Вечный колокол - Денисова Ольга - Страница 79

• Предыдущая
• 79/132
• Следующая

Вече было столь единодушно, что сунуться сейчас на степень против его мнения было не только глупо, но и опасно, и Млад понял, что кроме него никто этого не сделает. Каждому есть что терять. И ему — тоже, доброе имя, например… Но когда он смотрел на лица мертвецов, кружащихся в хороводах Коляды, бесчестие не казалось ему чересчур высокой платой за задержку ополчения. Марибора кивнула ему в ответ на вопросительный взгляд, и на лице ее читалось: я знаю, что ты прикрываешь собой всех нас. И она не сомневалась — вече его послушает.

— Волхвы редко говорят на вече, но когда они хотят говорить, никто не смеет им противиться, — сузив глаза, на всю площадь начал Чернота Свиблов, увидевший, как Млад поднимается на степень, — заставить волхва замолчать может только нож, воткнувшийся в спину. Послушаем волю богов, новгородцы?

Интересно, он на самом деле думал, что его угроза может Млада напугать? А прозвучали его слова именно как угроза, и Млад действительно ждал ножа в спину, пока шел по ступенькам. Сия чаша его миновала, со степени же никто бы не рискнул метнуть нож, но когда Млад повернулся лицом к вечевой площади, беспокойство не оставило его. Впрочем, нож можно метнуть и в грудь…

— Боги не вмешиваются в дела людей, — начал он, стянув с головы треух, — и волю богов я излагать не стану.

Любой ценой. Если он сейчас станет говорить о своих колебаниях, если он хоть на миг усомнится в своей правоте — он напрасно поднялся на степень.

— Я спрашивал богов о том, что нас ждет. В ночь на Коляду мне ответил Хорс. Нас ждет война. Большая война с Западом. Падет Псков, падет Ладога, в Новгород придет враг. Вчера я держал в руках карту Новгорода, найденную у вражеских лазутчиков, и убедился: они уже поделили нашу землю. Они идут сюда надругаться над нашей верой, свергнуть наших богов, превратить в прах наши святыни. Они несут нам свою веру, как принесли ее в Литву, в Польшу, в Ливонию. Многотысячные воинства стоят у наших границ и ждут добычи, ждут нашей слабости, чтоб одним ударом расправиться с Новгородской землей.

Он перевел дыхание, прислушиваясь к толпе: озадаченное молчание повисло над вечевой площадью. Кто-то попробовал свистнуть, но на него зашипели со всех сторон. Млад сам не понимал, они слушали его потому, что он был убедителен, или потому что не имели сил противиться его голосу?

— Ополчение не должно покидать Новгорода. Москва справится с татарами без нас. Враг сильней и коварней крымчан угрожает новгородской земле. И враг этот безжалостно убивает всех, кто противится войне на юго-востоке, открывая Новгород для нападения с запада. Убит Белояр, убит Смеян Тушич Воецкий-Караваев, отравленным ножом ранен главный дознаватель княжьего суда, и, наконец, убит князь Борис, который никогда бы не позволил врагу пересечь наших границ. Ополчение не должно покидать Новгорода! Иначе нам нечем будет ответить на удар.

— Ты про богов давай! С убийствами без тебя разберутся! — крикнули снизу не очень-то доброжелательно.

Млад сглотнул и продолжил:

— Громовержец сказал мне, что нашу землю ведут под тень чужого бога. Ведут целенаправленно, и уход ополчения — одно из звеньев в этой цепочке событий. Мы должны защитить не только свою землю, но и своих богов, — Млад повысил голос, — ополчение не должно уходить из Новгорода! Я видел будущее, и мне было страшно! Враг куда опасней и коварней татар подбирается к нам!

Он замолчал, немного сбавил напряжение, и площадь ответила ему ревом: ему поверили. Не все, но поверили! Даже крикуны Свиблова на этот раз не стали свистеть.

Рядом с Младом немедленно встал молодой Воецкий-Караваев:

— Мой отец говорил о том, что ополчение не должно уходить из Новгорода. Наши разведчики из Ливонии, Швеции и Литвы давно предупреждали нас о том, что война готовится ими со дня смерти князя Бориса! Они заключают союзы, невозможные прежде, они объединяются против нас, и объединяет их вера. Крестовые походы не похоронены в далеком прошлом. Пытаясь напугать Москву, мы потеряем Новгород. Вместо того, чтобы бряцать оружием под окнами московских князей, постоим за свою землю! Наша победа на севере убедит Москву в нашей силе лучше, чем пустой поход на юг!

