Прикосновение полуночи - Гамильтон Лорел Кей - Страница 24

• Предыдущая
• 24/90
• Следующая

– Она превратилась в богарта! – крикнул Гален сквозь лязг металла.

Я внимательней вгляделась в лицо Мэгги. У всех брауни лица напоминают череп, потому что у них нет носа, только ноздри. Но если на лице у брауни появляется дьявольская ухмылка, будто череп оскалился, – то перед вами создание зла, богарт. Брауни способны за день сжать поле пшеницы или за ночь выстроить амбар. А что будет, если такая сила обратится на разрушение, безумное разрушение? В заброшенных уголках Шотландии до сих пор рассказывают о лэрде, который изнасиловал и убил крестьянскую девушку. Он не знал, что ее семья находится под опекой брауни. Сам лэрд и все, чем он владел, были разорваны на мелкие кусочки.

Мэгги-Мэй еще не совсем превратилась в богарта, но явно была на пути к этому.

– Нет, – подтвердил мое наблюдение Дойл, – еще нет, но нам необходимо отвлечь ее, пока в дело не пошли ножи.

– А жаль… – задумчиво сказал Рис. Я подумала то же самое, но истинные богарты становятся слуа, духами злого Воинства, и перестают принадлежать к собственно Неблагому Двору. Мэгги-Мэй заслуживала лучшей доли, как бы я ни относилась к Онилвину.

Рис громко крикнул:

– Мэгги-Мэй, это Рис! Ты за мной посылала, помнишь?

Ложки взвились в воздух и полетели на помощь ковшам. Остались только здоровенные железные вилки, которыми можно было бы ухватить целый бычий бок, и ножи. Мы могли опоздать.

Я выкрикнула единственное, что пришло мне в голову. Может, это и приведет ее в чувство:

– Тетушка Мэгги, что тебя так рассердило?

Горшки начали замедляться и оседать, как тяжелые снежные хлопья под мягким ветерком. Ветерок, на редкость разумный, выстроил их ровными рядами на громоздком деревянном столе.

– Чево ты га-аваришь? – спросила она с подозрением.

– Я спрашиваю, тетушка Мэгги, что тебя расстроило?

Она нахмурилась.

– Я тебе не тетушка Мэгги, де-евица.

– Ты сестра моей прабабушки по материнской линии. А значит, я твоя внучатая племянница.

Вид у нее был по-прежнему недовольный, но она медленно кивнула и сказала:

– Йе, это правда. Да только ты – принцесса сидхе, какая б там кровь у тебя в жилах ни бежала. Сидхе нас за родичей не держа-ат.

– Почему? – спросила я удивленно.

Она потерла безносое личико заросшими шерстью пальцами и нахмурилась еще больше.

– Принцесса Мередит, тебе нужно думать головой, с кем говоришь и кто тебя слышит. – Она многозначительно посмотрела на Онилвина, с трудом поднимающегося на ноги. По его бледной коже текла кровь.

– Да, он приспешник Кела. Но Кел знает мою родословную.

– О крови в своих жилах сидхе знают только то, что хотят знать. – По мере того как она успокаивалась, акцент пропадал. Произношение как у жителя Среднего Запада, интонации как у телевизионного диктора. Она специально работала над голосом, чтобы общаться по телефону с другими любителями фейри-терьеров в Америке и по всему миру. Новую породу терьеров, официально признанную Всеамериканской кинологической ассоциацией, вряд ли выведешь, если никто не может понять, что ты говоришь.

– Если я отрекусь от родства, я не перестану быть той, кто я есть, – сказала я. – Это мне не прибавит ни дюйма роста и ни капельки красоты.

– А хоть и так, – согласилась Мэгги, разглаживая ладошками совершенно бесформенное платье. – Но не кровь брауни приведет тебя на трон.

Я потянулась к большой чугунной сковороде, приземлившейся на стол. И взялась рукой за ее холодную металлическую ручку. Для меня это был всего лишь инертный металл. Я подняла тяжеленную сковороду, перехватив ручку подальше для баланса.

– Зато кровь брауни позволяет мне проделывать такие фокусы.

Она прищурилась:

– Йе, или человеческая.

– Или человеческая, – согласилась я.

Онилвин покачнулся и снова повалился на колени. Был бы он человеком, наверное, не выжил бы.

– С чего это ты и твои собаки на него напустились? – спросила я.

Двое терьеров уже терлись у ее ног, но толстяк все еще рычал на Онилвина. Тут я увидела, что собака вовсе не толстая, а беременная. Сука на сносях, с таким тяжеленным животом, что на зов Мэгги она пошла, переваливаясь с боку на бок.

