Царица без трона - Арсеньева Елена - Страница 47

• Предыдущая
• 47/72
• Следующая

– Эй, что закручинилась, Ксения Борисовна? – насмешливо вскричал меж тем Басманов. – Не горюй! Думаешь небось, что жизнь твоя кончилась, не снесешь бесчестья? Снесешь! И еще лучше после того заживешь. Будут тебя мужики ласкать, дорогими подарками баловать, сладкими винами поить.

– Чтоб тебе смертного вина напиться однажды! – слабым, непослушным языком выговорила Ксения. – Чтоб твоя утроба червями загнила! Чтоб тебя подняло да треснуло! Чтоб тебя!..

– Хватит, уж ладно будет! – хохоча, выставил вперед ладони Басманов. – И того ты мне нажелала, и этого, и другого, и третьего. Ох, какая щедрая, спасибо тебе на добром слове. У каждого, знаешь ли, свой черед. Покуда я и сам жив – и всем другим того же самого желаю. А придет время помирать – так и скажу: без меня живите весело и счастливо. Я ж не так, как твой батюшка, который на помин души своей собирался таку-ую заупокойную закатить, что от Кремля щепочки не осталось бы. Всех бы нас по клочочкам собирали после его заупокойной. Слава Богу, стражник, который его в подвал вел, вовремя язык развязал.

Ксения смотрела на него остановившимися глазами.

Открыт! Открыт батюшкин замысел! Эх, государь-отец, видно, Господь и впрямь помутил твой разум накануне кончины. Сведший в могилу столько винных и безвинных, как же ты позабыл о каком-то соглядатае, ненужном свидетеле, почему не заткнул ему рот на веки вечные? Отступился ты от дочери… и сам Бог от нее отступился!

Басманов поглядывал на помертвевшее лицо Ксении и злорадно ухмылялся, прекрасно понимая, что творится сейчас у нее на душе.

– Эй, девки! Евины дочки! – воскликнул он вдруг. – Что стали? Разве не видите – новая подружка ваша закручинилась, запечалилась? А ну, нарядите Ксюшеньку, как следует в бане быть наряженной, да поднесите ей для возвеселения души чарочку-другую!

Девки, притихшие было в уголочке, со всех ног кинулись к гостье, и не успела та и глазом моргнуть, как сарафан, рубаха и исподняя сорочка слетели с нее и она оказалась раздета донага. От изумления, от неожиданности, от потрясения и испуга Ксения даже сопротивляться не могла: только вяло отмахивалась, бормоча коснеющим языком:

– Оставьте! Христа ради, оставьте! Да пустите же меня!

Наконец-то девки отступились от нее, явно довольные делом своих рук. Басманов и его сотоварищ по блуду смотрели вприщур, тяжело дыша.

– Не-ет, Мишка, – протянул Басманов. – Не стану я с тобой конаться. Моя она будет, а сунешься вперед меня – хрип перегрызу.

– Ой, не шибко заносись, Петр Федорович, – не то насмешливо, не то чуточку обиженно ответил собеседник. – И на хрип мой зубов не востри. Сдается мне, что нам с тобой лишь о втором да третьем череде спорить придется! – И он кивнул на дверь, отделявшую помещение мыльни от предбанника.

Басманов хлопнул себя по лбу с самым обескураженным выражением, словно вспомнил нечто давно забытое, и заискивающе поворотился к Мишке:

– Эх, дружище… Не сказывай государю, что я о нем не вспомнил. А уж я тебе за услугу…

Он не договорил. Дверь из мыльни резко распахнулась, и на пороге в клубах горячего пара показалась фигура невысокого мужчины, одетого, вернее, раздетого так же, как и Басманов с Мишкою. Он поддерживал под руку пышнотелую девушку с мокрыми полурасплетенными косами. Девушка была то ли усталой до полусмерти, то ли пьяной. Ноги ее подкашивались, глаза блуждали. Незнакомец заботливо довел ее до лавки, на которую девушка плюхнулась, словно ком сырого теста. Прислонилась к стене, завела глаза…

Ксения вдруг заметила, что на груди ее, на плечах и животе краснеют какие-то пятна.

Да что это? Мерещится или и впрямь отчетливо виднеются следы зубов?!

Она перевела исполненный ужаса взгляд на незнакомого мужчину: да ведь он грыз-кусал измученную деваху, словно кровь из нее пил, жизнь высасывал! Не вурдалак ли стоит перед Ксенией?!