Засвистели только крикуны Черноты Свиблова, а на степень буквально взлетел один из сотников княжьей дружины:

— Меня никто не посмеет назвать трусом, я проливал свою кровь не в одной войне! И я говорю — ополчение не должно уйти из Новгорода! Не нужно никаких донесений разведки, чтоб понять — Новгород остается неприкрытым! Если ополчение уйдет под Москву, мы не наберем и десятитысячного войска, чтоб оборонять свои рубежи. Ивора Черепанова нет здесь, и я говорю от имени княжеской дружины: ополчение не должно уйти из Новгорода!

Воецкий-Караваев подтолкнул Млада в бок — требовалось закрепить успех.

— Боги не станут указывать нам путь, — сказал Млад, — решать мы будем сами. Но я видел, как горят города и рушатся крепости, я видел, как лик Хорса катится в Волхов, я видел, как падает изваяние громовержца в Перыни. Я видел…

Он осекся: толпа не слышала его, толпа смотрела на Великий мост. Шепот прокатился по вечевой площади и смолк. Казалось, замер весь Новгород, тишина была такой глубокой, будто Млад вдруг оглох. Надсадный тонкий звон в ушах нарастал, а с Великого моста отчетливо слышался скрип снега под ногами человека, одетого в белый армяк, с простым деревянным посохом в руках. Он шел к вечевой площади не торопясь, но двигался при этом удивительно быстро, словно и не шел вовсе, а плыл над землей. И скрипел под ним не снег, а морозный воздух, ставший вдруг густым и вязким.

— Белояр… — упал под ноги чей-то тихий вздох.

— Это Белояр… — прокатился по площади еле слышный ропот.

Мертвые не возвращаются к живым. Млад знал это слишком хорошо… Но мысли спутались, словно их накрыла невидимая, едва осязаемая сетка, Млад рванулся из силка, но прочные нити будто связали его по рукам и ногам. Такое было однажды, в Городище, перед гаданием, только не так откровенно, не так явно. Он почувствовал, как сливается с толпой, как становится каплей в шумном потоке воды, и тщетно старался вернуть себя, но только запутывался еще сильней.

Толпа расступилась, как и в прошлый раз, открывая волхву проход к степени, но тот остановился ровно на том месте, где в прошлый раз его настиг нож. И Млад уже не сомневался в том, что это Белояр, так же как в этом не сомневался никто на вечевой площади. Ничтожное «я» рассыпалось под ногами, словно пшенная крупа, и восторженное, упоительное «мы» топтало его сапогами.

— Все это — ложь! — прогремел над площадью голос Белояра, и посох указал прямо Младу в грудь, — это ложь и происки врагов! Я был там, где Правду не перепутаешь ни с чем! И я пришел сказать: вас обманывают, новгородцы! Борис убит Амин-Магомедом. Могущественная Османская империя точит ножи против нас, и цель ее — раздробить Русь на части, сделать так, чтоб каждый стоял сам за себя. Убедительные речи врагов Руси — ложь! Несметные полчища крестоносцев на западных границах — ложь!

Млад судорожно собирал самого себя, торопился, терял снова, и опять пытался собрать. Морок. Мертвые не возвращаются. Морок, лицедейство! Но какая сила стоит напротив него, какая сила! И с каким восторгом он подчиняется этой силе, растворяется в ней!

— И нож мне в спину воткнул тот, кто боялся моих слов на вече. Кто надеялся, что Казань и Крым смогут начать войну неожиданно для нас. И теперь снова хочет вывести их из-под удара, говоря о несуществующей угрозе. Но я пришел договорить — наши боги не позволят лжи и коварству взять над Правдой верх!

«Твой враг одет в белые одежды, слышишь? — раздался в голове голос громовержца, — Белые одежды, запятнанные кровью и облитые ядом».

Избранный среди избранных. Тот, с которым бесполезно тягаться. И Млад понял, почему: чужая сила плющила его, давила, как огромный валун, положенный на грудь. Он не мог ощутить себя собой, и был счастлив этим, и купался в этом счастье, и не мог добровольно от него отказаться.

• Предыдущая
• 79/132
• Следующая