Мир на ладони - Малинина Ольга - Страница 10

• Предыдущая
• 10/41
• Следующая

Когда думаешь о том, что прежде даже редко на глаза попадалось, то голова превращается в калейдоскоп. Картинка за картинкой – мелькнет и исчезнет, но что-то ведь должно остаться...

Таким обрывочным, как листки настенного календаря, было настроение Даши. Поцелуй Антона все еще горел, и каким-то еле заметным отсветом разливался по ее лицу, когда она вдруг слышала о нем. Почему она позволила себе и ему так смело и почти ни о чем не думая встать на одну и ту же линию? Даша шла по прежней дороге в школу, домой – какая разница? Лишь чувства спасали ее, а попытки что-либо понять рассыпались, словно сгоревшая бумага.

Она неизбежно позвонила Антону, и звонок застал его как раз в то время, когда он собирался прийти к ней. Теперь их связывала невидимая и, скорее всего, безмолвная тайна. Для других, включая в этот узкий список и Сергея, Даша с Антоном – только друзья.

Антон уже давно увлекался фотографией, и все школьные газеты оформлялись благодаря его таланту видеть невидимое. В этом они с Сережей были схожи. Но в характере Антона была какая-то, может, горьковатого вкуса смесь фантазии и колючей иронии. Сережа, напротив, не любил всяких угловатостей. Может быть, поэтому они уживались в образе типичных друзей.

Антон, не отрываясь, смотрел на нее, зная, что нравится Даше, а она листала журнал и пила сок, свой любимый, апельсиновый.

– Антон, честно говоря, не понимаю, зачем все это нужно, – сказала она ему, бросив «Алису» на журнальный столик.

– Чтобы быть знаменитой, – уверенно ответил он и сел рядом. Даша рассмеялась.

– Смейся! Королева всех «Алис», – пафосно произнес он, тут же встав перед ней на колени. И Даша оценила этот тонкий и немного смутивший ее юмор, вознаградив его поцелуем, легким, как одна дождевая капля.

Антон, непричесанный и с гипсом, но крепкий и высокий, так ярко напомнил Даше полупомешанного, что она снова не могла сдержать смеха, тем более, что он продолжал воображать из себя какого-то там верноподданного рыцаря.

– Ты шутишь, – также театрально вздыхая, сказала она, – а я вот не знаю, что делать... Уже завтра Лида будет ждать моей фотографии.

– Так зачем медлить?! – почти прокричал он, и Даша чуть не вздрогнула от испуга. – Папаша мой еще в студии, и он запросто разрешит...

– Постой, – не поняла она, – какая студия?

Как обычно, если не успеваешь схватить смысл, то не страшно – смысл доходит сам. Так и Антон, не затрудняя себя всякими пояснениями, сказал Даше, что обо всем она узнает по дороге.

– Короче, бери свои одежды, помады, тени, – важно перечисляя, говорил он, – что еще там? А, ну и себя не забудь!

Она закружилась по своей квартире, словно горный ветер. Боже! Как она была в него влюблена!

Вслед за ними через пространство домов и стен летел, летел звонок Сережи, но не долетел – что-то оборвалось, и Даше с Антоном было невдомек, что кто-то не успел их догнать. А Сережа мог представить все, что угодно, но не..., а впрочем, ему просто было до ужаса жаль не увидеть сегодня ту, ради которой он не спал всю ночь. Он придумывал сюжет для ее фотографий, рисуя то ангела, то ведьму, но какое-то чувство ему мешало. И Сережа не мог остановиться ни на одном, казалось бы, последнем штрихе.

Разве может быть сложным то, что еще не понятно? Им, всем троим, не хватало одного шага, чтобы друг другу сказать: «Все очень просто».

Студия занимала крохотное помещение. Отец Антона – профессиональный фотограф, и в его небольшой студии можно было воплощать самые разные замыслы. И, действительно, Даше, как только Антон познакомил ее с отцом, показалось, будто она находится в некой секретной лаборатории, где проводятся художественные опыты. Эта таинственность еще больше завораживала Дашу, когда она стала рассматривать коллекцию лучших работ. Необыкновенные, ни на что не похожие фотографии были развешаны по всей студии, как говориться, в неком художественном беспорядке. И чем больше ее взгляд мог уловить, тем сильнее становилось желание быть чьим-то образом... То есть быть такой, какой тебя хотят увидеть.

– Теперь я понимаю, откуда у тебя такой вкус к фотографиям, – подкрасив губы, сказала Даша. Он зарядил пленку в фотоаппарат и оглянул помещение, видимо, оценив, достаточно ли освещения.

– А я хочу знать, какой вкус у твоей помады, – собирался он ее поцеловать.

– Антон, можно тебя на минутку, – донесся из прихожей голос его отца.

Даша скрылась за ширму, чтобы переодеться. Королева всех «Алис», думалось ей, должна быть в ярко-голубом платье, которое было похоже на узкую, блестящую на солнце речку. На этом фоне ее серые, почти дымчатые глаза, волнами распущенные волосы и тонкие руки лишь дополняли картину.

Но Даша была недовольна – вся ее внешность, как ей казалось, ничего особенного не представляла, и ей самой было как-то не по себе. Она подошла к стене, коснулась ее одной рукой и получилось так, словно было задумано: тонкая, синяя тень, ползущая по бархатно-темной стене... И увидевший это Антон тихо, почти на одном дыхании, попросил ее тень:

– Пожалуйста, замри на миг.

Волшебство! волнующее и не совсем понятное, для кого ты открыто? Кто чувствует тебя так, будто ты встречаешься на каждом шагу?

Кто-то назовет Дашу куклой, но сама она не скрывает это и, может, до сих пор ей не дает покоя это кукольное воображение...

Она ждала завтрашнего дня, ждала, когда Антон принесет ее фотографии, когда станет ясно, будет ли ее лицо открыто. Тысячи разных эмоций наполняли и тут же опустошали Дашин мир. И она, наверное, умерла бы от ожидания своей судьбы, если бы звонок Сережи снова не долетел до нее. Даша уже собиралась спать и тянулась к ночнику, чтобы укутаться в лапах темноты, как он прозвучал.

– Привет! – обрадовался Сережа. – Где ты? Я весь день тебя искал.

В голове Даши возникли сразу две мысли: либо взять и все рассказать об ее отношениях с Антоном, либо бросить трубку, а потом сослаться на какие-нибудь помехи. Но ни то, ни другое она не сделала, и ей пришлось солгать ему:

– Я ездила к бабушке.

Ужасно, она почувствовала себя ужасно – уже три года бабушка живет за тысячу километров от них. И ее ложь встала сейчас таким же расстоянием, только, пожалуй, больше, чем в тысячу километров.

• Предыдущая
• 10/41
• Следующая