Бегство в ад - Айронс (Эронс) Эдвард Сидни - Страница 27
- Предыдущая
- 27/39
- Следующая
По пути не попалось ни единого селения, и сорок пять минут спустя они прибыли в имение Дельгадо. Водитель свернул на боковую дорожку, которая вилась меж высоких деревьев, кроны которых образовывали сплошной шатер. У запертых ворот на зычный звук клаксона появился привратник в мятом комбинезоне. Двое мужчин с оружием в кобурах, стоявшие по обе стороны проезда, пропустили их беспрепятственно.
Длинный низкий дом под красной черепицей, беспорядочно разросшийся из старинной испанской гасиенды, с трех сторон окружал квадратный внутренний дворик. Несколько построек из необожженного кирпича были разбросано поодаль, ближе к подножию гор. "Крайслер" описал дугу и остановился. Рядом уже стояли джип и синий седан.
– Отлично, все в сборе, – буркнул Джонсон.
Никто не вышел им навстречу. Вопреки мрачным предчувствиям, Кул затаил дыхание при виде трех вулканов, величественно вздымавшихся на фоне чуть темнеющего неба. Ближайшую вершину легким нимбом окружал обрывок облака, а над кратером дальней тонкой спиралью поднимался в небо дым.
И красота, и смерть в одном, – подумал он, – подобно этому дому и его хозяйке.
Вслед за Элис Кул миновал тяжелую филенчатую дверь, украшенную крупными шляпками вручную кованых гвоздей. Ни шофер, ни его сосед с револьвером не вышли из "крайслера", и даже Джонсон спрятал револьвер.
– Входите, – велел он. – Ужин подадут через полчаса.
В просторной гостиной было темнее, чем снаружи, в воздухе уже веяло вечерней прохладой. Великолепные кресла в стиле Возрождения и старинные гобелены на стенах создавали атмосферу изысканной роскоши. Их шаги эхом разносились по дому. Джонсон вел их через все здание, через внутренний дворик, где бил фонтан, а в прямоугольном бассейне огоньками сверкали рыбки. Здесь царила атмосфера мира и покоя, которая, по мнению Кула, совершенно не соответствовала ни этому зданию, ни тому, чего следовало ожидать от его хозяев.
Солнце зашло, тени во внутреннем дворике стали длинными и холодными; откуда-то доносились переборы гитарных струн и мужское пение. Эти звуки с трудом пробивались сквозь толстые, почти крепостные, стены огромного дома. Никто не вышел к фонтану их встретить, если не считать стройной индейской девушки. Та скользила от двери к двери, наблюдая за ними полными страха глазами и скрываясь столь же мгновенно, как и появлялась. Человек с гитарой, кто бы он ни был, умолк – песня кончилась.
– Сюда, дамочка, – сказал Джонсон, открыл одну из дверей, выходивших во дворик, и толкнул к ней Элис. Кул бросился следом, но Джонсон его остановил:
– Не сюда, Педро.
– Я останусь с ней, – заявил Кул.
– Не тебе решать. Да не волнуйся, встретитесь за ужином. Все будет прилично, вам обоим нечего бояться, неприятности нам не нужны. У нас с тобой особые счеты, но это может подождать. Дважды тебе повезло, но третий раунд будет за мной, понял?
Элис прошептала:
– Пит, со мной ничего не случится.
– Чувствуйте себя как дома, – ухмыльнулся Джонсон.
Кул лишь краем глаза оглядел комнату, куда поместили Элис, Джонсон тут же закрыл и запер тяжелую дверь. Минутой позже его самого заперли в комнате по соседству.
В комнате с потолком из почерневших балок поместилось немного мебели красного дерева. Единственное окно закрывала железная решетка. Подойдя к окну и подергав решетку, Кул увидел бескрайние кофейные плантации, простиравшиеся за подсобными постройками. В комнате была единственная дверь, через которую он вошел, и она вполне соответствовала толщине крепостных стен. Не просматривалось ни другого выхода, ни хоть какого-нибудь углубления в стене. Стены покрывала облупившаяся штукатурка, и они были такими толстыми, что гасили каждый звук. Кул мог кричать, ломать мебель, – его никто никогда бы не услышал.
Он дважды обошел комнату, безрезультатно ощупывая стены, потом уселся в подвернувшееся кресло и выудил из кармана мятую сигарету. Но тут обнаружил, что нет спичек, отшвырнул сигарету, подошел к окну и стал ждать.
Гитарист заиграл снова; видимо, он находился с другой стороны здания. Кул услышал стук тарелок и голос женщины, бранившей ребенка; мгновенно раздавшийся плач тут же смолк. Наступила тишина. Затем послышался шум заводимой машины, явно джипа. Осветив дорогу, тот умчался обратно в столицу.
