Запретный плод - Гамильтон Лорел Кей - Страница 23

• Предыдущая
• 23/65
• Следующая

То, что было редким талантом, неотвязным проклятием и религиозным опытом – вызов мертвецов из могил, – он превратил в прибыльный бизнес. У нас, аниматоров, был талант, но это Берт знал, как заставить его приносить прибыль. С этим трудно было спорить, но сегодня я собиралась попытаться.

Обои в приемной были бледно-бледно-зеленые с восточным орнаментом зеленого и коричневого. Ковер толстый и зеленый – слишком бледный, чтобы быть травой, но он очень старался. Повсюду комнатные растения.

Справа от двери Ficus benjium, изящный, как ива, с кожистыми зелеными листиками. Он почти обвивался вокруг стоящего перед ним кресла. Другое дерево в дальнем углу, высокое и прямое, с жесткими острыми верхушками пальмовых листьев – Dracaena marginita. По крайней мере, так было написано на привязанных к тощим стволам железках. Оба дерева заметали потолок. Десятки растений поменьше торчали в каждом свободном уголке зеленой комнаты.

Берт думает, что пастельная зелень успокаивает, а растения придают домашний уют. Как по мне, получился несчастный ублюдок от случайной связи между моргом и цветочным магазином.

Мэри, нашей секретарше, за пятьдесят. Насколько за – это никого, кроме нее, не касается. Волосы у нее короткие и на ветру не шевелятся. За этим следит толстый панцирь лака для волос. Об естественности своего вида Мэри не заботится. У нее два взрослых сына и четверо внуков. Когда я вошла, она мне выдала лучшую из своих профессиональных улыбок:

– Чем я могу быть вам... а, это ты, Анита. Я думала, тебе сегодня к пяти.

– Так и есть, но мне надо поговорить с Бертом и кое-что взять у себя в комнате.

Она посмотрела на свое расписание приемов – то есть наше расписание приемов.

– Знаешь, сейчас в твоем кабинете сидит Джеймисон с клиентом.

У нас всего три кабинета. Один принадлежит Берту, а остальными мы пользуемся по очереди. Почти вся наша работа происходит в поле – точнее, на кладбище, – так что на самом деле нам редко бывают нужны кабинеты одновременно. Получалось, как тайм-шер в кондоминиуме.

– А надолго у него этот клиент?

Мэри посмотрела на свои заметки.

– Это у него мать, у которой сын подумывает уйти в Церковь Вечной Жизни.

– А Джеймисон его отговаривает или уговаривает?

– Анита! – возмутилась Мэри, но вопрос мой был не праздный. Церковь Вечной Жизни была церковью вампиров. Первая в истории церковь, которая обещала вечную жизнь и могла представить доказательства. Без ожидания. Без таинств.

Вечность на блюдечке. Сейчас мало кто верит в бессмертие души. Не слишком модно сейчас думать про Небо и Ад и про то, хороший ли ты человек. Так что Церковь завоевывает последователей по всему городу. Если ты не веришь, что погубишь свою душу, от чего еще ты отказываешься? Дневной свет? Еда? Не так-то много.

А вот меня дело насчет души волновало. Моя бессмертная душа не продается, даже за вечность. Понимаете, я-то знала, что вампир может умереть. Я это на опыте проверяла. Кажется, никто не любопытствовал, куда идет душа вампира, когда он умирает. Можно ли быть хорошим вампиром и после смерти попасть на Небо? Как-то мне в это не верилось.

– А у Берта тоже клиент?

Она еще раз заглянула в блокнот.

– Нет, он свободен.

И Мэри подняла голову и улыбнулась, будто обрадовалась, что смогла мне помочь. Наверное, в самом деле обрадовалась.

Чистая правда, что Берт взял себе самый маленький из кабинетов. Стены мягкой пастельной голубизны, ковер цвета на два темнее. Берт считает, что это расслабляет клиентов. По-моему, это как стоять посреди голубого ледяного куба.

Берт в свой маленький голубой кабинет не вписывается. Во-первых, ничего маленького в Берте нет. Шесть футов четыре дюйма, широкие плечи, фигура студента-спортсмена, чуть оплывшая посередине. Светлые волосы коротко подстрижены выше ушей. Загар гребца подчеркивает бледный цвет глаз и белизну волос. Глаза у него почти бесцветно-серые, как немытые оконные стекла. Чтобы они заблестели, нужно очень постараться, но сейчас они блестели. Берт просто сиял в мою сторону. Дурной знак.

