Выбери любимый жанр

Под осенней звездой - Гамсун Кнут - Страница 14


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

14

Кофе готов, но на моей скамеечке нет места для чашки, и я держу ее в руке. Вдруг фру Фалькенберг поворачивается ко мне и говорит, не поднимая глаз:

– За столом есть место.

Я слышу, как громко колотится мое сердце, и бор мочу:

– Спасибо, мне и здесь удобно… Я уж лучше…

Сомнений нет – она взволнована, опасается, как бы я чего-нибудь не сказал или не сделал; тотчас она сно ва отворачивается, но я вижу, как бурно вздымается ее грудь. «Не бойся, – думаю я, – скорей я откушу себе язык, чем скажу хоть слово!»

Мне нужно поставить пустую тарелку и чашку на стол, но я боюсь ее испугать, а она сидит все так же, отвернувшись. Я тихонько звякнул чашкой, чтобы при влечь к себе ее внимание, поставил посуду на стол и поблагодарил.

Она спрашивает меня, словно я гость:

– Вы сыты? Может быть, еще?..

– Нет, спасибо большое… Позвольте, я уложу все обратно в корзинку? Боюсь только, что я не сумею сде лать это как следует.

И я гляжу на свои руки, – в тепле они распухли, стали неловкими и толстыми, так что мне никак не возможно уложить корзинку. Она догадалась, о чем я думаю, тоже взглянула на мои руки, опустила глаза в пол и сказала, пряча улыбку:

– Разве у вас нет рукавиц?

– Нет, они ведь мне ни к чему.

Я вернулся на скамеечку и ждал, пока фру Фаль кенберг уложит припасы, чтобы отнести корзинку. Но она вдруг снова повернулась ко мне и спросила, все так же не поднимая глаз:

– Откуда вы родом?

– Из Нурланна.

Пауза.

Немного погодя я сам осмелился спросить:

– Фру бывала там?

– Да, в детстве.

Она поглядела на часы, как бы пресекая дальней шие вопросы и напоминая мне в то же время, что надо торопиться. Я тотчас встал и пошел к лошадям.

Уже смерклось, небо потемнело, пошел мокрый снег. Я потихоньку взял с козел свое одеяло и спрятал его под переднее сиденье коляски, потом напоил и запряг лошадей. Увидев хозяйку, я пошел ей навстречу, чтобы взять у нее корзинку.

– Куда вы?

– Хотел вам помочь.

– Благодарю вас, это лишнее. Корзинка ведь почти пустая.

Мы подошли к коляске, она села, и я стал помогать ей укутаться потеплее. Я нашарил под сиденьем одеяло и вытащил его, держа так, чтобы не видна была кайма.

– А х, как это удачно! – сказала фру Фалькен берг. – Где же оно было?

– Здесь.

– У пастора мне предлагали целый ворох одеял, но ведь потом у меня так долго не было бы случая их вер нуть… Нет, спасибо, я сама… Нет, нет, спасибо… Са дитесь.

Я захлопнул дверцу и влез на козлы.

«Если она еще постучит в окошко, это будет озна чать, что она хочет вернуть мне одеяло, но я ни за что не остановлюсь», – подумал я.

Час проходит за часом, темно, хоть глаз выколи, мок рый снег валит все сильней, и дорогу вконец развезло. Время от времени я спрыгиваю с козел и бегу рядом с коляской, чтобы согреться; я вымок до нитки.

Мы уже почти дома.

«Если окна освещены, она может узнать мое одея ло», – подумал я.

Как на грех, в окнах горел свет, хозяйку ждали.

Поневоле я остановил лошадей, не доезжая крыльца, и открыл дверцу.

– Что там у вас случилось?

– К сожалению, мне придется просить вас выйти здесь. Такая грязь… колеса вязнут…

Наверное, ей представилось, будто я невесть что за мышляю, и она воскликнула:

– Да езжайте вы, ради всех святых!

Лошади дружно взяли с места, и я осадил их у ярко освещенного крыльца.

Из дома вышла Эмма. Хозяйка отдала ей одеяла, которые свернула еще в коляске.

– Спасибо, что довезли, – сказала она мне. – Боже мой, как вы промокли!

XXV

Неожиданная новость свалилась на меня, как снег на голову: Фалькенберг нанялся к капитану в работники.

