Опороченная Лукреция - Холт Виктория - Страница 21
- Предыдущая
- 21/66
- Следующая
Теперь она руководила обороной замка, стремясь достичь только одной цели – причинить наибольший урон войскам Чезаре. И с самого начала знала, что рано или поздно сопротивление будет сломлено.
Когда Чезаре со своими солдатами ворвался в замок, она встретила его в одиночестве – немолодая, но все еще соблазнительная красивая женщина, стоявшая посреди трупов и спокойно поправлявшая растрепанные волосы.
– Я сдаюсь, – с достоинством сказала она.
– За неимением иного выхода, графиня, – напомнил ей Чезаре.
Он подошел ближе и остановился, разглядывая ее; их глаза встретились – он ухмыльнулся.
Эта женщина пробовала отравить его отца. Так сказали ее посланники, когда их провели через камеру пыток. Что ж, он ей покажет, как вынашивать злодейские планы против семьи Борджа!
Екатерина внимательно смотрела на своего противника. Ей доводилось слышать рассказы о рыцарстве французов, и сейчас она вспомнила о галантном французском военачальнике Иве д'Аллегре, который отпустил невредимой попавшую к нему в плен Джулию Фарнезе.
– Я требую передать меня французской стороне, – сказала она.
– С какой стати? – продолжал ухмыляться Чезаре. – Разве вы не моя пленница? Даже и не мечтайте – я не отпущу вас.
В это мгновение Екатерина подумала о том, что она поступила правильно, когда услала прочь своих детей. Что касается ее самой, то в жизни ей выпало немало похождений – недаром говорили, что овдовев она окружила себя мужчинами, готовыми на многое ради того, чтобы оказаться в ее постели.
Она поняла значение его ухмылки. Поняла – но не встревожилась; скорее – наоборот. Вот только не желала давать ему знать об этом. Слухи о его свирепости – как и грубые манеры – бросали вызов ее буйной натуре.
– Что вам от меня угодно? – предостерегающе подняв руку, спросила она.
Он отбил ее руку, и она вздрогнула.
– Воспользоваться правом синьора. Глаза Екатерины яростно вспыхнули.
– Вам не хватает того, что вы насильно овладели моим городом?
– Вижу, вы отлично понимаете свое положение, – сказал Чезаре.
– Прошу вас оставить меня.
– Ваше дело – не просить, а покоряться силе, – снова ухмыльнулся он, на сей раз – похотливо.
Чезаре схватил ее за плечи. Внезапно эта женщина напомнила ему Санчу. Его бывшая любовница умела ценить неистовые наслаждения.
Он громко крикнул:
– Эй вы! Оставьте меня наедине с графиней! Она попыталась вырваться, и схватка началась. Чезаре демонически хохотал. Пусть дерется – все равно ей никуда не деться! Будет помнить, что он взял приступом ее замок, – помнить и знать, что ни одна крепость не устоит перед ним.
Это было больше, чем сексуальное похождение, – это был символ.
В Рим Чезаре вернулся во время карнавалов, и горожанам представилась удобная возможность повеселиться, а заодно польстить Папе. Было много масок, изображающих победы Чезаре над его врагами; в честь него слагались баллады и поэмы, на улицах бродячие актеры наперебой превозносили добродетели этого отважного воина.
Чезаре пребывал в благодушном настроении. Судьба улыбалась ему. В присутствии Папы он танцевал с Лукрецией – и все танцы были испанскими. Он возобновил визиты к Санчи, и весь Рим говорил, что они вновь стали любовниками. Гоффредо преклонялся перед братом и во всем старался ему подражать; он радовался тому, что его супруга доставляла удовольствие великому Чезаре, и считал своей огромной заслугой супружество, благодаря которому смог подарить Чезаре лучшую из всех любовниц, каких только доводилось тому иметь.
Что касается Санчи, то у нее были к нему смешанные чувства. Она и ненавидела его, и находила неотразимым, но, как и прежде, от ненависти страсть только разгоралась.
И лишь одно открытие неприятно поразило Чезаре. Лукреция уже не была прежней послушной, уступчивой девочкой. Мало того, Чезаре все чаще думал, что в свое время она могла оказаться более преданной супругу, чем ему, надежде и славе семьи Борджа.
