Обсидиановая бабочка - Гамильтон Лорел Кей - Страница 102
- Предыдущая
- 102/142
- Следующая
Когда я мучительно, дюйм за дюймом, доползла до опушки, то вся вспотела, и не только от жары. Пот щипал спину, но по ней текли и более изобильные струйки крови. Под защитой кустов я могла рассмотреть двор – положение не улучшилось.
Женщина и этот новый бандит, Мори, ушли, но остальные стояли на своих местах. Моих ребят поставили на колени. Олаф переплел пальцы на затылке. Бернардо положил здоровую руку на голову, а гипс задрал настолько высоко, насколько это было возможно. Ближе всех ко мне был Эдуард, а Тритон стоял так близко, что я могла бы пырнуть его ножом в ногу. Гарольд говорил по сотовому телефону, размахивая одной рукой, а винтовку повесив за ремень на другую. Опустив телефон, он сказал:
– Он велел обыскать дом.
– Что искать? – спросил один из новых, темноволосый и с револьвером.
– Какой-то индейский предмет из раскопок, которым девчонка воспользовалась против монстра.
– Что еще за предмет? – спросил темноволосый.
– Иди выполняй, – ответил ему Гарольд.
Темноволосый что-то буркнул, но махнул рукой, и два человека вошли в открытую дверь дома. Значит, Эдуард ее для них отпер. Что здесь вообще было, пока я лазила по кустам?
Те трое вошли в дом. Гарольд все еще говорил по телефону. Оставался Тритон со своим сорокапятикалиберным, а он даже ни в кого не целился. Лучше уже не будет. В любую секунду могут подойти еще люди из промоины или из дому. Я бы предпочла хотя бы подняться на колени и ткнуть ножом куда-нибудь в жизненно важную область, но слишком густ был кустарник. Мне не встать на колени без шума.
Если выстрелить, остальные всполошатся. Черт побери. Ножей у меня было два, и тут мне в голову пришла мысль. Выбросив лезвие из правых ножен, я проверила, что левая хорошо держит. Нога Тритона была соблазнительно близко, и я поддалась соблазну. Правый нож я воткнула ему в ногу – противоположную той руке, что держала револьвер. Лезвие ушло в землю сквозь подошву, и Тритон завопил. Я уже стояла на коленях у него за спиной, а он пытался вывернуться и направить ствол в мою сторону, но направлять он его мог только влево, а меня там не было. Вторым ножом я ударила ему в штаны, спереди, протолкнув руку между ног, и промахнулась. Я не порезала его, блин. Повернув лезвие, я ощутила его тело, но пореза не было. Зато Тритон застыл совершенно неподвижно.
– Не шевелись! – прошипела я.
Он и не шевелился – застыл, как неуклюжее изваяние.
Гарольд направился к нам.
– В чем дело, Тритон?
Он сглотнул слюну и произнес:
– Н… ни в чем. Показалось, что змею увидел.
– Хороший мальчик, – шепнула я. – Теперь, если хочешь сохранить фамильные драгоценности, очень медленно отдай мне револьвер. – Он опустил оружие мне в руку. Было так близко, что я смогла прошептать Эдуарду: – Что дальше делать?
– Подзови Гарольда.
– Ты его слышал, Тритон, – сказала я.
Он не стал спорить.
– Эй, Гарольд! Можешь подойти на секунду?
Гарольд вздохнул, захлопнул крышку телефона.
– Чего там еще, Тритон?
Уже почти поравнявшись с Эдуардом, он увидел, что у Тритона нет револьвера. Я все еще пряталась за телом долговязого, даже нож был скрыт тканью штанов.
– Что за черт?
Бернардо выхватил золоченую палочку из волос, и это оказалось лезвие, которое воткнулось в руку Гарольда. Эдуард двинул его под дых, заставив согнуться пополам, и обезоружил. Теперь он стоял над ним с винтовкой. Олаф и Бернардо поднялись на ноги. Я не знаю, что Эдуард решил бы делать дальше, потому что раздался вой сирен. Полицейских сирен.
– Это ты вызвал копов, Гарольд? – спросил Эдуард.
– Не будь мудаком, – скривился Гарольд.
– Анита? – спросил Эдуард.
– Я не вызывала. Тритон, я держу тебя под прицелом. Не вздумай чего-нибудь выкинуть.
Очень медленно убрав лезвие, я встала, все еще направляя револьвер в спину Тритона, но уже начинала сомневаться, что сегодня мне придется в кого-нибудь стрелять. Сирены выли почти совсем рядом.
