Ангел вожделения - Радви Елена - Страница 6

• Предыдущая
• 6/12
• Следующая

Кэти умолкла.

– Он согласился? – поинтересовалась Тина.

– Да. За два месяца Бекки пришла в себя, – Кэти оживилась. – Знаешь, я могу поверить, что в Париже любой человек может переродиться… Я сейчас там была с Бекки один месяц, она мне сделала такой подарок за поступление в Университет… Ну, я тебе скажу, и город…

– Не отвлекайся, Кэти, начала про Антони, так заканчивай, – нетерпеливо остановила ее Тина.

– Ну что про Антони? Когда они вернулись из Парижа, Антони собирался было оставить Бекки. Он все для нее сделал… Но Бекки уже не могла без Антони, привыкла, понимаешь… Так они и поженились…

– Выходит, не Бекки спасла Антони, а наоборот – Антони спас ее, – сделала вывод Тина.

– Да, выходит так, – Кэти повернулась к Тине. – Но знаешь, так отблагодарить?! Бекки могла выйти за другого. Она красивая, богатая и не такая уж и старая.

– Конечно, могла и пошикарней выйти, – согласилась Тина.

– Могла, но не хотела… Иначе это была бы не Бекки. Все ее считают святой.

Девочки долго лежали молча.

– Бекки – ангел, – прошептала, засыпая, Тина. – Милый, добрый ангел.

Давно в Нью-Йорке не выпадало таких обильных дождей. Казалось, вода расплющит автомобиль.

– Конец, – вслух произнесла Бекки. – Вот и мой конец! – Она бездумно уставилась в лобовое стекло.

Видения испарились. Экран погас. Исчез образ Ширли, Майкла, Стива, дядюшки Роджера, бабушки Мэри. Исчезла даже Кэти с яростным и прекрасным лицом карающего купидона… Страшное ощущение одиночества. Когда тело сдавливает тысячетонная тишина, подчеркнутая грохотом дождя…

Бекки не было жаль себя. Она знала всю правду о себе, бог наградил ее щедрым даром самоанализа. Редко кому выпадает такая милость. Люди ничтожны – одни заблуждаются искренне, не ведая о страшных душевных муках, что несет подобное заблуждение, другие заблуждаются, потому как сами хотят заблуждаться – так, им кажется, они уходят от тяжелой правды жизни… Бекки не заблуждалась, она знала себе цену. Настало время платить по счетам. Во всем, что произошло, ей некого винить, кроме себя. И обвинения были страшные…

Взгляни правде в глаза, признайся, что душа твоя черна. Тогда легче будет совершить то, что задумала. Сколько лет ее жизнь освещал фальшивый нимб благопристойного духовного совершенства. Теперь он исчез…

И ангел перевоплотился в дьявола!

Когда это произошло? Или она всю жизнь была и тем и другим? С самого детства?!

С детства в ней боролись две стихии. Как два конца одного каната, который перетягивали Кэти и Антони, две силы, что боролись за ее душу. Но если к добру душа тянулась добровольно, то что соизмеримо с искушением дьявола? Могучая, как слепой поток, сила плотского чувства, страшная мощь разбуженной эротики, насытить которую может только смерть…

Эти мысли вяло копошились в ее уже полумертвом сознании.

И лишь живая ее плоть еще трепыхалась, подобно рыбе, выброшенной на берег мощной волной, мучаясь ненужным и праздным вопросом: с чего… с чего все началось?

Дом был большой и старый, но Мэри содержала его в идеальном порядке. В этом бабке помогали две прислуги. Одна убирала дом ежедневно. Скребла, мыла, стирала. Другая готовила и довольно вкусно. Однако Мэри постоянно ворчала, придираясь к каждому пустяку, боясь съесть что-то вредное для здоровья… Был и садовник Боб, крепкий валлиец, лет тридцати пяти, низкорослый, с длинными руками и заросшей рожей. Когда Боб встречался в саду с тринадцатилетней Бекки, он скалил желтые зубы, выказывая свое расположение. Мэри больше всей прислуги ценила Боба, так как благодаря его усердию сад стал знаменит на весь Спрингфильд. Нередко у изгороди останавливались посторонние люди, любуясь аккуратными дорожками, подстриженными кустами, цветами на причудливых клумбах. Мэри при этом испытывала несказанное удовольствие. Она была честолюбива. Одна мысль, что кто-то ей завидует, приводила старуху в экстаз. Особенно тешила ее честолюбие внучка Бекки.