– Дульчи подошла понюхать его ногу, – объяснила Мэгги. – Она немножко порычала на него. Она бы не укусила, ни за что. – Ее узкие сильные ладошки сжались в кулаки. Ей приходилось сдерживать себя усилием воли. – Он пнул ее, а у нее в животе полно щенков. Он пнул мою собаку!

Мое самое первое воспоминание – как я сижу в небольшом темном буфете в куче пищащих щенков. Один щенок такой большой, что не умещается у меня на коленях. Огромная собака сидит перед тонкой полоской света, пробивающейся через занавеску, что закрывает вход в наше убежище. Я до сих пор помню как наяву шелковистую шерсть щенков фейри-терьеров и большую собаку на страже. Мой отец как-то рассказал мне о случае, которого полуторагодовалая я не запомнила. Тогда моего отца отозвали куда-то вместе с Баринтусом, и он оставил меня под присмотром Мэгги-Мэй. Неожиданно в кухню зашел стольник королевы – проверить какие-то блюда для вечернего пира. Если бы королева узнала, что отец спрятал меня в кухне, кухня перестала бы служить мне убежищем.

Я тогда сидела в буфете со щенками и их матерью, как делала частенько. Я была с ними очень ласкова и осторожна даже в том возрасте, как говорила мне Мэгги. Когда вошел стольник, она только задернула занавеску, спрятав и меня, и щенков. Стольник не поверил, что там лишь щенки, попытался взглянуть – и сука цапнула его за руку. Она охраняла своих детей и меня.

Вплоть до сего дня запах и ощущение теплой шкурки терьеров дарят мне чувство покоя. Не знаю, что бы я сделала или что сказала бы Онилвину о его поведении, потому что он решил за меня.

Рис и Гален заорали хором:

– Нет!

Онилвин взмахнул рукой и призвал свою магию, направив ее в Мэгги-Мэй. Дойл и еще кто-то бросились к нему, но ближе всех к Онилвину была я.

Я ничего не успела подумать – просто среагировала. Моя ладонь все еще лежала на ручке сковороды, и я ударила его прямо в лицо со всей силой, на какую была способна. Силы у меня меньше, чем у чистокровных сидхе или даже у брауни, но я могу пробить дыру в дверце машины и при этом не пораниться. Я как-то это проделала, чтобы впечатлить одного несостоявшегося грабителя.

Из-под сковородки во все стороны брызнула алая кровь. Онилвин свалился на бок, тонко взвыв. Нос у него стал похож на раздавленный помидор, а что еще я ему повредила, не было видно – кровь залила все.

Кухню заполнила гулкая тишина. Кажется, я удивила всех, себя в том числе.

Рис покачал головой, присев над поверженным стражем:

– Похоже, он тебе и впрямь не понравился.

– Да, – твердо заявила я и поняла, что даже мысль, что Онилвин до меня дотронется, вызывала тошноту. Он был одним из главных моих мучителей во времена моего детства. Я все еще достаточно ненавидела Кела и его прихлебателей, чтобы при виде изуродованного лица Онилвина чувствовать исключительно удовлетворение. Даже жаль, что у него все заживет.

Маленькая сука, которую он пнул, подбежала к нему, рыча. Она нюхнула его кровь и громко чихнула, как от противного запаха. Потом повернулась к Онилвину задом и поскребла пол лапами, обдав стража душем из крови, – вызывающий жест, жест доминанта. Потом она вернулась к своей хозяйке, и все три терьера сели рядком у ног Мэгги – три улыбающиеся морды, три крутящихся хвоста. Мэгги-Мэй улыбнулась мне, обнажив крупные желтые зубы.

– Ох, а-ах… Ты точно нам родня.

Я кивнула и протянула ей окровавленную сковородку.

– Ага, родня. – Я ей улыбнулась, и она зашлась в смехе. Потом неожиданно обвила меня руками, крепко сжала. Я удивилась сперва, но почти тут же обняла ее так же сильно. Наконец есть кто-то, кто обнимает меня без всякого расчета. Просто так. Без причины – просто потому, что это приятно. В последнее время мне явно недоставало таких объятий.

Неожиданно послышался высокий, тонкий звон. Мы все огляделись, но определить источник звука не смогли. Звон раздался еще раз. Словно металлической палочкой ударили по хрустальному бокалу, и он зазвенел тем высоким, напоминающим серебряный колокольчик звоном, который издает только лучший хрусталь.

• Предыдущая
• 24/90
• Следующая