Обсидиановая бабочка - Гамильтон Лорел Кей - Страница 21
- Предыдущая
- 21/142
- Следующая
– Если родители живы, то сын, вероятно, нет, – сказала я.
Эдуард выезжал на дорогу, виляя в изобилии полицейских машин с мигалками и без них.
– Но на всех других убийствах жертвы были изрезаны. В этом доме кусков тел мы не нашли. Если мальчик убит, значит, почерк изменился. А мы еще и старый не разгадали.
– Перемена почерка может дать полиции прорыв, который ей нужен, – сказала я.
– Ты в это веришь?
– Нет.
– А во что ты веришь?
– Я верю, что сын Бромвеллов мертв, и тот или те, кто содрал кожу с его родителей и изувечил их, его не резал. Как бы ни погиб он, его не разорвали на части, иначе крови было бы больше. Он был убит так, что крови в комнате не добавилось.
– Но ты уверена, что он мертв?
– В доме летает душа, Эдуард. Кто-то погиб, и если в доме жили только три человека и двое из них исключаются… арифметику ты знаешь.
Я уставилась в окно машины, но ничего не видела. Я видела только загорелого юношу на фотографии.
– Дедуктивное мышление, – произнес Эдуард. – Впечатляет.
– Мы с Шерлоком Холмсом это умеем. А теперь, когда я стала персона нон грата, куда ты меня везешь?
– В ресторан. Ты говорила, что еще не ела.
Я кивнула:
– Отлично. – И через минуту спросила: – Как его звали?
– Кого?
– Сына Бромвеллов, как его звали?
– Тад. Тадеус Реджинальд Бромвелл.
– Тад, – повторила я про себя. Пришлось ли ему смотреть, как с его родителей заживо сдирают кожу? Или они видели, как он умирает? Где твое тело, Тад? И почему оно им не понадобилось?
Ответов не было, да я их и не ожидала. Души отличаются от призраков. Насколько мне известно, способов с ними общаться нет. Но вскоре я получу ответы. Должна получить.
– Эдуард, мне нужны фотографии с других мест преступления. Мне нужно все, что есть у полиции Санта-Фе. Ты сказал, что в Альбукерке только последний случай, так что черт с ними. Я начну с другого конца.
Эдуард улыбнулся:
– Все копии есть у меня дома.
– Дома? – Я села прямо и посмотрела на него. – С каких пор полиция делится документами с охотниками за скальпами?
– Я ж тебе говорил, полицейские Санта-Фе Теда любят.
– Ты и про полицию Альбукерка говорил то же самое.
– И они меня действительно любят. Это ты им не понравилась.
Он был прав. Я все еще видела ненавидящие глаза Маркса, слышала его шипение: «Ворожеи не оставляй в живых». О Господи, впервые этот стих прозвучал в мой адрес. Хотя я понимала, что рано или поздно кто-нибудь его произнесет, учитывая, кто я и что делаю. Я только не ожидала, что услышу это от лейтенанта полиции, да еще на осмотре места убийства. Как-то непрофессионально с его стороны.
– Маркс не сможет раскрыть это дело, – сказала я.
– В смысле не сможет без тебя?
– Не обязательно должна быть я, но кто-то с тем опытом, который здесь нужен. Убийца – не человек. Обычные полицейские методы здесь недостаточны.
– Согласен, – сказал Эдуард.
– Маркса надо заменить.
– Я над этим поработаю, – сказал он и улыбнулся. – Может быть, с тем симпатичным детективом Рамиресом, который был сражен твоим обаянием.
– Эдуард, не лезь.
– У него преимущество перед обоими твоими любовниками.
– Какое? – спросила я.
– Он человек.
Хотелось бы мне поспорить, да деваться некуда.
– В чем ты прав, в том прав.
– Ты со мной согласна? – Он был удивлен.
– Ни Жан-Клод, ни Ричард не люди. Рамирес, насколько мне известно, человек. О чем тут спорить?
– Я тебя дразню, а ты отвечаешь серьезно.
– Ты себе не представляешь, какое отдохновение было бы иметь дело с мужчиной, которому я нужна сама по себе, без всяких макиавеллиевских планов.
– Ты хочешь сказать, что Ричард строит заговоры у тебя за спиной, как и вампир?
– Скажем так: я уже не знаю, кто здесь хорошие парни, Эдуард. Ричард стал пожестче и посложнее из-за своей роли Ульфрика, Царя Волков. И прости меня Бог, частично потому, что я этого потребовала. Он был для меня слишком размазня, вот и стал пожестче.
– И тебе это не нравится, – заключил Эдуард.
– Нет, не нравится, но поскольку я тут тоже виновата, ругаться за это трудно.