– Ах, Бекки! Она у вас такая славная, такая красавица! А как учится! – сюсюкали многочисленные подружки Мэри, умильно закатывая глаза.

Бекки не выносила этих дур, но тем не менее, в их обществе вела себя кротко и послушно.

– Да, – гордилась бабушка, – Бекки – ангел, посланный мне в утешение старости.

– Да! – вторили подружки. – Бог одной рукой забирает, а второй одаривает. Хвала господу нашему!

При этом бабушка Мэри величаво молчала. А что говорить? Весь городок помнил о том весеннем дне, когда погибли в автомобильной катастрофе ее дочь со своим мужем, оставив сиротой девятилетнюю Бекки. С тех пор минуло четыре года, и тяжесть потери уступила место необузданному тщеславию бабушки Мэри. Более того, проявление жалости к погибшим детям со стороны всяких доброхотов выводило старуху из себя, если при этом не вспоминали о страданиях, что выпали на ее долю. Не вникая в свойства души тщеславной старухи, люди относили ее недовольство за счет скромности характера. Словом, бабушка Мэри всем дурила голову. Исключение составляла Бекки. Внучка, хоть и тешила самолюбие бабки своими достоинствами, но, тем не менее, Мэри ее действительно обожала… Итак, Бекки, как и сад, питала тщеславие спесивой старухи. Впрочем, Бекки и впрямь была необыкновенно красивая девочка.

– Бекки должна сниматься в кино! – уверяли бабкины приятельницы. – Вы только посмотрите на ее ножки. А эти жгуче-черные волосы, а личико, личико…

К тому же Бекки была первой ученицей, обладала незаурядной памятью и азартом. Но что преобладало в характере Бекки тех лет, так это – любопытство. Ко всему – и тому, что давали ей учителя, и тому, что называлось прозой жизни: почему так мерзко скалится Боб, когда видит Бекки? И чем занимается он по ночам там, в своем домике в конце сада? А бабуля? Почему она так часто выходит из своей спальни раскрасневшись, с блуждающими глазами?

Последнее почему-то весьма беспокоило ее любопытство, распаляло фантазию. Это и понятно – бабка была для Бекки в те годы главным человеком. Задав однажды простодушный вопрос, Бекки получила невнятный и недовольный ответ. И она поняла – бабка что-то скрывает. Это открытие еще больше возбуждало ее любопытство. Пользуясь тем, что бабка уходила в церковь, Бекки проникала в ее спальню. В который раз она осматривала все, что можно было осмотреть.

Спальня была большая, затененная шторами, но света хватало. Огромная кровать, шкаф, маленький столик с лампой, кресло, старинное бюро черного дерева с бронзовыми ручками…

Содержимое шкафа Бекки знала хорошо. Обычно Мэри доставала из него очередной подарок: какое-нибудь платьице, торжественно вручала его внучке, требуя тут же примерить. За это время Бекки успевала разглядеть все, что находилось в шкафу. Да Мэри ничего и не прятала – дверцы шкафа всегда оставались незапертыми. Так же Бекки была осведомлена о содержимом туалетного столика: в его ящике хранились шкатулки с украшениями… Таким образом, туалетный столик, как и шкаф, вряд ли таили бабкин секрет. А вот бюро…

Узорная дверца в бронзовом окладе всегда была наглухо заперта. Бекки просто изнывала от любопытства. Но как овладеть ключом, который бабка наверняка хранит при себе. Бекки строила планы – подсыпать бабке снотворное? А может протянуть веревку, чтобы старушка упала, ушиблась и слегла? Нет, все это было не то. И Бекки злилась… Бабкина тайна занимала все ее мысли, даже в школе дела пошли хуже.

Но помог случай.

Однажды, когда бабка заперлась в своей спальне, с улицы раздался истошный вопль. Это голосила рыжая Сью, бабкина подруга, тетка сварливая и злая, к тому же обладавшая мерзким скрипучим фальцетом.

– Мэри, Мэри! – орала рыжая Сью. – Скорей сюда! Петерссонов ограбили. И убили старика.

Бабка выскочила из своей спальни и бросилась на улицу. Следом рванулись и обе прислуги, что копошились во дворе. Новость, конечно, была из ряда вон – тихий, благопристойный Спрингфильд и вдруг – убийство…

• Предыдущая
• 6/12
• Следующая