– Димитрий Иванович, батюшка, – сказал в это мгновение Басманов с долей укоризны. – За что ж ты этак-то уходил бедную девушку? Чем она провинилась пред тобой?

– Да ну, холодная была, как студень, – с досадой ответил незнакомец Басманову, внимательно глядя при этом на Ксению. – Уж я ее грел, грел… Ничего, разошлась, да больно крику много было поначалу. Словно я ее не невинности, а самой жизни лишал. Скучно с такими, не водите мне таких больше. Мне по нраву горячие да смелые.

«Да ведь он в мыльне с этой девкой спознался блудным делом! – вдруг сообразила Ксения. – Изнасильничал так, что бедняжка на ногах не стоит. И не стыдится злодеяния, а кичится им, словно какой доблестью!»

– Горячие да смелые? – переспросил Мишка. – А вот не пожелаешь ли отведать новенькую? – предложил вкрадчиво. – Только поспеши, государь, на нее уж Петр Федорович зело губу раскатал.

Басманов украдкой показал приятелю кулак, Мишка довольно захохотал, но Ксении уже было не до них.

Во все глаза, забыв о смущении, забыв о своем страхе и ужасной судьбе изнасилованной девушки, смотрела она на полунагого человека, которого охальник Мишка назвал государем, а Басманов – Димитрием Ивановичем.

Но ведь это не он! Не тот мерзкий, жуткий, опасный, который навек отравил ее память ужасными воспоминаниями. Не тот, который являлся ей в самых страшных снах. Не тот, кого она называла демоном, оборотнем, нечестивцем, злобным вором! Не тот, кому посылала все ведомые ей проклятия! От ухмылки его щербатого рта ее начинало мутить, от его взгляда она чудилась себе покрытой гнойной коростой. А этот… Он невысок, но широк в плечах, а грудь его лишь слегка покрыта волосом. Отчего-то облик его не пугает Ксению, хотя красавцем незнакомца не назовешь. Хороши в его лице только темно-голубые глаза и очень белые зубы, которые порою просверкивают в стремительной, внезапно вспыхивающей и тотчас угасающей улыбке.

Она вдруг обнаружила, что губы ее дрогнули в ответной улыбке, ужаснулась этому и торопливо прикрыла рот ладонью. Но слишком велико было нахлынувшее на нее облегчение, чтобы она могла сейчас ощутить еще что-то, даже стыд.

Не он! Не тот, кого она не переставала бояться все эти три года! Тот призрак сгинул навеки! А этот…

Господи! Где ее голова, где ее разум? Ведь перед ней не просто случайный человек. Перед ней государь Димитрий Иванович… Вот он какой, Гришка Отрепьев, Самозванец, убийца ее матери, брата.

Слабо отмахнулась она от неотступного, немигающего взгляда темно-голубых глаз. Почему он смотрит так ласково? Он же должен ее ненавидеть за грехи отца! И она ненавидит его, убийцу и насильника!

Ненавидит?..

У нее вдруг мурашки пробежали по телу от этого пристального взгляда. С ужасом Ксения ощутила, что ее соски встопорщились, и, хоть она пыталась прикрыть груди ковшиками ладоней, все успели заметить ее волнение.

– Кыш, девки! – негромко прикрикнул Мишка и чуть всплеснул ладонями, словно и впрямь гонял кур. – Кыш, кому говорю!

Девки подхватили под руки ту, зацелованную, быстренько убрались из предбанника. Следом вышли Басманов и Мишка, отвесив поклоны тому, кого они называли государем.

Ксения спохватилась. Коли все уходят – наверное, и ей тоже можно уйти отсюда? Сделала было шаг к двери, другой…

– Погоди, – сказал он тихо. – Останься, останься со мной, прошу тебя.

Ксения глянула в его глаза, слабо шевеля губами, медленно опустилась на лавку – ноги не держали, сердце останавливалось.

Он подошел, протянул руку, коснулся пальцем напрягшегося соска. Девушка вскрикнула от стыда, от страха.

Рука его медленно стиснула грудь Ксении, скользнула на ее плечо.

Наброситься на него, выцарапать глаза, изодрать ногтями щеки! Может, убьет, но пощадит девичью честь?..

И вдруг, сама не сознавая, что делает, Ксения наклонилась к этой ласкающей руке и поцеловала ее.

• Предыдущая
• 47/72
• Следующая