Блин и клад Наполеона - Некрасов Евгений Львович - Страница 13
- Предыдущая
- 13/41
- Следующая
– И то верно, – согласился Дудаков и щелкнул кнопкой диктофона. – Соловья баснями не кормят!
Митек проводил «соловья» в уборную, поставил самовар и понес на стол посуду. Ирка нагрузила ему целый поднос. Было страшно споткнуться и кокнуть все разом.
Когда он вернулся в Оружейный зал, папа сидел рядом с Виталием Романовичем. Вид у него был неважный: лицо серое, глаза блеклые, и даже очки на носу сидели криво.
– Болит? – посочувствовал Блинков-младший.
– Да не особенно. Плохо, что много крови ушло. Мне же сегодня рану чистили.
– Надо тебе отлежаться, Олег, – заметил Виталий Романович.
Видимо, этот разговор он заводил не в первый раз, потому что папа только упрямо мотнул головой и сказал Блинкову-младшему:
– Вот что, единственный сын. У Виталия Романовича большие неприятности. Хотели мы отправить вас с Ирой домой, а мама опять уехала в командировку. Иван Сергеевич сейчас работает здесь поблизости, в Можайске. Это Иринин отец, – объяснил он Виталию Романовичу, – командует группой физической защиты в налоговой полиции… Сколько езды сюда от Можайска?
– Смотря какая погода, какая дорога и какая машина, – рассудительно ответил боровковский Леонардо. – Если как сейчас, то на «Уазике» я бы доехал за полчаса, а на обычной легковушке можно и засесть. У нас редко убирают снег.
– У Ивана «Нива», пробьется по снегу. Лучше бы ему не мотаться к ребятам в Москву, а ночевать в Можайске, тогда в крайнем случае можно будет его вызвать. – Папа обернулся к Блинкову-младшему. – И выходит, что и оставлять вас здесь нельзя, и сдать в Москве некому.
– Вот и уезжал бы с ними, – сказал Виталий Романович.
– Нет, – отказался папа. – Нет, и все. Если бы я получил вашу телеграмму, то еще подумал бы, ехать сюда или нет. Но я уже здесь, я все знаю! А вы мне предлагаете спрятаться за детей и за свою болячку. Никогда я так не поступал и не собираюсь. Что обо мне сын подумает?
– Что ты хороший отец, – подсказал Виталий Романович, глядя на Блинкова-младшего.
Митек отвернулся. Может, хорошие отцы и бегают от опасностей. Тогда его папа плохой. Но ему такой нравится.
– Это кто хороший отец? – спросил, входя, Дудаков. Диктофон у него был наготове.
– Да мы тут Митьку немножко повоспитывали. А вообще говорили про Ник-Ника, – папа уводил разговор в сторону, и Блинков-младший понял, что он тоже не очень-то доверяет Дудакову.
– Ах, темнило Ник-Ник! – подхватил Виталий Романович. – Вот, значит, где он эту пушку нашел!
– Где? – поинтересовался Дудаков.
– А откуда, по-твоему, взялась яма, в которую Олег свалился?! Тут и думать нечего: Ник-Ник в этом месте выкопал пушку.
Вошла Ирка и с каменным лицом поставила на стол самовар. Обиделась, что разговор идет без нее.
– А ушки на макушке, – понял Виталий Романович. – Не прислушивайся, я и так скажу. Есть у меня товарищ, Николай Никифорович, сокращенно Ник-Ник. Неделю назад он раскопал французскую пушку. Приходил ко мне, показывал фотографии, а потом исчез! Дома его нет, соседи ничего не знают, и я, честно говоря, уже не надеюсь, что он жив. Не представляю, что могло случиться, но морозы сейчас такие, что замерзнуть недолго… Ходил я в милицию, а там говорят: «Мало ли, куда человек уехал. Он же не обязан вас предупреждать. Кто вы ему? Не родственник и даже не сосед». Словом, не знаю, что делать, и за свою жизнь боюсь. Я единственный, кого интересует судьба Ник-Ника, а исчезну – будет тишь да гладь. Кому-то, видно, этого хочется.
– Почему вы так думаете?! – насторожился Дудаков. Его рука с диктофоном дрожала.
– У меня за последние три дня отказали тормоза в машине – раз, – стал перечислять Виталий Романович. – Обнаружилась утечка газа – два. Хорошо, Душман меня поднял с постели, а то бы я или отравился, или взлетел на воздух. А вчера вечером кто-то кидал через забор мясо – три. Душман, конечно, есть не стал – не так воспитан. А соседский кот сдох!