– Так брось их обоих и закрути с какими-нибудь людьми.
– У тебя все так просто получается.
– Трудно только то, что ты делаешь трудным, Анита.
– Брось своих парней и встречайся с другими – вот так просто.
– А почему нет? – спросил он.
Я открыла рот, уверенная, что у меня есть ответ, но оказалось, что хоть убей, а я не знаю, что сказать. Почему не закрутить с другими? Потому что и без того люблю двух мужчин, и это уже слишком много, чтобы еще добавлять. Да, но каково было бы с человеком, который всего лишь человек? Кто не будет пытаться использовать меня для усиления своей власти, как Жан-Клод. И Ричард, и Жан-Клод жались к моей человеческой сущности, как к последнему огню в мире, когда все остальное уже – лед и тьма. Особенно цеплялся за это Ричард – вроде бы как подруга-человек возвращала ему самому статус человека. Хотя в последнее время спорный был вопрос, насколько я человек. По крайней мере Ричард был человеком, пока не стал вервольфом. Жан-Клод был человеком, пока не стал вампиром. Я впервые увидела душу в десять лет, это было на похоронах моей двоюродной бабушки. Первого своего мертвеца я подняла случайно в тринадцать лет. Из всех троих я одна никогда не была человеком до конца.
И каково оно будет – встречаться с «нормальным»? Хочется ли мне знать? И я с потрясением поняла: да, хочется. Мне хотелось пойти на нормальное свидание с нормальным мужиком и делать то, что нормально, хоть раз, хоть временно. Я была любовницей вампира, подругой вервольфа, королевой зомби, а последний год я стала изучать магию ритуалов, так что можете сюда добавить – ученицей ведьмы. Странный и жутковатый был год даже для меня. Я объявила перерыв в романах с Ричардом и с Жан-Клодом, потому что мне нужно было передохнуть. Они меня подавляли, и я не знала, как это прекратить. И какой вред был бы от одного свидания с кем-то другим? Что, мир после этого рухнет мне на голову? Наверное, нет, но сам факт, что я в этом не уверена, означал, что мне надо бежать подальше от Рамиреса и любого симпатичного парня, который меня пригласил бы. Я должна была бы сказать «нет» и сказала бы «нет». Так почему же в каком-то уголке души вертелось «да»?
12
Только когда Эдуард стал уже искать место на каменной парковке за «Лос-Кватес», я догадалась, что это мексиканский ресторан. Название должно было подсказать, но я не обратила внимания. Если моя мать и любила мексиканскую еду, то прожила она слишком недолго, чтобы передать эту любовь мне. Блейк – английская фамилия, но до того, как мой прадед прошел Эллис-Айленд, она звучала как Блекенштейн. Мое представление о национальной кухне – это шницель по-венски и квашеная капуста. Человеку с моим отношением к мексиканской и юго-западной кухне в эту часть страны попадать не рекомендуется.
Задний вход вел в длинный темноватый коридор, но в самом ресторане было светло от белых оштукатуренных стен: светлые драпри на стенах, яркие вымпелы с потолка и повсюду связки сушеного чили. Очень туристское место, а это обычно значит, что еда вряд ли подлинная или очень хорошая. Но большинство посетителей были латиноамериканцы, а это внушало надежду. Если ресторан нравится соответствующей этнической группе, еда будет настоящей и вкусной.
К нам подошла женщина испанского вида и предложила нам пройти к свободному столику. Эдуард улыбнулся и ответил:
– Спасибо, но я вижу людей, которые нас ждут.
Я посмотрела в ту сторону и увидела в кабинке Донну с двумя детьми – девочкой лет пяти-шести и мальчиком лет этак двенадцати-тринадцати. Чутье ли сработало, но я готова была поспорить, что меня сейчас представят ее детям. Представят потенциальным приемным детям Эдуарда. Как вам это? По мне – так не очень.
Донна встала и улыбнулась Эдуарду такой улыбкой, что любой другой растаял бы на месте. Не в сексе было дело, хотя он тоже отражался в этой улыбке. Она излучала тепло, полное доверие, на которое способна лишь настоящая любовь. Такая первая романтическая любовь может прожить недолго, но если она остается – ой-ой-ой! Я знала, что Эдуард, наверное, смотрит на нее такими же глазами, но это было не взаправду. Не от души. Он лгал глазами – искусство, которому я научилась только недавно и слегка жалела, что научилась. Одно дело – знать, как надо врать, но чтобы при этом глаза не говорили, что верить тебе нельзя… Бедная Донна, ей с нами обоими иметь дело.
- Предыдущая
- 21/142
- Следующая