Из дому вышли те трое, небрежно держа оружие, и увидели, что Гарольд лежит на земле, а Эдуард смотрит на них поверх ствола винтовки. Они быстро стрельнули глазами в сторону приближающихся копов, потом на Эдуарда, побросали на землю оружие и переплели пальцы на затылке, не ожидая приказаний. Сомнительно, чтобы им пришлось это проделывать в первый раз.
Одна из машин была без эмблем, другая – с мигалками. Они встали по обе стороны от черного грузовика, и из них выскочили четверо копов. Лейтенант Маркс, детектив Рамирес и двое патрульных, которых я не знала. Пистолеты они навели, но вид у них был не совсем уверенный насчет того, кто тут бандиты. Понять их можно – все были при оружии.
– Детектив Рамирес! – выдохнула я с облегчением. – Слава богу!
– Что тут происходит? – гневно спросил Маркс, не давая Рамиресу вставить ни слова.
Эдуард объяснил им, что Говард и его люди напали на нас из засады и хотели выпытать сведения о расследовании убийств и увечий. Марксу эта информация показалась очень интересной – как и рассчитывал Тед. Да, Тед Форрестер собирается выдвигать обвинение в нападении. Как поступил бы любой добропорядочный гражданин.
Наручников хватило на всех, но в обрез.
– Где-то там бегают еще двое, – сообщил Эдуард самым своим услужливым голосом.
– И еще один лежит без сознания вон там, в промоине, – сказала я.
Все оглянулись на меня. Мне даже не пришлось изображать смущение.
– Он за мной гнался. Я думала, они хотят убить всех остальных. – Я пожала плечами и вздрогнула от боли. – Он жив.
Это прозвучало, будто я оправдываюсь.
Они вызвали на подмогу еще четверых – обыскать местность. Вызвали «скорую» для Тритона, Гарольда и Рассела, когда его нашли. Я сидела на земле, ожидая, пока люди закончат свою работу. И опиралась на обе руки. Горячка боя прошла, и мне было не совсем хорошо.
Маркс на меня орал:
– Вы покинули больницу, нарушив распоряжение врача! На это мне плевать, но мне нужны показания. Я хочу точно знать, что там, в больнице, произошло.
Я подняла на него взгляд, и мне показалось, что Маркс стал выше, как-то еще дальше.
– И все эти мигалки и сирены – это только потому, что я уехала из больницы, не дав показаний?
Он покраснел, и я поняла, что угадала. Кто-то из полицейских окликнул его.
– Чтобы сегодня же были показания.
Он повернулся и пошел прочь. Очень хотелось, чтобы там он и остался.
Рядом со мной присел Рамирес, одетый в свою обычную рубашку с закатанными рукавами, и на открытом вороте был полузавязанный галстук.
– Как ты?
– Фигово.
– Я сегодня приехал в больницу, а тебя уже не было. В ту ночь лифт отключился из-за пожарной тревоги, мне пришлось бежать обратно к лестнице и потом за тобой. Вот почему я опоздал. И не оказался с тобой вовремя.
Поскольку он сразу так высказался, значит, это ему не давало покоя, что мне понравилось.
Я выдавила из себя подобие улыбки.
– Спасибо, что сказал.
Очень было жарко. Двор будто плыл в зное, как сквозь дрожащее стекло.
Рамирес дотронулся до моей спины – наверное, хотел мне помочь, и отдернул руку. Она была окровавленной. Он встал на четвереньки, одной рукой приподнял мне сзади блузку. Она так пропиталась кровью, что ее пришлось снимать, как кожуру апельсина.
– Иисус, Мария и Иосиф, что ты с собой сотворила?
– Сейчас уже не больно.
Я услышала эти свои слова откуда-то издалека, сползая к Рамиресу на колени. Кто-то позвал меня по имени, и я отключилась.
Очнулась я в больнице. Надо мной склонился Каннингэм. Мне подумалось: «Что-то мы слишком часто встречаемся», но я даже не стала пытаться это произнести вслух.
– Вы потеряли много крови, и швы пришлось накладывать снова. Смогли бы вы пробыть здесь достаточно долго, чтобы на этот раз мне удалось вас вылечить?
Наверное, я улыбнулась.
– Да, доктор.
– На всякий случай, если у вас появятся игривые мысли насчет удрать, сообщаю: я так напичкал вас анальгетиками, чтобы вы действительно чувствовали себя хорошо. Теперь спите, а утром увидимся.
- Предыдущая
- 102/142
- Следующая