Лукреция присутствовала на тех собраниях, где представители неаполитанской и миланской партии замышляли заговор против Чезаре! Лукреция, его родная сестра, чуть было не стала его врагом!
Чезаре замечал привязанность Папы к внуку. Если мальчик был в Ватикане, Александр непременно находил какой-нибудь предлог, чтобы выйти к нему. Играя с маленьким Родриго, он порой походил на старого маразматика, и его любовь к отпрыску Альфонсо уж во всяком случае не уступала чувствам к Лукреции.
У Чезаре возникли кое-какие подозрения, и он принялся скрупулезно вникать в положение дел в Ватикане. Муж его сестры был его врагом и имел большое влияние на Лукрецию, а та в свою очередь имела влияние на Папу.
Он стал строить планы, непосредственно касающиеся этого смазливого сопляка, за которого они выдали Лукрецию.
В Риме только один человек имел право повелевать чувствами Папы, и только одному мужчине должна была служить сестра этого человека.
Чезаре не мог мириться с создавшимся положением. Недаром его девиз гласил: «Цезарь не уступает никому».
Он был властителем Рима. Он был Цезарем.
Молнии с оглушительным треском раздирали темноту над Вечным Городом. Заканчивался праздник Святого Петра, а на улицах не было ни души – все горожане укрылись в домах, как только упали первые крупные капли ливня и прогремели первые раскаты этой небывало свирепой грозы.
Александр был в своих апартаментах. К нему пришли его камерьер Гаспаро и епископ Капуанский, желавшие обсудить какие-то формальности одной дворцовой церемонии.
– Ну и темень! – взглянув окно, сказал Папа. – Пожалуй, тут не прочтешь и строчки.
– Буря свирепеет с каждой минутой, Ваше Святейшество, – заметил епископ.
– Придется зажечь свечи, – ответил Александр. – Смотрите-ка, дождь заливает в окна!
Гаспаро направился к двери, чтобы велеть принести свечи, а епископ подошел к окну, когда грянул очередной раскат грома и с чудовищным скрежетом обвалился кусок крыши, находившийся прямо над папским креслом.
Гаспаро закричал от ужаса. Опомнившись, он и епископ бросились в облако пыли, поднявшееся над тем местом, где несколько мгновений назад сидел Папа.
Оба задыхались и кашляли. Убедившись в том, что вдвоем им не поднять тяжелых брусьев, выскальзывавших из их рук – под струями ливня пыль почти сразу рассеялась, – они кинулись за подмогой.
– Папа убит! – выбежав из апартаментов, крикнул Гаспаро. – Там обрушилась крыша, и его завалило камнями!
Слуги и стражники со всех ног помчались в папские покои, а очень скоро весь Рим облетела весть: «Папа мертв. Это Господь покарал Папу за все его злодейства. Слава Богу, свершилось небесное правосудие!»
Народ стал готовиться к восстанию – что неизменно следовало за смертью очередного Папы. Самые мудрые забаррикадировались в своих домах; у ворот Ватикана встали отряды гвардейцев.
В апартаментах Папы слуги трудились в поте лица, разбирая осыпавшиеся камни и брусья.
– Не может быть, чтобы он выжил, – говорили иные. Слуги крестились; увиденное казалось им делом рук самого Бога. Они только удивлялись тому, что Господь вместе с Папой не покарал его сына. Комнаты Чезаре, находившиеся над апартаментами его отца, были насквозь пробиты теми же балками, что обрушились на папское кресло; однако Чезаре вышел из своих покоев за несколько мгновений до того, как молния ударила в трубу и от сотрясения стала обваливаться крыша дворца.
Ворвавшись в комнату, где уже работали слуги, Чезаре ужаснулся. Внезапно он осознал, как много в его жизни значил отец. Если Папа умер, то выберут другого Папу – но что тогда будет с грандиозными планами Чезаре? Как он сможет осуществить их без помощи святого отца? Кто захочет считаться с ним, если за его спиной не будет стоять вся мощь католической церкви, олицетворенная его родителем?
– О мой отец! – закричал он. – Вам нельзя умирать! Вы не умрете!
Выхватив у кого-то топор, он с яростью бросился разбирать завал. Через несколько минут у него были в кровь изодраны руки, пот лился градом по всему телу.
- Предыдущая
- 21/66
- Следующая
