Берендей - Денисова Ольга - Страница 42

Берендей вдохнул ночной воздух. Он никогда не оборачивался зимой. Но, кроме Михалыча, никого вокруг не было, и он посчитал, что за несколько минут ничего не произойдет. Берендей выпрямился – он любил оборачиваться стоя. Посмотрел вверх и спустился с крыльца: однажды он обернулся на крыльце и пребольно стукнулся головой о балку, поддерживающую крышу. Он не на много прибавлял рост – сантиметров на тридцать-сорок. С Заклятым не сравниться. Но иногда и тридцати сантиметров хватало. Он снова вдохнул, собираясь с духом и... обернулся.

Ночной зимний воздух не был неподвижен. В нос ударили запахи. Скудные зимние краски померкли, но все вокруг заострилось и сделалось выпуклым. Он как будто глянул на мир через одноцветную линзу – зрение обострилось, но потеряло цвет.

И его залил восторг. Как и всегда, когда он становился бером. Чувства его в медвежьем облике были намного сильней – и страх, и радость, и любовь. И мыслям справится с чувствами было намного сложней. Но этому-то он и учился с раннего детства. Этим-то и отличался от Заклятого – сохранять ясность мыслей, когда чувства стараются их заглушить.

Ему непременно захотелось зайти в зимний лес – принюхаться, осмотреться. Лес манил, звал, обещал много интересного и приятного. Он был еще медвежонком – любопытным и игривым. А через минуту пришел голод. Голод грызущий, мучительный, непреодолимый. А вслед за голодом – злоба. Берендей опустился на четыре лапы и осмотрел двор – чего бы съесть? Из-за стены дома доносился храп Михалыча.

Берендей мотнул головой и поднялся на крыльцо. Его дело обнюхать свитер и вернуться домой. Он нагнулся над правым рукавом: пахло бером, и кровью бера. И его собственной кровью. А еще овечьей шерстью, и мылом, и потом. Он тщательно вынюхал рукав сверху донизу. Кровь смешалась, в этом не было никаких сомнений. И при этом в нее вплелся какой-то новый запах, не присущий ни крови Заклятого, ни крови Берендея по отдельности. Ниже локтя и до середины предплечья.

Берендей поднял тяжелую голову и снова глянул в лес. И вернулся в человеческий облик. Ему не понравилось оборачиваться зимой. И голод не оставил его. Он вспомнил, что завтракал сытно, но легко, потому что собирался на охоту. А после этого съел только гранат, очищенный Михалычем.

Он открыл замок и вернулся в кухню. Оберег подождет. Михалыч говорил что-то про пирог с мясом.

Юлька вернулась домой поздно. Она оставляла записку, что уехала к Людмиле готовиться к экзамену, поэтому рано ее никто и не ждал. Ей просто повезло, что Людмила ни разу не позвонила ей на домашний телефон. Верней, повезло ее родителям.

– Юлька, это ты? – спросила мама из комнаты. Она опять сидела за компьютером и рисовала свои дурацкие картинки. Впрочем, нет, не совсем дурацкие. Некоторые Юльке очень нравились. Но, в общем и целом, она считала мамино увлечение напрасной тратой времени.

– Да.

– Иди посмотри, я нарисовала медведя.

– Сейчас, разденусь, – ответила она, стаскивая сапоги.

Она сняла шубку и глянула в зеркало. Губы ее еще горели, хотя прошло почти два часа с того времени, как они расстались с Егором. Но, вроде как, в глаза это не бросалось.

Юлька зашла в комнату к маме.

– Ну, где медведь?

Мама торжественно повернула к ней монитор. Медведь был похож. Можно сказать, как живой.

– Ну, он же совсем не страшный! – разочарованно протянула Юлька.

– Это добрый медведь. Это не тот медведь, который приходил к нам на дачу.

– А знаешь, мне недавно снился добрый медведь, – сказала Юлька.

– Правда? Если девушке сниться медведь, это к появлению у нее жениха.

– Мама. Жених – это не модно.

– Знаю-знаю. Но от слова «бой-френд» меня с души воротит.

– Меня тоже, – согласилась Юлька, – пойдем попьем чаю, я тебе что-то расскажу.

Едва она вышла на свет, мама тут же всплеснула руками:

– А что у тебя с лицом?

– А что? – испугалась Юлька. Неужели так заметно, что она целовалась?

– Посмотри, щека оцарапана, губы обветрились...