Блинков-младший прихлебывал чай и слушал. Испорченные тормоза, утечка газа – почти верная смерть. Душман спас хозяина, и его пытались отравить. Да, случайностями это не назовешь. Неужели она такая ценная, эта пушка, что из-за нее погубили одного человека и хотят погубить второго?!
– А дорогая эта пушка? – как будто специально для Митьки спросил Дудаков.
– Не знаю, не продавал, – сухо сказал Виталий Романович. – Самое обидное, что пушку-то, скорее всего, украли не из-за ее исторической ценности, а просто как бронзовую болванку, продать и переплавить на дверные ручки!
Ну вот, ответ получен. Момент был неподходящий для улыбок, и Блинков-младший нагнулся к столу, чтобы никто не увидел, как у него сами собой расползаются губы. Бронзовая болванка – хороший куш для пьяницы, только зачем ему человека похищать? А братва, способная похитить человека, не замарает белых ручек о металлолом. Не сходится… А ЕСЛИ НИК-НИК И НЕ ДУМАЛ ИСЧЕЗАТЬ? Яма-то не одна! Пускай та яма, в которую провалился папа, осталась от пушки. Тогда КТО ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ КОПАЛ ВТОРУЮ?!
– Виталий Романович, а у Ник-Ника нет оранжевой каски? – с замиранием сердца спросил Блинков-младший.
Боровковский Леонардо внимательно посмотрел на него, вскочил со стула и быстро вышел. Все молчали. Дудаков с громким щелчком выключил диктофон, чтобы не тратить пленку.
– Какая еще каска? – спросила Ирка.
Блинков-младший никому не говорил ни про то, что болотные копатели были в касках, ни про вторую яму. Просто к слову не пришлось. Вчера ночью никого не интересовало, чем они занимались и что у них было на головах. Ушли – и хорошо.
Не успел он ответить Ирке, как Виталий Романович вернулся с фотокарточкой и строительной каской, очень похожей на те, которые были на болотных копателях.
– Она, – подтвердил Блинков-младший. – И еще у них были налобные фонарики.
– Фонарики! Конечно, фонарики! Есть у нас фонарики! – Виталий Романович забегал по комнате. – Ну, Коля, ну, конспиратор! Где ты его видел?!
– Он яму копал. Шагах в ста от нашей.
– А зачем из дома-то уходить?! Нет-нет, чепуха! Это не он! Ты лицо не разглядел?! – Виталий Романович шлепнул на стол фотокарточку. – Он копал? Он?!
Боровковский Леонардо покраснел и вспотел. Блинков-младший редко видел, чтобы взрослый так волновался. Понятно: речь шла о жизни человека! Или о каком-то оскорбительном обмане – если Ник-Ник был одним из болотных копателей… На фотографии он сидел верхом на своей пушке, еще не очищенной от налипшей мерзлой земли, седой, улыбающийся, перепачканный, и двумя пальцами держал у груди что-то блестящее (похоже, нашел это рядом с пушкой).
– Не разглядел, – с сожалением ответил Блинков-младший. – Фонарик же на лбу, а лицо в тени, под козырьком. А потом они вообще фонарики выключили… Виталий Романович, а что это у него за штука?
Боровковский Леонардо поднес фотографию к очкам, потом, наоборот, очки к фотографии. Митек заглянул сбоку – очки сильно приближали, он различал ногти на пальцах Ник-Ника. Но блестящая штука пустила зайчик в объектив фотоаппарата и выглядела белым пятном.
– Монета, судя по размерам, – решил Виталий Романович.
– Клад?! – вскинулся Дудаков. Митьке показалось, что он задергал ушами, как Душман.
– Да нет, про клад Ник-Ник сказал бы, а он все пушкой хвастался: «Находка века!». В раскопах часто попадаются одиночные монеты, пуговицы, пряжки – миноискатель их не пропускает.
Блинков-младший рассматривал фотографию. Пейзаж вокруг Ник-Ника был знакомый: заснеженные камыши. Краешком виднелась перевернутая каска – снял, чтобы сфотографироваться.
– Виталий Романович, а зачем вам каски?
– Скажем, меня трижды засыпало в раскопе, а уж головой бился – без счета. Когда и сам себя стукнешь по лбу черенком лопаты. Раскоп же роется узенький, еле-еле протиснуться. Если находка ценная, тогда разрываешь все вокруг. А чаще всего докопаешься до какого-нибудь ржавого корыта и пойдешь дальше.
– Техника безопасности, – вставил Дудаков. И тут Митьку осенило:
- Предыдущая
- 13/41
- Следующая
