«Фабрика слёз» - Воробей Вера и Марина - Страница 2

• Предыдущая
• 2/17
• Следующая

Вероятно, Клава тоже смогла взглянуть на ситуацию другим, более взрослым взглядом, потому что на следующий день уехала вместе с мамой домой, в Питер, простив ей и забытый день рождения, и игрушки, которые та не захотела брать на новую квартиру.

После отъезда Клавы отношения между девушками не прервались – они общались по электронной почте, часто перезванивались, а на весенние каникулы Катя ездила в Питер. Побывав дома у Клавы и Прасковьи Крик, Каркуша увидела, что их отношения окончательно наладились, чему она была безмерно и искренне рада. Клава готовилась к поступлению в художественное училище – брала уроки у одного очень известного в Питере (да и далеко за его пределами) художника.

Каркуше казалось, что Клава немного влюблена в своего учителя. Во всяком случае, в каждом письме она так или иначе упоминала о нем, и Каркуша чувствовала, что от этих строчек веет какой-то романтической тайной. Прямых вопросов Клаве она, разумеется, не задавала, рассудив, что если та захочет, то сама обо всем расскажет при случае. Если только, конечно, влюбленность Клавы не была плодом слишком развитого воображения подруги.

Вообще-то Каркуша знала, что у Клавы есть парень. Его звали Кирилл. Они познакомились здесь, у Каркуши дома, в тот самый достопамятный приезд Клавы в Москву. Кирилл учился во ВГИКе на художника-постановщика и дружил с Артемом – старшим братом Каркуши. Похоже, он влюбился в Клаву с первого взгляда, что, впрочем, было неудивительно! Похожая как две капли воды на свою красавицу мать, Клава обладала исключительными внешними данными: огромные, всегда немного удивленные, василькового цвета глаза; аккуратный, чуть вздернутый носик; пухлые, не нуждающиеся ни в какой помаде ярко-розовые губы; чистая, будто мраморная, кожа; густые, пшеничного цвета волосы, которые Клава либо носила распущенными (волосы доходили ей до середины спины), либо забирала на затылке в хвостик.

Правда, в последнем письме Клава написала Каркуше, что «с Кириллом у нее не все так, как хотелось бы». Единственное, что удалось понять Каркуше, это что Кирилл внезапно начал безумно ревновать Клаву, и, как утверждала подруга, совершенно беспочвенно. Он начал требовать немедленного переезда Клавы в Москву, аргументируя это тем, что сам сможет подготовить ее к поступлению «ничуть не хуже дутых знаменитостей на час». Ясно, что таким образом Кирилл намекал на педагога Клавы, модного художника-портретиста Федора Львова. Из письма явствовало, что Клава поссорилась с Кириллом, высказав ему в лицо, «что на самом деле он просто завидует Федору» и ревнует Клаву. «А я не приемлю в людях именно эти два качества: ревность и зависть», – делилась Клава с подругой.

Каркуше трудно было рассуждать о таких вещах, но она, конечно, не стала писать об этом Клаве. А если честно, то она бы полжизни отдала, если бы Рома проявил по отношению к ней такие чувства. Пусть бы он хоть капельку ее приревновал, поставил бы ей какое-нибудь условие, заявил бы свои права на нее… Каркуша даже пыталась как-то искусственно разжечь в нем чувства, которые принято считать негативными. Она рассказала Роме, что один парень из школы (выдуманный, конечно) неровно дышит к ней, преследует, провожая каждый день после школы домой, постоянно звонит, забрасывает эсэмэсками весьма откровенного содержания. И что же? Рома абсолютно бесстрастно воспринял эту информацию. Единственное, что заставило его немного поволноваться, так это вопрос: не рассчитывает ли, случайно, Каркуша на него в том смысле, что он должен разобраться с этим парнем?

Но Каркуша ничего такого не имела в виду. Тем более что и парня-то никакого не существовало. Она просто хотела вызвать Ромину ревность, вот и все. Правда, через несколько дней Катя прочитала в одном журнале, что якобы ревность ни в коей мере не является доказательством любви, а скорее даже наоборот: ее наличие говорит об отсутствии чувства любви. В статье пространно говорилось о взаимодействии этих двух чувств. Главный вывод, который с великой радостью вынесла из прочитанного Катя, – что настоящая, в смысле глубокая, любовь, а не поверхностная влюбленность всегда свободна от ревности, потому что ревность есть не что иное, как проявление мелкособственнических инстинктов, которые отнюдь не говорят в пользу вашего избранника. Ну и все такое, в этом же духе.

Рома опаздывал уже на шесть с половиной минут. Можно было, конечно, позвонить ему на мобильный, но Катя, хоть и не считала, что подобные звонки роняют достоинство девушки, отчего-то оттягивала этот момент. Беспокойство росло с каждой секундой. Все напряженней всматривалась Катя в толпу в надежде увидеть знакомый силуэт.

«Позвоню через пять минут… Нет, через семь, – уговаривала себя Каркуша, то и дело бросая взгляд на дисплей своего мобильного телефона. – Вот если бы я опаздывала, обязательно позвонила бы… – Внутри начинало шевелиться некое подобие досады. – Давно бы уже купила карточку. – Каркуша вспомнила вдруг, что на счете у нее оставалось всего несколько центов. – Да и паста зубная кончилась… Торчу тут без дела уже пятнадцать минут. Сама виновата. Теперь-то уж точно отлучаться нельзя…»

Рома появился совсем не с той стороны, откуда ждала его Катя. Подкравшись незаметно сзади, он тронул ее за плечо.

– Ой! – счастливо улыбнулась Каркуша. – Ты разве не на метро приехал?

– На маршрутке. – Рома надвинул козырек черной бейсболки на самый лоб. – Извини, котенок, в пробку попали…

– Ерунда, – махнула она рукой и соврала зачем-то: – Я сама опоздала на пять минут.

– Вот и славно. – Это было излюбленное Ромино выражение, он употреблял его чуть ли не через слово. – Ну что, куда пойдем?

– Не знаю. Может, в кино? – робко заглядывая Роме в глаза, предложила Катя.

– Не, котенок, сегодня не получится, – развел руками Рома. – Обещал одному челу одну штуку передать, – туманно выразился он, провожая взглядом длинноногую блондинку в мини-юбке. – Красивая девушка, – беззастенчиво вздохнул он.

И хотя Рома не впервые позволял себе подобные штучки, Катя никак не могла к этому привыкнуть. На этот раз она, правда, промолчала, отведя глаза в сторону.

– Да ладно тебе, – слишком громко для людного места рассмеялся Рома. – Это прикол такой! Типа, шутка…

И поскольку Катя все еще стояла набычившись, нарочито глядя в сторону, Рома обнял ее за плечи, притянул к себе, хотел было поцеловать в губы, но в этот момент девушка резко запрокинула голову, поэтому поцелуй пришелся куда-то в шею.

– Ну не буду больше, – все еще хихикал Рома, теребя вялую Каркушину руку. – Не дуйся, слышь, котенок, хватит дуться, а то сейчас свалю… В смысле, уйду, – зачем-то пояснил он.

Каркуша резко повернула голову. В ее глазах читалось неподдельное отчаяние. Услышав эту, пусть даже произнесенную шутливым тоном, угрозу, она так искренне перепугалась, что даже не сумела этого скрыть. Впрочем, Катя никогда не умела скрывать свои чувства, хоть и понимала прекрасно, что это свойство натуры следует относить скорее к недостаткам, нежели к достоинствам.

• Предыдущая
• 2/17
• Следующая