Льдинка - Варго Александр - Страница 59
- Предыдущая
- 59/70
- Следующая
Снял толстый вязаный носок и оторопел. Похоже, зубами дело не ограничится. С двух пальцев уже слезли ногти, страшные и почерневшие (ногти трупа – промелькнуло у него), третий, на большом пальце, болтался на честном слове. Эти ногти были похожи на сухую листву. Они просто увяли и отвалились, вот и все дела. Но ладно ногти. С трудом подавляя в себе крик, Антон видел, как пальцы начинают скручиваться в какие-то уродливые узлы. Он надел носок и стал рассматривать руки. На правой стал темнеть ноготь на безымянном пальце, мизинец как-то необычно изогнулся, словно пьяный. Пока Антон тупо сидел, пытаясь осмыслить, что же с ним все-таки происходит, он услышал, как Артур сквозь сон несколько раз пробормотал: «Как… забыть, нет, невозможно… Родинка. Да, родинка». Что еще за родинка?
Ночью Злата услышала какой-то шорох и мгновенно подняла голову. В палатку просунул голову Тух-Тух.
– Ты не спишь? Злата? – шепотом сказал он.
– Что ты хотел?
– Спуститься вниз. Ты сегодня сказала, что готова, – тихим голосом произнес Тух-Тух.
Злата стала вылезать из спальника и разбудила Дильса.
– В чем дело?
– Вылезайте. Все вылезайте, мне нужно кое-что сказать вам, – сказал Тух-Тух.
– Где Артур? – спросил Дильс, надевая куртку.
– Вот это и я хотел выяснить, – мрачно сказал норвежец. – Я давно за ним наблюдаю, и его поведение нравится мне все меньше и меньше. – У меня… возникло одно подозрение. Но чтобы оно подтвердилось или, наоборот, было опровергнуто, нам нужно спуститься в ту маленькую пещеру.
Злата глянула на ауру норвежца. Из темно-коричневой она стала синеватой, почти лазурного цвета. Значит, не лжет. И в самом деле чем-то очень обеспокоен. Куда больше, чем кладом, самолетом и всем остальным.
– Ты опять что-то скрыл? – спросил Дильс.
Тух-Тух оставил его вопрос без ответа. Из другой палатки уже вылезал Тима.
– Антон останется, – сказал он. – У него… с пальцами на ногах что-то. Ногти слезают.
Дильс открыл рот, чтобы что-то спросить, но тут же захлопнул его. Он посмотрел на Костю. Укутавшись спальными мешками, тот сидел в одной и той же позе с тех пор, как изрезал себе горб, напоминая погруженного в размышления старого индейца. Горб на спине стал еще больше, это все заметили, но старались обходить эту тему стороной.
– Пошли, – отрывисто бросил Дильс.
Перед тем как лезть в злосчастный восьмой лаз, Тух-Тух спросил:
– А ты веришь в бога, Дильс? Может, пора?
– Нет, я тебе уже говорил, – отозвался тот. – Бог приносит куда больше страданий, чем сатана.
– Это спорный вопрос, – не согласился норвежец.
– И потом, что это за бог, который пинками гонит народ из рая только потому, что какая-то ссыкуха надкусила не то яблоко?
– Ты читал Библию? Впрочем, да, ты же говорил.
– А ты сам-то во что веришь?
– В себя, – проговорил Тух-Тух, и Тима был готов спорить на что угодно, что в этот момент он улыбался.
– Не обижайся, но ты слишком самоуверен. Давно хотел тебе сказать, что на обычного человека ты не похож, – сказал Дильс.
– Я знаю это.
– Для тебя человеческая жизнь не дороже вот этих зеленых слизняков, – после недолгого молчания сказал Дильс.
Тух-Тух сардонически засмеялся.
– Да, я не люблю людей. А за что их любить? Ты слышал выражения: «зверское убийство», «злой как собака»? Так вот что я тебе скажу. Ни один зверь не убьет другого ради удовольствия, как это делают люди. Они самые мерзкие создания на планете. И мне куда больше жаль раздавленного жука, чем набитый твоими людьми автобус, который грохнулся с моста и сгорел. Человек – гость на этой Земле, а не царь, как модно говорить. И должен вести себя соответствующе. И вообще, что такое жизнь, Дильс? Химическая реакция, в ходе которой выделяется немного тепла и шлаков, не более. Один мой покойный друг, с которого ты снял кулон, вообще говорил, что жизнь – это затянувшийся прыжок из материнского лона в могилу.
– А любовь? – неожиданно вырвалось у Златы. – Ты когда-нибудь любил?
Тух-Тух долго молчал, потом сказал:
– Любовь – это поцелуй над бездной. Это старая, слепая ведьма, которая пожирает дружбу и живет за счет нее. Вот что такое ваша любовь, люди.
