Росс непобедимый... - Ганичев Валерий Николаевич - Страница 83
- Предыдущая
- 83/100
- Следующая
1 марта 1799 года
Мой дорогой и любезный друг, Варвара Александровна!
Шлю Вам низкий поклон и почтенье, а тако же радость от нашей великой виктории.
Может, Вам уже ведомо то, что под командованием нашего адмирала и кавалера Федора Федоровича Ушакова взяли мы крепость Корфскую и все острова бывшей венецианской Албании.
В достопамятный день восемнадцатого февраля сказал нам наш адмирал: сердце у вас должно быть к победе больше расположено, чем сердце врага вашего. Так оно и было. Сердце мое в оный день билось сильно и особливо, когда корабль наш стал в батальную линию напротив второй батареи на острове Видео. Барабанщик наш корабельный ударил в барабан, и звук его позвал нас в бой. Французская батарея стреляла дерзко и умело. Были повреждения у нас: снесло несколько надстроек, полетели стеньги, порвало паруса. Одно ядро ударило в батарейные порты, где я находился, обдало нас щепою и окалиной. Слава богу! Пронесло!
Но и наши пушки творили Марсово дело под командою моего друга Заостровского Ивана Яковлевича. Канониры бегали как ума лишенные, заряжающие не разгибались, ядра калились в жаровнях и летели красными чертями в сторону французов. То была для нашего врага адская буря. Весь остров мы засеяли ядрами и картечью, породив у врага смятение, и тогда на шлюпках бросились десантировать. И мне, друг мой, хотя я и моряк, пришлось ступить на сушу как солдату. Скакал я там через ямы потаенные, переползал через канавы по доскам, карабкался по рву, стрелял, орудовал шпагою. Прокололи мне руку штыком, ногу ободрал во рву. Единая невидимая рука господа спасла меня. Положил трех французов, а еще двух выкупил у турок, кои головы пленным резали. Варварство подлинное.
Так что пороху я понюхал, смерти в глаза поглядел, кровь пролил и сам потерял. А где же те игры картежные? И вспоминать смешно. Где та шаль азартная? Видно, все сие было ненатурально.
С почтением и дружбою.
Прощайте и помните, что я Вам всегда искренне предан.
ПАСТУХИ, ТОРГОВЦЫ И АРИСТОКРАТЫ
Ушаков как никогда был доволен. Звучали вокруг громы блестящей виктории. Знал ей цену. Еще не брали с моря крепость в искусстве военном ни разу. За столь короткий срок овладел он островами с сильными гарнизонами, над неприступной фортецией русский флаг водрузил. Потерь было немного. Сумел дружбу и признательность ионитов завоевать, с турками не рассориться, даже французов спасти от гибельной мести жителей и изуверства османов. Хорошо благо людям приносить, державную пользу блюсти!
Сегодня намечалось три встречи с представителями разных сословий. Как жалко было ему тех дней, когда в атаке на французов все греки были едины, не сторонились друг друга. Подумал и вздохнул: «Не все все-таки, не все…»
Принимать решил с русским посланником на острове Бенаки, своим боевым сотоварищем, которому доверял бесконечно, Георгиасом Палатиносом, с дружелюбным толстым Кадыр-беем, контр-адмиралом Шеремет-беем и недавно назначенным президентом сената нобилей графом Орио.
Первыми решил принять поселян, рыбаков, руководителей сельских повстанцев, местных священников. Те вошли робко, кланяясь, крестясь, с восторгом глядели на адмирала. Затихли. Никто не начинал. Ушаков улыбнулся, встал и низко поклонился:
– Здравствуйте, православные! Спасибо вам, добрые люди, за помощь. За то, что верно послужили царю православному и союзной эскадре. Живота не жалели. Французикам спуску не давали. Спасибо! Мы вас не забудем и в обиду не дадим.
Крестьяне выслушали, что перевел переводчик, перекрестились, поклонились, о чем-то тихо поговорили между собой и замерли.
Гулко, как бы исполняя вечернюю молитву, заговорил выступивший вперед священник. Ушаков удивился: опять Антонис Дармарос. Он возил его воззвание на Корфу, он поднимал своими призывами, зачитывая прокламации Григория, прихожан на Китире для встречи русских. Он уже был на встрече боевых командиров.