– Как оцарапана?

– Очень просто, посмотри! – она толкнула Юльку в ванную, к зеркалу. И точно. И как это Юлька не заметила сразу? Царапина была длинной, скорей даже не царапина а ссадина.

– Ну и? – спросила мама.

– Пойдем на кухню. Я все расскажу, – сдалась Юлька. Сперва она не собиралась рассказывать маме подробностей, но поняла, что соврать все равно не сможет. А поделиться с кем-то ей было просто необходимо.

– Мама, я была у Егора, – начала она, собравшись с духом.

– Ну ты даешь! – мама откинулась на стуле и хлопнула ладонью по столу.

– Мамочка, все же хорошо закончилось!

– А что, могло закончиться плохо? И потом, что по твоему «хорошо»?

– Ты не перебивай меня. Я же сказала, что все расскажу.

– Поехала без приглашения к человеку. К мужчине! Он живет один, что он про тебя должен был подумать? И чем это, по-твоему, должно было закончится? Ты книжек не читаешь и телевизора не смотришь, можно подумать!

– Мамочка, он не такой.

Мама рассмеялась.

– Мне очень понравился Егор, он хороший парень. И я не сомневаюсь, что «он не такой». Но, видишь ли, ребеночек, он нормальный мужчина. Совсем взрослый. Ты ставишь его в неловкое положение, оказываясь с ним наедине.

– Мама, я чуть не замерзла, пока его ждала. Я уснула у него на крыльце. А он... Он меня спас.

Мама вдруг побледнела, как полотно и прикрыла рукой рот.

– Он раздел меня догола, положил перед печкой, и растирал спиртом, пока я не согрелась.

– Юлька! Ты с ума сошла! Как ты... Да ты понимаешь, что ты говоришь? Ты мне это говоришь? Как это ты чуть не замерзла? Ты что, холода не чувствовала? Ты что, не знаешь, что на морозе надо двигаться?

– Я случайно. Я сидела-сидела, и уснула... – прошептала Юлька виновато.

Мамины глаза наполнились слезами.

– Да я теперь... Я... – она заплакала. Юлька никогда не видела, как мама плачет. Ей стало так неловко, и в то же время так грустно. Если бы она умерла, чтобыло бы с мамой? С папой?

Она тоже разрыдалась и кинулась к маме на шею.

– Мамочка! Мамочка, я не хотела! Я честное слово не хотела! Я больше никогда так не сделаю, я тебе обещаю!

Мама всхлипнула и прижала ее к себе.

– Девочка моя, да ты представляешь себе, чтобыло бы с нами? Да я даже подумать боюсь о том, что с тобой может что-нибудь случиться!

– Мамочка, не плачь, пожалуйста! Все же хорошо! Я живая и здоровая! Я даже не простыла.

– Точно? – мама подняла ее подбородок и улыбнулась сквозь слезы.

– Точно, совершенно точно. Смотри, какая я здоровая и веселая!

Мама снова улыбнулась и усадила ее рядом с собой.

– Ну, тогда рассказывай дальше. Значит, бедный мальчик вынужден был тебя растирать спиртом, а ты валялась вся такая расслабленная и томная на кровати перед ним?

– Мама! – Юлька покраснела, – я ничего не помню. Верней, помню, но очень смутно. Что меня куда-то несут, раздевают, потом трут, очень больно, между прочим.

– Так тебе и надо. Надо было еще отшлепать как следует.

– И потом, когда я поняла, что происходит, я сразу его выгнала и велела дать мне одежду.

– Тоже неплохо. Человек жизнь тебе спасает, а ты пришла в себя и выгнала! – мама рассмеялась.

– Ну... – Юлька запнулась, – мне стало стыдно. Но, мама, ты поняла, что он не такой?

– Да поняла, поняла. Я это давно поняла. Просто некрасиво пользоваться его порядочностью, вот и все. Он видит, что ты хорошая, чистая девочка, поэтому ничего плохого без твоего согласия не позволит. Но, скажи мне, как он должен понимать твое поведение? Если бы на его месте был кто-то другой, он бы подумал, что ты хочешь... ну, как бы это правильно сказать...

– Интима? – спросила Юлька, подобрав самое мягкое слово для того, о чем говорила мама.

– Да. Вы сейчас, конечно, к этому свободно относитесь... Но...

– Мамочка, ты сама говорила мне, что этим можно заниматься по любви.

– Да, но... Ты что, Юлька? Уже?