И все, разговор резко прекратился, словно веревку перерубили. Тима переваривал сказанное Тух-Тухом. Философ хренов.
Злата шла второй, сразу за норвежцем. Она совершенно не была удивлена необыкновенными стенами пещеры, сквозь золотистые вкрапления которых курился дым (как утверждал Дильс, кислород), ее абсолютно не тронули новые колонии сталактитов. Ее лицо оставалось бесстрастным и напряженным даже тогда, когда они оказались в пещере с кладом. Она равнодушно прошлась прямо по разбросанным монетам и камням, направляясь к отверстию, ведущему вниз.
Пока Тух-Тух переговаривался с Дильсом, Тима подцепил ногой один из драгоценных камней. Он с глухим стуком откатился в сторону, и Тима усмехнулся. Теперь он променял бы всю эту бесполезную кучу золота и алмазов на пару банок тушенки или канистру с бензином. А лучше всего – на средство против той паутины из расплавленного металла. И на слабую, но хоть какую-то надежду, соломинку, что их наконец-то начали искать. Тима поднял монету, ловя себя на мысли, что с меньшей брезгливостью взял бы в руки насосавшуюся кровью пиявку или дохлую крысу. Он швырнул ее обратно в кучу, она тихо звякнула. Клад, твою мать. Костя тоже очень хотел разбогатеть, а теперь превращается в средневекового Квазимодо, и хрен знает, будет ли горб на его спине расти дальше…
Между тем Дильс тихо охнул – к выступу была привязана веревка, и она исчезала в пещере. Значит, Артур там. Глядя на этот лаз, Тима почему-то подумал о домике на обочине, красивом и уютном, в котором живет семейка людоедов. Оттуда, из пещеры, веяло какой-то безысходностью, и вместе с тем он с удивлением осознавал, что… очень хочет туда. И не потому, что ему безумно интересно поглазеть, что там делает Артур. Просто туда тянуло, и все.
Злата присела на корточки.
– Дайте фонарь, – потребовала она, и Тима протянул ей фонарь.
Все сгрудились возле лаза, пытаясь рассмотреть, что там происходит. Злата посветила и тут же вскрикнула:
– Нет! Артур, что ты делаешь?!
Тима отчаянно вытягивал шею, пытаясь разглядеть, что там происходит. Ему стало видно следующее: Артур стоит на коленях перед каким-то куском льда, держа в руке горящую зажигалку. Другая рука медленно потянулась к зажигалке, окуная в пламя мизинец. Ноготь сразу начал плавиться, кожа и мясо трескаться и чернеть. Из образовавшихся трещин показалась бесцветная жидкость, зашипев в огне. В воздухе висела сладковатая вонь.
– Артур!!! – не своим голосом взвыла Злата, буквально скатываясь вниз.
Дильс прыгнул за ней, следом Тух-Тух с Тимой. Злата попыталась вырвать из рук Артура зажигалку, но тот увернулся и локтем ударил ее в грудь. Злата закашлялась, согнувшись пополам, Дильс стал ее поднимать, а Тух-Тух бросился к Артуру. Резкий удар в спину, и Артур со всего размаху упал на ледяную глыбу, ударившись при этом лицом, и тут же отлетел назад, как бильярдный шар от стенки стола. Он осел вниз, но быстро встал, пытаясь сгруппироваться для отражения нападения. Следующий удар ноги Тух-Туха отшвырнул его к стене, как котенка.
– Все, хватит!! – закричал Дильс.
Тух-Тух оставил Артура в покое и поднял валяющийся на земле альпинистский топорик. Тима в это время оглядывался. Помещение было очень тесным, и эта странная форма. В смысле, конфигурация: пещера была геометрически идеальной, как обыкновенная комната, – ни трещинки, ни ямки, ни выпуклости.
Тух-Тух осветил глыбу льда фонарем и отшатнулся назад.
– Я так и знал, – побелевшими губами прошептал он.
Сгорая от нетерпения, Тима подошел ближе и тоже резко отпрянул. Прямо на него в упор смотрела женщина. Нет, скорее девушка. Хотя сказать точно было сложно, так как ее лицо было наполовину закрыто волосами, были видны только ее широко раскрытые глаза. Волосы не просто длинные, они были очень длинные. Огненно-рыжие, цвета расплавленной меди, они беспорядочным водопадом струились по всему ее телу, чуть ли не до самых колен. Тима так загляделся на ее волосы, что даже не обратил внимания на то, что тело девушки было полностью обнаженным. Ни тряпочки, прикрывающей идеально-восхитительную грудь, ни набедренной повязки, вообще ничего. Словно эта нимфа готовилась ко сну или принимала ванну, когда ее застала беда. Кристаллики льда на свежих срезах весело поблескивали в сумраке.
- Предыдущая
- 59/70
- Следующая
