него был как у десятилетнего мальчишки. Я бы попыталась его утешить, но Зебровски не позволил бы мне говорить ни с ним, ни вообще с кем-нибудь. Мерль стоял у стены в изголовье дивана, глядя на все непроницаемыми глазами. Копы косились на него мельком, проходя по комнате. Им было неуютно с ним по той же причине, что и мне: от него, как аромат дорогого одеколона, ощущался потенциал насилия.

Зебровски покрепче надвинул очки на нос, сунул руки в карманы штанов и посмотрел на меня сверху вниз. Я сидела, он стоял, так что смотреть сверху вниз было просто.

— Значит, выходит, что эти ребята просто ворвались сюда, и ты понятия не имеешь зачем.

— Именно так.

Он смотрел на меня. Я смотрела на него. Если Зебровски думал, что я сломаюсь под его стальным взглядом, то ошибся. И еще мне помогло, что я в самом деле малейшего понятия не имела, кто это был и зачем. Я сидела. Он стоял. Мы таращились друг на друга. Калеб дрожал на краю дивана. Мерль смотрел, как снуют туда-сюда люди.

А людей было много. Они ходили вокруг дома за спиной Зебровски, входили и выходили в кухню — огромные занятые муравьи. На месте преступления всегда слишком много народу толчется, не считая зевак. Всегда копов больше чем надо. Но никогда не знаешь, чья пара глаз найдет ключевую улику. Нет, честно. Я думаю, что больше улик было потеряно из-за суеты, чем найдено из-за дополнительной помощи, но это мое мнение. Я вообще не слишком общительна.

Мы так и стояли в персональном колодце тишины. За нашей спиной открылась дверь спальни. Я покосилась в ту сторону и увидела входящего Мику. Он был одет в мои тренировочные штаны. Поскольку они были все равно мужские, а рост у нас был одинаковый, они ему великолепно подошли. У меня никогда не было бойфренда, с которым можно было бы меняться шмотками. Очень трудно найти взрослого мужчину моего роста.

Полицейские не позволили ему принять душ, и потому длинные волосы высохли грязными космами и засохшая слизь начала отваливаться хлопьями. Шартрезовые глаза покосились на меня, но ничего не выразили. За ним следом вышел Дольф, нависая так же, как нависал надо мной. У него глаза были не безразличными, а сердитыми. Он сердился с того момента, как вошел. Нас всех он велел рассадить по разным комнатам. Натэниела допрашивала его подруга из полицейского участка, детектив Джессика Арнет, в комнате для гостей наверху. Детектив Перри допросил Калеба и до сих пор допрашивал Зейна. Дольф поработал с Мерлем и Микой. Зебровски меня не столько допрашивал, сколько стоял и следил, чтобы я ни с кем не говорила. Интуиция мне подсказывала, что Дольф собирается допросить меня сам.

У нас тут было пять трупов, и трое из них даже после смерти не вернулись к человеческому образу. Три змеи остались в змеином виде. Оборотни всегда после смерти возвращаются к прежнему образу. Всегда. Что вызывало вопрос: если это не оборотни, то что же, черт их побери?

• Предыдущая
• 107/143
• Следующая