Земля Богородицы - Прудникова Елена Анатольевна - Страница 21

В продолжение двух месяцев, марта и апреля, поля здесь представляют один сплошной ковер из цветов самых разнообразных оттенков. Животные малы, но замечательно кротки. Нежные и живые горлицы, голубые дрозды, такие легкие, что от прикосновения их трава не гнется, хохлатые жаворонки, подлетающие к самым ногам пешехода, маленькие черепахи с живым и кротким взглядом, глубокомысленные журавли – все это без робости приближается к человеку и как будто зовет его к себе…

…Эта красивая местность, сделавшаяся в настоящее время, вследствие разорения, произведенного турецким исламом[54], такой угрюмой и жалкой, но где все то, что человек не мог уничтожить, дышит еще и теперь тишиной и негой, во времена Иисуса изобиловала благосостоянием. Галилеяне были энергичны, мужественны и трудолюбивы. Если исключить Тивериаду с ее римским стилем, построенную Антипой в честь Тиверия (около 15 года)[55], то в Галилее вовсе не было больших городов. Однако страна была очень населена, покрыта маленькими городками и всюду искусно возделана. По оставшимся развалинам можно судить, что это был народ земледельческий, неспособный к искусствам, не знающий роскоши, равнодушный к красотам формы, но более всего склонный к идеализму Страна была богата водой и плодами; обширные фермы были окружены виноградниками и смоковницами, сады состояли из яблонь, орешника и гранатовых деревьев…»[56]

Впрочем, неплохо бы добавить к этому идиллическому описанию, что иудеи считали галилеян «гражданами второго сорта» не из-за одной склонности к мятежам. С самого вавилонского плена, с VIII по II век Галилея находилась в руках язычников, соответственно, иудеев там было немного. После возвращения из плена многие из них переселились поближе к Иерусалиму, а когда в 164 году до Р. Х. Симон Маккавей изгнал сирийцев из Галилеи, на обратном пути он увел с собой в Иерусалим остатки евреев. Зато в 104 г. Аристовул, присоединив Галилею к Иудее, поступил так же просто, как и Антиох Епифан: он приказал насильно обратить в иудаизм всех ее жителей. И есть все основания полагать, что с приходом римлян многие из них обратились обратно в языческое состояние.

Еще одно описание приводит Анри Дидон.

«По дороге от Иерусалима, с последних гор Самарийских, виднеется вдали, точно маленькая белая точка, небольшой городок, лежащий на крутых вершинах, гордо высящихся над Изреельской долиной. Серенькие квадратные домики с плоскими кровлями расположены террасами по восточным склонам двух холмов; между ними проходит лощина – это и есть главная улица Назарета. На ней находятся бассейны для омовений, мастерские, лавки, рынок, синагога. В западной, низменной части города бьет ключ, носящий в настоящее время наименование “фонтана Марии”».

Лощина сливается с низменностью, начинающейся на западном конце города, и образует равнину, представляющую собой как бы дно большой чаши, все покрытое цветущей зеленью, в которой и расположен Назарет. Ярко-зеленая весной, летом эта равнина вся высыхает и превращается в ток, на котором назаретяне давят зерна ржи[57] и ячменя с помощью волов и веют их при легком вечернем ветре…

Местность эта полна тихой торжественности; ничего резкого в мягких, волнистых линиях холмов, нет ни крутизны, ни обрывов. Цепь Джебель-эс-Сик образует круг и замыкает собой горизонт. Никакой внешний шум не нарушает этого тихого уединения: взгляд и мысль сами собой возносятся к небесам…»[58]

Каким покоем и какой безмятежностью веет от этих описаний! Словно бы обитатели Назарета вели тихую жизнь среди прекрасной природы, и ничто не нарушало их идиллического существования.

Но на самом деле все было совсем не так.

Если в бурной истории иудейского народа вдруг наступало спокойное время, Библия говорила об этом так: «И сидел каждый под виноградником своим и под смоковницей своею». Вот уж к какому времени нельзя применить эти слова – так это ко времени пришествия Сына Божьего. Он пришел в мир горький, жестокий и мятежный.

Римляне не вмешивались особо в иудейские дела. Их, как и персов, интересовали только две вещи: порядок и подати. Все прочее они передоверяли местным властям – если те, конечно, справлялись.

В конце I в. до Р. Х. правителем Иудеи был царь Ирод, знаменитый своей жестокостью до такой степени, что его имя стало нарицательным обозначением злодея. Идумеянин по отцу и араб по матери, Ирод так и не был признан народом, которым управлял, несмотря на то что в чисто государственном плане его правление было успешным. Он хорошо ладил с Римом, укрепил иудейское государство, расширил его границы. Его уважал даже римский кесарь, но его не уважали и не любили собственные подданные, и с этой нелюбовью он так и не смог ничего поделать. В конце концов, этим несчастным царем овладела лишь одна страсть: доказать, что он заслуживает своего престола.

В культурной и религиозной жизни царь проводил политику «и нашим, и вашим». С одной стороны, он женился на Мариамне, женщине из рода Хасмонеев, затеял реставрацию Иерусалимского храма. С другой – строил в возводимых им городах храмы, посвященные императору Августу, а также театры, термы (бани), многоквартирные дома по римскому образцу. На месте разрушенной еще вавилонянами Самарии он отстроил город Севасту, по образцу столь любимых решаим эллинистических городов: там был сооружен храм в честь римского императора, крытый форум с колоннадой. Для себя он построил, кроме Иерусалимского дворца, дворец на берегу Иордана, у Иерихона, и там же приказал соорудить театр и цирк. Риму это нравилось, иудеи же видели в Ироде пособника оккупантов, тем более что сам царь был все-таки сторонником греко-римской культуры.

Финансирование градостроительных начинаний Ирода ложилось на плечи населения, на которых уже лежали тяжелые подати кесарю и не менее обременительные подати храму. Римский император, в отличие от персидского царя, строительства в Иудее не спонсировал. То есть народ, который в большей части своей и так жил впроголодь, еще и должен был финансировать не только безумную роскошь царского двора, но и ползучую агрессию язычества.

Кроме того, Ирод был жесток даже по тогдашним отнюдь не гуманным временам. Едва взойдя на престол, он приказывает убить всех членов Синедриона, которые во время осады Иерусалима высказались против него. Но это было только началом. Страх за свою власть вскоре перешел у царя в манию. За тридцать шесть лет его правления редкий день обходился без смертных приговоров. Он приказал просто так, «на всякий случай», утопить брата царицы, которого сам же сделал первосвященником, ложно обвинил в государственной измене и казнил ее деда Гиркана II, друга своего отца. В конце концов, он казнил и царицу Мариамну, а потом, уже незадолго до смерти, и троих своих сыновей. По поводу чего император Август изволил пошутить: «Лучше быть свиньей Ирода, чем его сыном» – имея в виду то, что иудеи не едят свинины.

Особое возмущение народа вызвала казнь двух книжников, сорвавших с ворот храма римского орла, – царь приказал сжечь их живыми.

Даже на смертном одре Ирод остался Иродом: он велел казнить в час своей кончины еще остававшихся в темницах врагов, с мрачным юмором заявив: он опасается, что никто не оплачет его, и хочет быть оплаканным хотя бы таким образом…

Население Иудеи на все это отвечало привычным образом: восстаниями и актами гражданского неповиновения. Ко второму роду протеста относится, например, отказ шести тысяч фарисеев принести присягу Августу и Ироду – за что многие из них заплатили жизнью.

На протесты царь отвечал казнями, казни влекли за собой новые восстания.

В 4 году до Р. Х. Ирод умер – но мир не наступил. Наоборот, его смерть вызвала новые волнения. Умирая, он поделил страну между тремя оставшимися своими сыновьями. Детки стоили отца. Едва вступив на трон, Архелай послал в кипящий гневом Иерусалим вооруженные отряды, которые устроили резню, за один день перебив более трех тысяч человек. Сделав это, новый царь благополучно отправился в Рим, поскольку на царство его должен был утвердить кесарь. В его отсутствие волнения перешли в настоящий мятеж. Для подавления восстания в Иудею направили римский легион, вместе с ним прибыл и сборщик налогов, который поселился во дворце Ирода и занялся своим прямым делом.