Стало быть, он нарушил наш уговор и бросил меня на произвол судьбы. Я совершенно сбит с толку. Что ж, ладно, утро вечера мудренее. Но уже два часа ночи, а мне никак не уснуть, я дрожу от холода и думаю. Тянутся часы, я не могу согреться, и меня начинает трепать лихорадка, я мечусь в жару… Как она меня боялась, не решилась даже пообедать на воздухе и за весь день не взглянула на меня ни разу…

Но вот мысли мои проясняются, я понимаю, что могу разбудить Фалькенберга, могу проговориться в бреду, и, стиснув зубы, я вскакиваю с постели. Натянув одеж ду, я кое-как сползаю с лестницы и бегу прочь от усадь бы. Понемногу я согреваюсь и сворачиваю к лесу, туда, где мы работали, а по лицу моему катятся капли пота и дождя. Только бы мне отыскать пилу, и я живо избав люсь от лихорадки; это старое, испытанное средство. Пилы мне никак не найти, зато нашелся топор, который я спрятал в субботу вечером, и я принимаюсь рубить. Вокруг темень, я ничего не вижу, но работаю наощупь и валю дерево за деревом. Пот заливает мне лицо.

Наконец, выбившись из сил, я кладу топор на преж нее место; уже светает, и я спешу вернуться домой.

– Где тебя черти носили? – спрашивает Фалькен берг.

Я не хочу объяснять ему, что вчера простудился, ведь он все разболтает на кухне, и бормочу, что сам не знаю.

– Ты, верно, был у Рённауг, – говорит он.

Я отвечаю, что он угадал, да, я был у Рённауг.

– Ну, это не мудрено угадать, – говорит он. – А я вот больше к девчонкам ни ногой.

– Значит, ты женишься на Эмме?

– Да, может статься. А, право слово, досадно, что тебя не было. Ты тоже мог бы присвататься к которой– нибудь из служанок.

И он пускается в рассуждения о том, что любая из них пошла бы за меня, но я больше не нужен капитану. Назавтра мне незачем даже идти в лес… Голос Фаль кенберга доносится словно бы издалека, я погружаюсь в глубины сна.

К утру лихорадка отпускает меня, я еще чувствую слабость, но все равно собираюсь в лес.

– Тебе незачем надевать рабочую блузу, – говорит Фалькенберг. – Я ведь тебе сказал.

Что же, он прав. И все-таки я надеваю блузу, пото му что вся остальная моя одежда мокрая. Фалькенберг сконфужен, ведь он нарушил наш уговор; в свое оправ дание он говорит, будто думал, что я наймусь к пастору.

– Стало быть, ты не пойдешь на железную доро гу? – спрашиваю я.

– Гм. Нет, пожалуй, это не годится. Посуди сам, сил моих больше нет бродяжничать. А лучшего места, чем здесь, не сыщешь.

Я притворяюсь равнодушным и перевожу разговор на Петтера, словно его судьба вызывает у меня горячее участие – бедняга, вот кому хуже всех придется, его теперь вышвырнут вон, останется без крова.

– Скажешь тоже – без крова! – возражает Фаль кенберг. – Он провалялся здесь законный срок, сколько положено по болезни, и теперь вернется восвояси. Ведь у его отца собственный хутор.

И Фалькенберг признается, что с тех пор, как мы расстались, его мучит совесть. Если б не Эмма, он плю нул бы на капитана.

– Вот, возьми, – говорит он.

– Что это?

– Рекомендации. Мне они уже не нужны, а тебе пригодятся при случае. Вдруг ты надумаешь стать на стройщиком.

Он протягивает мне бумаги и ключ для настройки.

Но у меня не такой хороший слух, как у Фалькен берга, мне все это ни к чему, и я говорю, что мне легче точило настроить, чем пианино.

Фалькенберг смеется, у него камень с души свалил ся, когда он увидел, что я не унываю…

Фалькенберг ушел. А мне спешить некуда, я ложусь одетый на постель, лежу и думаю. Что ж, работа все равно кончена, так или иначе надо уходить, не век же здесь жить, в самом деле. Только вот никак я не ожи дал, что Фалькенберг останется. О господи, если б капи тан взял меня, я работал бы за двоих! А может быть, попробовать как-нибудь отговорить Фалькенберга? В конце концов, замечал же я, что капитану не очень-то приятно держать работника, который носит его фами лию. Но, видно, я все-таки ошибался.

Мысли теснились у меня в голове. Ведь мне не в чем себя упрекнуть, я работал на совесть и, занимаясь сво им изобретением, не украл у капитана ни секунды вре мени…

Потом я задремал, и меня разбудили шаги на лестнице. Не успел я встать, как капитан уже появился в дверях.

14
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело