Чужая земля - Гамильтон Эдмонд Мур - Страница 5

• Предыдущая
• 5/7
• Следующая

— Я не боюсь, — прошептала девушка. — Но «чужая жизнь» стала для него навязчивой идеей.

Фаррис согласился. Каков бы ни был соблазн этого другого мира, он захватил в свои сети Берроу.

Холод прошел по коже Фарриса, когда он представил себе человека в этом чужом, неведомом мире, живущем жизнью в сотни раз медленнее нормальной.

В тот день бунгало было необычно тихим, Берроу заперся в своей лаборатории, а Лиз ходила по дому с печальными глазами.

Но Берроу не пытался убежать, хотя Фаррис предполагал стычку. К вечеру, казалось, он пришел в себя и даже помог приготовить ужин.

За ужином он вел себя необычно весело. Но его шутки не понравились Фаррису. Никто из них не говорил на ту тему, которой были заняты все их мысли.

Берроу ушел, и Фаррис сказал Лиз:

— Идите спать. Вы провели столько бессонных ночей, что засыпаете прямо на ходу. Я покараулю.

Дойдя до своей комнаты, Фаррис почувствовал, что его тоже охватывает сонливость. Он опустился в кресло, борясь с тяжестью, давившей на его веки.

Затем внезапно он понял.

— Это снотворное, — крикнул он. Но его голос прозвучал не громче шепота. — В еде что-то было.

— Да, — услышал он отдаленный голос. — Да, Фаррис.

Вошел Берроу. Он вырос как скала перед затуманенными глазами Фарриса. Берроу подошел ближе, и Фаррис увидел в его руке шприц с зеленой жидкостью.

— Простите, Фаррис, — сказал он, закатывая рукав американца.

Фаррис не мог сопротивляться.

— Мне очень жаль, что приходится это делать с вами и Лиз. Но вы вмешались. И это единственная возможность заставить вас не пытаться вернуть меня назад.

Фаррис почувствовал укол. И все. Он больше ничего не осознавал. Наркотический транс охватил его.

Фаррис проснулся. Сначала он не мог понять, что же с ним произошло, но вскоре память подсказала, и он до мельчайших подробностей вспомнил вечер, ужин и Берроу со шприцем в руке.

В момент, когда Фаррис пришел в себя, был день. Он наступал и проходил каждые несколько минут. В комнате то зависала тьма ночи, то внезапно рождались лучи рассвета, то наступал полдень, то снова ночь.

Фаррис беззвучно наблюдал за этой бесконечной сменой тьмы и света.

Дни сократились до минут? Но как это возможно? А затем, когда он полностью проснулся, он вспомнил.

— Хунати! Он ввел наркотик мне в вену!

Да, теперь и он стал хунати и жил в темпе в сотни раз медленнее обычного. Вот почему дни и ночи проносились так быстро. Он уже прожил несколько дней.

Фаррис встал на ноги. Поднимаясь, он зацепился курительной трубкой за ручку кресла. Она не упала, а просто исчезла. А в следующий момент уже лежала на полу.

— Она упала, но упала так быстро, что я не видел этого. Его мозг не мог поверить в происходящее. Фаррис почувствовал, что его трясет.

Он попытался взять себя в руки. Это не волшебство и не наваждение, внушал он себе. Это всего лишь дьявольский секрет науки, но в этом нет ничего сверхъестественного. Фаррис себя чувствовал абсолютно нормально. И только быстрые смены дня и ночи говорили о том, что он изменился.

Неожиданно Фаррис услышал крик и побежал из гостиной бунгало. Ему навстречу выбежала Лиз. Она по-прежнему была одета в просторные, не стесняющие движений брюки и куртку. Ее глаза переполнял страх.

— Что случилось? — кричала она. — Свет…

Фаррис взял ее за плечи.

— Лиз, держите себя в руках. То, что сейчас происходит, означает, что мы стали хунати. Это сделал ваш брат. Он подсыпал снотворное во время ужина, а затем ввел нам наркотик.

— Но зачем?

— Разве вы не понимаете? Он опять ушел в лес и стал хунати. Если бы мы остались нормальными, то смогли бы найти и вернуть его назад. Поэтому он изменил нас.

Фаррис пошел в комнату Берроу. Все было так, как он и ожидал. Француз исчез.

