Обсидиановая бабочка - Гамильтон Лорел Кей - Страница 29

• Предыдущая
• 29/142
• Следующая

Я села в машину, закрыла дверцу раньше, чем Эдуард успел открыть свою.

– Анита, расскажи, что случилось.

Я глянула на него:

– Поделом тебе было бы, если б я сейчас просто посмотрела на тебя и улыбнулась.

Что-то мелькнуло на его лице – гримаса, оскал – и тут же исчезло в полном безразличии, которое он умел на себя напускать.

– Ты права. Я – паразит, любящий напускать таинственность, и поделом мне было бы. Но это ведь ты говорила, что мы должны перестать состязаться, кто дальше плюнет, и работать над делом. Я перестану, если перестанешь ты.

– Согласна, – кивнула я.

– Итак? – спросил он.

– Заводи машину и поехали отсюда подальше.

Почему-то мне не хотелось сидеть на почти пустынной дороге в наступившей тьме. Мне хотелось ехать. Иногда движение создает иллюзию, будто ты что-то делаешь.

Эдуард тронул машину с места, развернулся в сухой траве и поехал обратно к хайвею.

– Рассказывай.

– Я тут никогда не была. Но судя по тому, что я ощутила, эта штука всегда здесь – местное пугало.

– А что ты ощутила?

– Нечто мощное. Оно за много миль от нас в сторону Санта-Фе. Нечто, что может быть как-то связано с мертвыми, и это объясняет, почему оно ко мне так сильно воззвало. Мне нужно будет найти хорошего местного экстрасенса, чтобы узнать, всегда ли эта сущность бывает здесь.

– Донна кое-кого из экстрасенсов знает. Насколько они хороши, мне трудно судить, и не знаю, может ли она это сказать.

– Хотя бы какая-то зацепка для начала. – Я залезла под ремень и обхватила себя руками. – Есть тут местные аниматоры, некроманты – кто-нибудь, кто работает с мертвецами? Если это как-то связано с силой моего типа, то обычный экстрасенс может его не ощутить.

– Я никого не знаю, но я поспрашиваю.

– Отлично.

Мы выехали на хайвей. Ночь была темная, будто небо скрыли густые тучи. Очень желтыми казались лучи фар на фоне тьмы.

– И ты думаешь, это что-оно-там имеет отношение к увечьям? – спросил Эдуард.

– Не знаю.

– Ты чертовски много не знаешь, – буркнул он.

– Так бывает с экстрасенсорной и магической ерундой. Порой она не помогает.

– Никогда раньше я не видел, чтобы ты что-нибудь подобное делала. Ты терпеть не можешь мистической чуши.

– Так-то оно так, но мне приходится мириться с тем, какая я есть, Эдуард. Мистическая чушь – частица меня самой, того, что я есть и от чего мне не убежать. От себя не спрячешься, навсегда по крайней мере. Эдуард, я зарабатываю на жизнь поднятием мертвецов. Не возмущаться же мне, что у меня открылись и другие способности?

– Да нет, – сказал он.

Я глянула на него, но он наблюдал за дорогой, и на его лице ничего нельзя было прочесть.

– Да нет, – повторила я.

– Я тебя позвал на подмогу не только потому, что ты отличный стрелок, но еще и потому, что обо всяких противоестественных штуках ты знаешь больше всех, кто мне известен и кому я доверяю. Ты терпеть не можешь экстрасенсов и медиумов, потому что ты сама такая, но тебе приходится иметь дело с реальностью, и это тебя от них от всех отличает.

– Здесь ты ошибаешься, Эдуард. Я сегодня видела в той комнате парящую душу. Она была реальна, так же реальна, как ствол у тебя в кобуре. Экстрасенсы, ведьмы, медиумы – все они действуют в реальности. Это просто не та реальность, с которой тебе приходится сталкиваться, Эдуард, но все равно реальность. И она очень, очень реальна.

На это он ничего не ответил, и в машине воцарилось молчание, которое меня устраивало, потому что я страшно устала. Я уже знала, что парапсихические штучки иногда меня изматывают куда быстрее физической работы. Ежедневно я пробегаю четыре мили, таскаю штангу, беру уроки кенпо и дзюдо и никогда от этого так не уставала, как только что в поле, когда я открылась той сущности. Я никогда не сплю в машине, потому что опасаюсь, как бы водитель не попал в аварию, где я погибну. Что бы я ни говорила, но это настоящая причина, почему я всегда бодрствую в машинах. Моя мать погибла в автокатастрофе, и с тех пор я не доверяю автомобилям.

Я сползла вниз по сиденью, пытаясь устроить голову поудобнее. Вдруг навалилась усталость, такая, что глаза стало жечь. Я их закрыла, просто чтобы они отдохнули, и сон затянул меня, как чья-то рука. Можно было сопротивляться, но я не стала. Мне надо было отдохнуть, и прямо сейчас, иначе в ближайшее время я ни черта стоить не буду. И когда я дала себе расслабиться, мелькнула последняя мысль: я доверяю Эдуарду. Это так. И я заснула, свернувшись на сиденье, и проснулась, только когда машина остановилась.

– Приехали, – сказал Эдуард.

Я села ровно. Тело затекло, но отдохнуло.

– Куда?

– К дому Теда.

Я выпрямилась. Дом Теда? Дом Эдуарда. Наконец-то я увижу, где живет Эдуард. Сейчас я войду в его жилище и чуть-чуть приоткрою над ним завесу таинственности. Если меня не убьют, то выведать секреты Эдуарда – уже было бы оправданием моей поездки. Если меня убьют, я буду ему являться и посмотрю, смогу ли в конце концов заставить его видеть призраки.

Дом был саманный и то ли выглядел старинным, то ли и вправду он такой, я в этом не очень-то смыслю, но дом оставлял впечатление старого. Мы выгрузили из «хаммера» мой багаж, а я все не сводила глаз с дома. Дом Эдуарда – никогда бы не подумала, что увижу, где он живет. Эдуард был как Бэтмен – влетал в город, спасал твою шкуру и улетал, а приглашения в Пещеру Бэтмена никто и не ожидает. И вот я у входа в эту пещеру. Класс!

Дом оказался не таким, каким мне представлялся. Я думала, что это современный кондоминиум в большом городе – может, в Лос-Анджелесе. Вросший в землю скромный глинобитный дом – это совсем не то, что я бы могла вообразить. Да, конечно, это его легенда прикрытия, Тедовость, так сказать, но ведь здесь живет Эдуард, и должны быть еще какие-то причины, кроме той, что Теду бы здесь понравилось. Я все больше убеждалась, что совсем не знаю Эдуарда.

У входной двери включился свет, и мне пришлось отвернуться, защищая свое ночное зрение. Я как раз пялилась на этот фонарь, когда он ожил. Мелькнули две мысли. Первая: кто зажег свет? Вторая: дверь синяя. Она была выкрашена сине-фиолетовой краской – сочный, богатый цвет. И еще я заметила ближайшее к двери окно – переплет был выкрашен в тот же яркий цвет.

Я уже видела этот цвет в аэропорту, хотя цвета там были разнообразнее и с примесью оттенка фуксии.

– Чего это дверь и окно синие? – спросила я.

– Может, мне так нравится, – ответил он.

– Я тут успела увидеть много домов с синими и бирюзовыми дверями. К чему бы это?

– Ты очень наблюдательна.

– Есть такой недостаток. А теперь объясни.

– Здесь считают, что ведьма не может войти в дверь, покрашенную синим или зеленым.

Я вытаращила глаза:

– И ты в это веришь?

– По-моему, большинство из тех, кто красит двери, в это сейчас не верят, но таков местный стиль. Рискну предположить, что сейчас мало кто помнит, откуда эта легенда возникла.

– Или, скажем, выставляют тыкву-череп на Хэллоуин, чтобы отпугнуть гоблинов, – сказала я.

– Верно.

– Раз уж я так наблюдательна, еще один вопрос: кто включил свет на крыльце?

– Или Бернардо, или Олаф.

– Твои помощники, – уточнила я.

– Да.

– Как мне невтерпеж с ними встретиться.

– Ради духа сотрудничества и прекращения сюрпризов сообщаю: Олаф не очень любит женщин.

– То есть он гей?

– Нет, и в ответ на подобное предположение он наверняка полезет в драку, так что не надо, пожалуйста. Если бы я знал, что позову тебя, то его бы вообще не пригласил. Вы двое в одном доме и работающие над одним делом, это будет… катастрофа это будет.

– Сурово, – сказала я. – Ты думаешь, мы не сможем сыграться?

– Я это почти гарантирую.

Дверь открылась, и наш разговор резко прервался. Я подумала, не это ли ужасный Олаф. Человек в дверях не походил ни на какого Олафа, но откуда мне знать, как Олафу положено выглядеть?

• Предыдущая
• 29/142
• Следующая