– Анита, какой приятный сюрприз! Садись. – Он махнул в мою сторону большим конвертом. – Нам сегодня прислали чек.

– Чек? – переспросила я. – За расследование убийств вампиров.

Я совсем забыла, что где-то вначале за это были обещаны деньги. И смешно было, и противно, что Николаос гораздо проще могла бы добиться всего этого деньгами. Судя по роже Берта, кучей денег.

– Сколько?

– Десять тысяч долларов.

Берт медленно произнес каждое слово, растягивая фразу.

– Мало.

Он рассмеялся:

– Анита, нельзя быть жадной в твоем возрасте. Оставь эту работу мне.

– За жизнь Кэтрин или мою этого мало.

Его усмешка слегка увяла. Глаза его стали недоверчивы, будто я вот-вот ему скажу, что пасхальных зайчиков не бывает. Я почти слышала его мысли, не придется ли возвращать чек.

– Что ты хочешь этим сказать, Анита?

Я ему рассказала с небольшими купюрами. Без “Цирка Проклятых”, без голубых огней, без первой метки вампира.

Когда я дошла до того, как Обри вбил меня в стену, он сказал:

– Ты меня разыгрываешь.

– Показать синяки?

Я закончила рассказ, глядя в его серьезную квадратную рожу. Большие руки с тупыми пальцами лежали, переплетенные, на столе. Чек лежал рядом на аккуратной стопке конвертов. Он смотрел внимательно, сочувственно. А сочувствие ему никогда особенно не удавалось изобразить. Я почти слышала, как щелкают у него внутри колесики калькулятора. – Да не волнуйся ты, Берт, можешь обналичивать чек.

– Послушай, Анита, я же не...

– Не трать слов.

– Честно, Анита, я никогда не стал бы тебя нарочно подставлять.

Я рассмеялась:

– Врешь.

– Анита! – Он глядел взволнованными глазками, прижав одну руку к груди. Мистер Искренность.

– Я на это не куплюсь, побереги для клиентов. Я тебя слишком хорошо знаю.

Он улыбнулся, и это была его природная улыбка. Истинный Берт Вон, прошу любить и жаловать. Глаза его блестели, но не теплотой, а скорее удовольствием. В этой улыбке какое-то оценивающее, оскорбительное знание. Будто он что-то про тебя знал мерзкое, что ты когда-то сделал, и охотно будет хранить молчание – за сходную цену.

Что-то слегка пугающее есть в человеке, который знает про себя, что он нехороший человек, и плюет на это с высокой колокольни. Это против всего, что ценит Америка. Нас всегда, прежде всего, учат быть хорошими, нравиться людям, быть приятными обществу. Лицо, которое все это отбрасывает в сторону, есть белая ворона и человек потенциально опасный.

– Чем тебе может помочь “Аниматор инкорпорейтед”?

– Я уже попросила Ронни кое-что сделать. Чем меньше участников, тем меньше людей в опасности.

– Ты всегда была гуманисткой.

– В отличие от некоторых.

– Я понятия не имел, чего они хотят.

– Да, но ты имел понятие о том, как я люблю.

Он улыбнулся улыбкой, в которой можно было прочесть: “Я знаю твои тайны, знаю самые черные сны”. Таков наш Берт, дружелюбный шантажист.

Я улыбнулась ему так же дружески:

– Если ты еще раз пошлешь мне клиента-вампира, не поговорив сперва со мной, я уйду.

– И куда?

– Со мной уйдут мои клиенты, Берт. Кто дает интервью по радио? Кто в центре внимания прессы”? Ты сам постарался, чтобы это была я, Берт. Ты считал, что меня легче всего им продать. Самая безобидная на вид, самая привлекательная. Как щенок. Когда люди звонят в “Аниматор инкорпорейтед”, кого они спрашивают, Берт?

Улыбка его пропала, глаза стали зимним льдом.

– Без меня у тебя бы ничего не вышло.

– Вопрос в том, смог бы ты сделать это без меня?

– Смог бы.

– Я тоже.

Несколько долгих мгновений мы играли в гляделки. Никто не хотел отводить глаза первым или первым моргнуть. Берт стал расплываться в улыбке, все так же глядя мне в глаза. И мои губы тоже начала раздвигать улыбка. Мы расхохотались одновременно – и этим кончилось.

• Предыдущая
• 23/65
• Следующая