Берендей - Денисова Ольга - Страница 63

У него на глазах выступили слезы. Домой! К горячей ванне, полной белой пены. К уютному креслу перед телевизором. К светлой кухне со свистящим чайником. К мягкой постели с чистым бельем. Домой!

Юлька как будто пришла в себя и вскочила на ноги. И одновременно с ней с места сорвался Михалыч. Он стоял ближе к Егору, но она обогнала его. Поскользнулась и упала, растянувшись во весь рост на дороге. И еле успела подставить руку, когда локоть Егора подогнулся, и он тяжело рухнул головой на дорогу.

Михалыч подбежал вплотную и присел на колени.

– Надо в больницу, – выдохнул он, – срочно. Я отнесу его.

– Нет! – взвизгнула Юлька, – не прикасайтесь к нему! Вы что!

– Да что ты, не боись, я осторожно...

– Нет! – Юлька никак не могла объяснить, что если у Егора что-то сломано, то его нельзя нести в больницу на руках. Его можно до туда просто не донести, – вызывайте «Скорую». Нельзя на руках... надо на носилках.

Подходили люди. Из тех, что стояли на остановке, и те, кто появился позже. Их окружили плотным кольцом. Защелкали крышки и запищали клавиши телефонов. Кто-то сказал в трубку: «Тяжело ранен», и Юльке стало очень страшно от этих слов. Потом были еще слова «медведь поломал», и это прозвучало еще страшней.

А Егор смотрел на нее. Он не потерял сознания, просто не мог шевелиться и говорить. Ее рука лежала у него под спиной, как будто она держала младенца, который не держит голову. И чувствовала, как рукав пропитывается кровью. И изо рта у него тоже вытекала тонкая струйка алой, пенистой крови. Это показалось ей особенно страшным. Потому что он мог захлебнуться этой кровью. Юлька не знала, что с эти делать, как можно помочь. Он почти не дышал. Редко-редко и совсем не глубоко.

– Егорка, – позвал Михалыч, – Егорка...

Егор кивнул веками.

– Ты не умирай, Егорка, слышишь? Щас доктор приедет. Ты только не умирай, хорошо?

Егор снова шевельнул веками, и угол его губы пополз в сторону, как будто он хотел усмехнуться.

– Егор, пожалуйста... – прошептала Юлька и свободной рукой взялась за его пальцы. И почувствовала дрожь. Он легко, почти незаметно надавил ей на запястье.

– Я умру, если ты умрешь, слышишь? – шепнула она ему и по ее щекам потекли слезы. Она не хотела плакать. Но слезы потекли все равно.

Егор все же выдавил из себя улыбку. Как будто хотел, чтобы она тоже засмеялась. И вдохнул поглубже. Улыбка его сразу погасла. Но он вдохнул еще раз.

В начале улицы взвыла сирена «Скорой помощи».

– Едут, – сказал Михалыч, – едут уже. Все хорошо будет, парень. Все будет хорошо.

Через минуту из «Скорой» вышел высокий врач в белом халате, и толпа расступилась, пропуская его. Он только один раз глянул на Егора, присвистнул и вразвалочку пошел обратно к машине.

– Вы куда?! – вскрикнула Юлька.

Врач оглянулся, цыкнул зубом и коротко ответил:

– За носилками. Посадите его.

Он махнул рукой водителю «Скорой» и открыл задние двери. Носилки выкатились с грохотом и оказались на снегу. Врач залез внутрь.

Юлька попробовала приподнять Егора, но это оказалось ей не под силу. Михалыч сам усадил его, и струйка крови изо рта сразу стала тоньше.

Врач вылез назад, зажимая под мышкой большую серую подушку.

– Умеешь? – спросил он Юльку.

– Что?

– Кислород давать.

Михалыч вырвал у него подушку:

– Я умею. Осторожней только его поднимайте.

– Да не волнуйся, дедуля. Тут одно из двух – или довезем или не довезем. Будет дышать – довезем.

– Ты дыши, Егорка, – шепнул Михалыч, поворачивая белый рычажок в углу подушки, – кислородом-то легче дышать.

Юльку подвинули в сторону грубые руки врача. Она заметила, как исказилось лицо Егора, когда они подняли и пересадили его на носилки. Ему было больно...

– Осторожней, – шепнула она.

– Брысь, малявка, – шикнул на нее врач, и они подняли носилки.

– Ты бы хоть укол ему какой сделал, – обиделся Михалыч.