Кул ждал.
Он думал про Элис. Интересно, нашел ли Фернандес письмо Гидеона, и жив ли его брат вообще. Смысла гадать о собственной судьбе не было никакого; скоро все выяснится. Он вновь и вновь в мыслях возвращался к Элис и думал о ней с нежной горечью, сожалея, что не смог уберечь ее от опасности.
Он повернулся на щелчок отпираемого замка, когда отворилась тяжелая дверь. В сумраке ему показалось, что за ним прислали подростка. Потом он разглядел, что это молодая девушка в белой блузке, стоявшая в дверях босиком. Когда она улыбнулась, сверкнули жемчужные зубки.
– Сеньор Кул, вы пойдете со мной?
– Конечно.
– Спасибо. Пойдемте со мной, пожалуйста.
Он с опаской ступил во внутренний дворик, но Джонсона поблизости не оказалось. Девушка бесшумно ступала босыми ногами и при этом грациозно покачивалась. Они миновали освещенные окна и направились в тень за фонтаном. Где-то неожиданно закричал попугай, и Кул вздрогнул – нервы его были на пределе. Девушка открыла дверь и доложила:
– Дон Луис, я привела сеньора Кула.
Низкий голос ответил:
– Спасибо, дитя мое. Передай сеньорите Дельгадо, что мы скоро сядем ужинать, я только побеседую с нашим гостем.
Девушка поклонилась, протиснулась мимо Кула и растворилась в темноте. Кул вошел в комнату.
Судя по низким креслам, кушеткам и полкам с книгами на стенах, это был кабинет. Стены отделаны роскошными панелями из местного красного дерева, две лампы на дубовом столе лили мягкий свет, изразцовый пол покрывали пышные ковры. В воздухе витал аромат кубинских сигар. Свет переливался в гранях хрустального графина на столе, рубиновые блики играли на полированной поверхности старинного дерева.
Казалось, и мужчина, протянувший руку за графином, был вырезан из выдержанного красного дерева и так же стар, как само дерево, покрывавшее стены. Кул остановился, уставившись на древнее высохшее лицо, гриву седых волос и черные глаза, с улыбкой встретившие его взгляд.
– Прошу простить, сеньор Кул, что я не встаю. Я Луис де Кастро, мисс Дельгадо – моя подопечная. Садитесь, пожалуйста.
Голос был удивительно силен, с богатым и красивым тембром, а вежливые модуляции великолепно завершали совершенство. Рука, державшая сигару, мягким взмахом указала на ближайшее кресло.
Ему не меньше восьмидесяти, – решил Кул, – но старик еще крепок.
Когда он чуть замялся, тот добавил:
– Вам нечего бояться, сеньор Кул. Мы же цивилизованные люди.
Кул сел.
– Не откажетесь немного выпить перед ужином? Вино согревает мою старую кровь. Есть импортное, из Севильи.
– Нет, спасибо, – сухо отказался Кул. – Я уже пробовал.
– Да, вы осторожны.
– Есть основания, как вы полагаете?
– Простите, этим утром моя подопечная поступила опрометчиво. Это была ошибка. Мы вас недооценили. История с письмом тому свидетель. Моя подопечная искренне верила, что у вас то письмо, которое ей нужно, и не учла, что ваше вмешательство в это дело может создать серьезные препятствия. Она рассчитывала, что легко от вас отделается. Но я уверен, что мы с вами сможем достичь взаимопонимания. Вы – человек разумный, и потому я хочу дать вам возможность оценить наши побуждения и увидеть их в истинном свете.
– Возможно, – хмыкнул Кул. – Но вряд ли это поможет.
– А вы задиристый, – улыбнулся старик. – Надеюсь, что еще до ужина ваше настроение улучшится. Сеньорита Дельгадо была бы довольна.
– Меня не интересуют ее удовольствия.
– Я прожил долгую жизнь, сеньор. Я видел, как приходят и уходят люди, как они рождаются и умирают, видел жестокость и кровопролитие. Некоторые люди умирали, так и не узнав, зачем жили, или на что даны им были их дарования. На свете есть тщета и обреченность, величие и слава, и только от человека зависит, какой путь он выберет и как умрет. Я видел славные дела и благородные жертвы, и видел разрушения, забвения и смерть. Люди, которые умирали ради пустых идеалов, были забыты задолго до их смерти. Это – плата за глупость. Жизнь – самая большая драгоценность, и когда человек умирает по собственной глупости, тем самым он удовлетворяет тщеславие, самолюбие, жадность и амбиции других людей, о чьих истинных мотивах даже не подозревал.
- Предыдущая
- 27/39
- Следующая