— Я пойду за ним, — твердо произнес он. — Он должен вернуться. Возможно, у него есть противоядие. Подождите здесь.

Лиз уцепилась за его руку.

— Нет, если я останусь здесь одна, то сойду с ума.

Фаррис видел, что девушка находилась на грани истерики. Он не был удивлен. Быстрая смена дня и ночи могли свести с ума кого угодно.

— Хорошо, — сдался он. — Подождите здесь, пока я постараюсь что-нибудь найти.

Он вернулся в комнату Берроу и снял со стены большой тесак, используемый в джунглях для прорубания дороги. Затем он увидел кое-что еще, что блистало на лабораторном столе ботаника.

И это Фаррис сунул себе в карман. Если он не сможет вернуть Берроу силой, то, возможно, используя это в качестве угрозы, можно будет заставить его поступать разумно.

Они с Лиз поспешили на веранду и начали спускаться по ступенькам, но в нерешительности остановились.

Лес перед ними теперь представлял из себя просто кошмар. Он кипел и бурлил беспокойной жизнью. Ветви ползли вверх, уничтожая друг друга в борьбе за свет, через них с невероятной скоростью пробивались лианы. Все звуки сливались в шуршащий рев.

Лиз отшатнулась.

— Лес теперь живой!

— Нет, он такой же, как и всегда, — постарался успокоить ее Фаррис, — это мы изменились. Мы сейчас живем так медленно, что нам кажется, что растения живут быстрее.

— И Андре там, среди них? — Но затем смелость вернулась к ней. — Я не боюсь.

Они направились через к лес к плато гигантских деревьев. В этом невероятном мире вокруг них все казалось нереальным.

В себе Фаррис не чувствовал никакой разницы. Никакого внутреннего ощущения замедления. Его движения и чувства казались ему нормальными. Единственное, что было не так, так это то, что вся растительность вокруг него теперь жила новой жизнью, которая представлялась животной в своей дикости.

Из-под их ног выбивались травинки, тянущиеся к свету. Бутоны распускались, выпуская свои лепестки в воздух, выдыхали свой аромат и умирали. Листья появлялись на своих веточках, проживали всего лишь один момент и, оторвавшись, падали на землю. Лес вокруг них превратился в калейдоскоп цветов от бледно-серого до желто-коричневого.

Но жизнь леса совсем не была спокойной и мирной. Раньше Фаррису казалось, что растительный мир земли не такой, как животный, где нужно постоянно бороться за выживание. Теперь он видел, как сильно ошибался.

Неподалеку тропическая крапива оплелась вокруг гигантского папоротника. Подобно спруту ее усики охватывали и пронзали растение. Папоротник мучился. Он отчаянно боролся, пытаясь освободиться. Но жгучая смерть его побеждала.

Лианы подобно огромным змеям оплетались вокруг стволов деревьев, вонзая свои корни в живую кору. Деревья боролись с ними. Фаррис видел, как ветви пытались отбиться от смертоносных лиан. Эта картина напоминала борющегося человека, отчаянно пытающегося разжать кольца охватившего его питона.

В этом мире растения были подобны своим братьям — животным. Охотники и жертвы. Душащие лианы, смертельно красивые орхидеи оказались подобны раку, поедающему жизненную силу, ядовитые грибки — они стали волками и шакалами этого растительного мира.

Даже среди самих деревьев велась борьба за выживание. Пальмы, бамбуки и фикусы — все они знали, что такое боль, страх и смерть.

Фаррис мог слышать их. Теперь, когда его чувства оказались не столь замедленны, он воспринимал голоса леса, настоящие голоса, которые совсем не похожи на те звуки, которые издают ветки, когда по ним проходит ветер. Первобытный голос жизни и смерти, который говорил еще до того, как человек появился на Земле, и будет говорить, когда человек исчезнет.

Сначала Фаррис осознавал только этот гул. Теперь он мог различать отдельные звуки: слабые крики травинок и ростков бамбука, выбивающихся из земли, стон и вздохи умирающих ветвей, смех молодых листьев высоко в небе, тихий шепот оплетающихся лиан.

Он даже мог воспринимать их мысли. Вековые мысли деревьев. Фаррис почувствовал ужас. Он не хотел слышать этого.

Бег дня и ночи продолжался. Рассвет и закат с невероятной скоростью продолжали сменять друг друга.

• Предыдущая
• 5/7
• Следующая