– Бессмертный герой и кавалер! – загудел священник. – Достопочтенный адмирал Ушаков! Вы призвали нас к восстанию и штурму крепостей на островах. Вы достойно наградили отличившихся. Вы призвали народ управлять. Воля превосходительнейшего адмирала, как мы понимаем, ограничить произвол, дать всем волю и возможность трудиться во имя господа нашего! Вручаем вам наше прошение об учреждении прав поселян, рыбаков и пастухов. Просьбу о прощении в случаях былого неповиновения. И об оставлении имущества, забранного у нобилей и других имущих, родину предавших и веру.
Ушаков постучал трубкой о стол, подумал и строго сказал:
– Да, трудиться надобно. И пора прекратить неповиновение. Работы и выплату денег помещикам и все прочие повинности, как быть должно, производить без всяких отлагательств непременно, а равно и слушаться сенат. – Он взглянул при последних словах на Орио. – Мы объявили о прощении за предыдущие погромы и сожжения.
И за сие благодеяние должны обыватели восчувствовать, должны брать внимание за благосклонность, им оказанную. Обещаем, что обитатели деревни ни в чем не будут отвечать за зло, ибо понимаем, что они сами ранее были обижены.
Крестьяне закланялись, заговорили наконец все разом, обращаясь к нему.
– Благодарят вас, надеются на дальнейшее покровительство. Просят оградить от насилия нобилей, их разбоя и грабежа, – быстро переводил Георгиос. – Еще просят взять под прямое покровительство России.
Ушаков снова встал и, добродушно погромыхивая, призвал к порядку, воздержанию от погромов и расхищений. Новую конституцию, то есть план временного правления островов, блюсти. На утверждение в Константинополь и Петербург послали. Оная конституция разврат, споры и непослушание прекратит. Все введет в русло спокойствия и правосудия.
– Сейте, пасите овец, ловите рыбу, и вы найдете покровителей и заступников в кораблях под русским флагом и всей союзной экспедиции. Да будет труд ваш благословен, а заботы не тягостны. Ступайте с богом и трудитесь, а мы позаботимся о спокойствии, законах и порядке!
С добрым блеском в глазах, расправив спины, степенно и уверенно выходили от адмирала низшие люди Ионических островов.
До приема другой группы жителей, второразрядных, оставалось полчаса, Ушаков попросил принести кофе, штоф русской водки и стал потчевать Кадыр-бея. С этим турецким адмиралом у него как-то сразу установились дружеские теплые отношения. И тому Ушаков нравился, он восхищался его военным умением, нравились турку и неторопливость, основательность русского адмирала. Видел, что Ушаков всерьез принимает их союз, сам пытался следовать этому. Еле сдерживался, когда в походе, на корабле, Шеремет-бей наговаривал часами о коварстве русских, о лживости Ушакова, об извечной вражде России, о необходимости держать союз с Англией. Кадыр-бей закрывал глаза, дивился ничтожеству и злобе человеческой, с беспокойством думал о своей близости с Ушак-пашой. Но при встрече с ним снова успокаивался душой, чувствовал себя увереннее, брезгливо вспоминал о нашептываниях Шеремет-бея. Вот и сейчас он не отказался от русской водки, горячо разлившейся внутри. Нет, с этим русским адмиралом можно иметь дело. Он настоящий мужчина. Ушаков говорил ему о том, как важно, что он поддержал временный план, что это обеспечит разумное и благонамеренное правление. Кадыр-бей согласно кивал головой. В политику снова пускаться не хотелось. Все равно там, в Константинополе, решат по-своему.
…Второклассные вошли, да не вошли, а прямо-таки ворвались в зал шумной, говорливой, разноцветной толпой. Ушаков жестом приглашал всех садиться. Они присаживались, обменивались местами, перебрасывались репликами с сидевшим за столом Палатиносом. Тот тоже хохотал вместе с ними. Орио с иронической улыбкой обернулся к Ушакову, развел руками, как бы извиняясь за суетливых ионитов. Адмирал, казалось, не обратил внимания на этот жест, но чувствовалось, что тоже с нетерпением ждал тишины. Тишина так и не наступила, но встал высокий, тонкий, как юноша, Мартинигос, боевой и храбрый представитель повстанцев на Закинфе, преданный друг России.
- Предыдущая
- 83/100
- Следующая
