Королева Кастильская - Холт Виктория - Страница 38

• Предыдущая
• 38/62
• Следующая

Торквемада вспоминал их ранние ссоры.

Не далее, как четыре года назад он получил от Папы письмо и до сих пор отчетливо помнил каждое написанное в нем слово.

Александр понял, что хранит в памяти и лелеет «чувство глубокого расположения к Торквемаде за его неустанный труд по приумножению прославления веры». Однако Александр озабочен, поскольку обсуждал и рассматривал в Риме многочисленные задачи, возложенные Торквемадой на себя лично. И, не забывая о весьма преклонном возрасте Торквемады, он не может позволить ему излишне перетруждаться. Так что он, Александр, отнюдь не в силу любви к Торквемаде собирался назначить четырех помощников, должных помогать ему в огромной и сложной работе по становлению и укреплению инквизиции во всей Испании.

Это не могло не нанести сильнейший удар по мощи Торквемады. Новые инквизиторы, назначенные Папой, делили с ним власть, и титул Великого инквизитора терял свое значение.

Вне всяких сомнений, Александр VI в Ватикане был врагом Торквемады из монастыря Авилы. Конечно, могло статься так: Папа решил, что Великий инквизитор обладает слишком большой властью. Однако Торквемада догадывался, что вражда между ними возникла вследствие их разногласий – из-за желания человека с огромными плотскими запросами, которые тот даже не старался побороть, очернить и оклеветать другого человека, максимально воздерживающегося от всего мирского.

И вот теперь, когда Торквемада был близок к смерти, Александр VI наносит ему еще одно оскорбление.

На площади перед собором святого Петра, где Папа обычно устраивал аутодафе, собрались многие из тех евреев, которых изгнали из Испании. Если бы Папа пожелал выказать Торквемаде хоть немного уважения, он послал бы этих евреев на костры или подверг какому-нибудь иному суровому наказанию.

Но Александр издевался над монахом из Авилы. Иногда Торквемада думал, а не смеется ли он над самою церковью, которую так умело использует к своей выгоде.

Александр приказал провести на площади службу, и сто восемь последователей иудаизма и беженцев от гнева Торквемады были отпущены. Без каких бы то ни было наказаний. На них не надели санбенито. Их не заключили в тюрьму. У них не конфисковывали имущество!

Александр отпустил их всех до единого, словно благочестивых и добропорядочных граждан Рима.

Когда Торквемада представил себе это, он крепко сжал кулаки. Это уже было прямым оскорблением, и не только ему, но испанской инквизиции; и он был уверен, что Папа все понимал, и именно это и явилось главной причиной подобных действий с его стороны.

«И вот я лежу здесь, – размышлял старик. – Мне семьдесят восемь лет, мое тело все искалечено и неспособно воспротивиться подобному бесчинству!»

Сердце его бешено забилось, сотрясая изможденное тело. Стены кельи, казалось, смыкались вокруг него.

– Мой жизненный путь завершен, – прошептал он и послал за помощником настоятеля.

– Чувствую, конец мой близок, – обратился к нему Торквемада. – Нет, не надо смотреть на меня так взволнованно. Я прожил долгую жизнь, в течение которой достойно служил Господу. Я не желаю, чтобы меня хоронили с почестями. Положите меня на общем кладбище среди братьев моего монастыря. Там я буду счастлив.

Помощник настоятеля быстро проговорил:

– Вы стары годами, монсеньор, но духом крепки. У вас еще много лет жизни впереди.

– Оставь меня, – приказал Торквемада. – Я должен примириться с Господом.

Он махнул рукой, чтобы тот ушел, но на самом деле он не думал, что ему следует примириться с Господом. Он верил, что на небесах для него найдется место, как и на земле.

Он тихо лежал на жестком тюфяке, и силы медленно уходили из него.

Он постоянно размышлял о прошлой жизни, и о тех днях, когда его состояние стало ухудшаться все больше и больше.

По монастырю давно ходили слухи, что Торквемада при смерти.

Шестнадцатого сентября, спустя месяц после кончины королевы Португалии, Торквемада открыл глаза и уже не понимал, где он находится.

Ему грезилось, что он поднимается на небеса, где звучит музыка… которая складывалась из отчаянных воплей еретиков, когда огненные языки охватывали их тела, и из бормотания изгнанников, с трудом бредущих неведомо куда из земли, которая веками была их домом. Они шли навстречу новым ужасам и не чувствовали ничего, кроме страха.

– Все во имя твое… – прошептал Торквемада, и так как он уже устал владеть своими чувствами, уверенная и довольная улыбка едва тронула его губы.

Чуть позже к нему заглянул помощник настоятеля и понял, что настало время последнего обряда.

Изабелла сама встала с постели: надо исполнять свой долг.

Маленького принца Михаила необходимо показать горожанам, и, кроме того, кортесы должны признать его наследником трона. Так что начались церемонии.

Жители Сарагосы, которые отказывались признавать его мать, собрались теперь, чтобы приветствовать маленького Михаила как своего будущего короля.

Фердинанд и Изабелла поклялись, что будут его верными опекунами и что прежде, чем ему дозволят получить какие-либо права в качестве суверена, он поклянется уважать те свободы, которых придерживался гордый народ Арагона.

– Долгих лет жизни законному наследнику и преемнику короны Арагона! – объявили кортесы Сарагосы.

Эта церемония повторилась не только по всему Арагону и Кастилии, но и в Португалии, ибо этот хрупкий ребенок, если он взойдет на трон, объединит три страны.

Изабелла прощалась с грустным Эммануилом.

– Оставьте дитя со мной, – попросила она. – Вы знаете, как глубоко я скорблю о моей дочери. Я вырастила многих детей. Отдайте мне малыша, который станет нашим наследником – он поможет мне утешиться.

Эммануил был потрясен от жалости к своей стоической теще. И знал, что осталось не так уж много времени, прежде чем у нее отнимут остальных дочерей. Кроме того, испанское наследие будет для маленького Михаила более важным, чем то, которое достанется ему от отца.

– Возьмите ребенка, – согласился он. – Растите его, как подсказывает вам сердце. Я верю, что он никогда не доставит вам беспокойств.

Изабелла прижала к себе малыша и, ощутив его хрупкое тельце на своей груди, почувствовала прилив такой радости, какую могла ей дать только ее собственная любимая семья.

Воистину, Господь забирает, но он и воздает.

– Я отвезу его в мой город – Гранаду, – промолвила она. – Там за ним будет самый тщательный уход и забота, какую только может получить ребенок. Спасибо вам, Эммануил.

Фердинанд был несказанно рад тому, что Эммануил оставил сына у них – они смогут наблюдать за воспитанием Михаила.

Изабелла нежно целовала ребенка, а Фердинанд подошел и остановился рядом с ней.

«Если бы только я могла быть такой, как он, – думала Изабелла, – и не видеть в смерти нашей Изабеллы большой трагедии, потому что ее ребенок жив».

– Эммануилу будет нужна новая жена, – сказал Фердинанд.

– До этого далеко. Он очень любил нашу Изабеллу.

– У королей мало времени на траур, – произнес Фердинанд. – Он ничего не говорил тебе по этому поводу?

– Обзавестись новой женой! Он этого не сделает. Я уверена, что подобная мысль ему даже не приходила в голову.

– Тем не менее подобная мысль пришла в голову мне, – возразил Фердинанд. – Королю нужна жена. Ты что, забыла, что у нас есть дочь, о которой пока еще речь не шла?

Изабелла испуганно посмотрела на него.

– Почему бы нашей Марии не стать королевой Португалии? – настойчиво вопрошал Фердинанд. – Таким образом мы возвратим себе обратно то, что утратили со смертью Изабеллы.

– Прощайте! – проговорила Маргарита. – Мне горько покидать вас, но я знаю, что должна уехать.

Катарина заключила невестку в объятия.

– Как мне хочется, чтобы ты осталась с нами!

– И как долго? – спросила Маргарита. – Мой отец будет договариваться о новом браке для меня. Поэтому мне лучше уехать.

– Ты была здесь не слишком счастлива, – тихо проговорила Катарина.

• Предыдущая
• 38/62
• Следующая