– Какой укол, папаша! Через три минуты в больнице будем, там врач разберется.

– Да? А ты кто такой? – Михалыч чуть не остановился.

– Я – фельдшер.

Юлька кинулась за ними и хотела взять Егора за руку.

– Брысь, сказал, – прикрикнул врач погромче, но без злости.

Но она успела поймать его руку. И Егор ее стиснул, едва она прикоснулась к нему. Его пальцы дрожали, как будто он собрал все силы для того, чтобы держаться за нее.

– Ну, драсте... – сплюнул врач, – щас вчетвером в машину полезем!

С другой стороны шел Михалыч с кислородной подушкой, придерживая спину Егора, и в двери машины они пролезли с трудом. Врач сел на высокое сидение впереди салона, усадив Егора так, чтобы не надо было его поддерживать. Юлька сжалась в комочек рядом с ним, не выпуская его руки.

– Ты дыши, пожалуйста, – шепнула она, – пожалуйста, я очень тебя прошу.

– Больно... дышать, – услышала она его хриплый голос, и через секунду кровь по его подбородку побежала сильней.

– Не говори! – испугалась она, – ничего не говори.

Врач глянул на них и снова отвернулся.

– Ты, пожалуйста, потерпи, – прошептала Юлька.

Егор кивнул веками и вдохнул поглубже. И прикрыл один глаз, как будто хотел ей подмигнуть. Но она только еще сильней заплакала.

Мотор заработал, и «Скорая» тронулась с места, развернулась, качаясь из стороны в сторону, и помчалась по дороге, включив сирену.

В больницу их с Михалычем не пустили. Не пустили туда, куда понесли Егора. Но Михалыч не спасовал, и потащил Юльку внутрь через вестибюль. Они видели, как Егора на каталке повезли к лифту, и Михалыч, не раз в больнице бывавший, тут же схватил Юльку за руку и повел на второй этаж. Но дальше дверей в оперблок их все равно не пустили. Да еще и наорали, потому что они были без сменной обуви и в верхней одежде. Добрая нянечка, знакомая Михалыча, сжалилась над ними, забрала у них одежду и выдала больничные тапочки.

Михалыч кидался ко всякому выходящему из оперблока, но от него только отмахивались, не говоря ни слова. Юлька сжалась в уголке на кушетке. Ей было страшно. Она уже не плакала, только дрожала и вжималась в стенку еще сильней, когда слышала хлопок дверей оперблока. Прошло минут пятнадцать или двадцать. Юлька старалась не думать, и ей это почти удавалось. Думать о плохом она не могла, а о хорошем думать боялась, чтобы не искушать судьбу.

В дверях появилась маленькая седая женщина в белом халате, и Юлька удивилась, увидев ее руку, держащую дверь открытой. Огромная рука. Совершенно не подходящая для такого миниатюрного тела.

– Кто с Егором приехал? – громко спросила женщина, оглядывая коридор.

Михалыч вскочил.

– Это мы, мы с Егором...

Женщина кивнула, и подошла поближе.

– Позвоночник цел. Это главное, – спокойно начала она, как будто говорила о разбитой чашке, а не о живом человеке, – грудная клетка раздавлена, ребра легкие проткнули, поэтому состояние критическое. Обе ключицы сломаны, на одной открытый перелом. И левая лопатка. На спине рваные раны, до костей. Его сейчас готовят к операции. Операция предстоит долгая, поэтому можете не ждать.

– Да нет уж, – сказал Михалыч, – мы подождем. Только не прогоняйте.

Она кивнула, как будто другого и не ждала, и хотела уйти, но потом повернулась к Юльке:

– Тебя Юлей зовут?

Юлька кивнула, сглотнув слюну.

– Егор просил тебе передать, – женщина залезла в карман и протянула Юльке пластмассовую фигурку.

Юлька протянула обе руки, сложив ладони лодочкой, как будто собиралась принять хрупкую драгоценность. Врач осторожно вложила игрушку ей в ладони и ласково погладила по голове.

На зеленой траве медвежонок обнимал синеглазую девочку с темными локонами и розовыми щеками.

И Юлька разревелась. Совершенно неприлично, как маленькая. Она кричала и билась в руках Михалыча, пытаясь вырваться из его крепких объятий, и болтала ногами, когда он поднял ее на руки и посадил к себе на колени.

– Он мне... – вскрикивала она, – он меня...