Штамм «Андромеда». Человек-компьютер - Крайтон Майкл - Страница 72

• Предыдущая
• 72/95
• Следующая

— Больного сейчас привезут, — сказал Герхард.

Секунду спустя в кабинет вкатили Бенсона, одетого в синий халат с белыми полосками. Выражение его лица было бодрым, и он приветственно помахал Дженет — жест этот получился неуклюжим, так как плечо у него было все еще забинтовано.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Бенсон и улыбнулся.

— Задавать вопросы тут — это моя обязанность.

— Вопросы буду задавать я, — сказал Бенсон, все еще улыбаясь, но со скрытым напряжением в голосе.

Дженет с некоторым удивлением поняла, что он испытывает страх. И удивилась собственному удивлению. Его страх был вполне естественным. Любой человек на его месте тоже боялся бы. Ведь и она сама вовсе не была так уж спокойна.

Сестра погладила Бенсона по плечу, кивнула Дженет и вышла. Они остались вдвоем.

Некоторое время оба хранили молчание. Бенсон смотрел на Дженет, а она — на него, давая время Герхарду сфокусировать спрятанную в потолке телекамеру и подготовить стимулирующую аппаратуру.

— Так что же будет сегодня? — спросил Бенсон.

— Мы по очереди попробуем каждый электрод и посмотрим, что из этого получится.

Бенсон кивнул. Он казался спокойным, но Дженет давно научилась не доверять его спокойствию. Помолчав, Бенсон спросил:

— Это больно?

— Нет.

— Ну, хорошо, — сказал Бенсон. — Валяйте.

В соседней комнате Герхард, сидя в темноте на высоком табурете среди светящихся циферблатов многочисленных приборов, смотрел через полупрозрачное стекло на Дженет и Бенсона, которые начали разговор. Сидящий рядом с ним Ричардс взял в руки микрофон магнитофона и сказал вполголоса:

— Серия стимуляций номер один, пациент Гарольд Бенсон, 11 марта 1971 года.

Герхард перевел взгляд на четыре телевизионных экрана, расположенных прямо перед ним. Первый из них показывал Бенсона крупным планом — это изображение записывалось на пленку видеомагнитофона. На второй экран компьютер проецировал изображение сорока электродов, расположенных двумя параллельными рядами в мозговом веществе. В момент стимуляции над соответствующим электродом вспыхивала яркая точка.

Третий экран показывал осциллографическую кривую электрического стимула. На четвертом экране светилась схема маленького компьютера, вживленного в плечо Бенсона.

Дженет Росс говорила в соседней комнате.

— Вы будете испытывать самые разные ощущения, в том числе и очень приятные. Мы хотим, чтобы вы нам рассказывали о том, что чувствуете. Хорошо?

Бенсон кивнул.

Ричардс сказал:

— Первый электрод, пять милливольт в течение пяти секунд.

Герхард нажал несколько кнопок. На одном из экранов появилась схема замкнутой цепи, ток зазмеился по сложному электронному лабиринту вживленного компьютера. Операторы следили за Бенсоном сквозь полупрозрачное стекло.

— Забавно, — сказал Бенсон.

— Что именно? — спросила Дженет.

— Это ощущение.

— Вы можете его описать?

— Как будто я ем бутерброд с ветчиной.

— Вы любите бутерброд с ветчиной?

Бенсон пожал плечами:

— Не так чтоб очень.

— Вы чувствуете голод?

— Не так чтоб очень.

— Вы чувствуете что-нибудь еще?

— Нет. Только вкус хлеба и ветчины. — Он улыбнулся. — Черного хлеба.

Герхард кивнул. Первый электрод стимулировал какое-то давнее воспоминание.

Ричардс:

— Второй электрод, пять милливольт, пять секунд.

Бенсон:

— Мне нужно в туалет.

— Это пройдет, — сказала Дженет.

Герхард отодвинулся от приборной панели и, прихлебывая кофе, следил за происходящим.

— Третий электрод, пять милливольт, пять секунд.

Этот электрод не оказал никакого воздействия.

Бенсон продолжал спокойно обсуждать с Дженет туалетные комнаты в ресторанах, отелях, аэропортах…

— Попробуй еще раз, — сказал Герхард. — Добавь пять милливольт.

— Повторение третьего электрода, десять милливольт, пять секунд.

На телевизионном экране цепь замкнулась через третий электрод. Снова безрезультатно.

— Переходи к четвертому, — сказал Герхард и сделал несколько пометок. N 1 — воспоминание (бутерброд с ветчиной), № 2 — переполнение мочевого пузыря, № 3 — никаких субъективных изменений, № 4 -

Герхард поставил тире и стал ждать. Для того чтобы испробовать все сорок электродов, требовалось немало времени, но это было дьявольски интересно. Воздействие, электродов оказывалось удивительно разным, хотя располагались они совсем рядом. Еще одно неопровержимое доказательство плотности мозга, который кто-то назвал самой сложной структурой нашей Вселенной. И совершенно справедливо: количество клеток в мозгу одного человека втрое превышает численность населения всего земного шара. Воображение было бессильно представить подобную плотность. Едва начав работать в НПИО, Герхард решил изучать мозг в натуре. Он занимался препарированием несколько дней, обложившись десятком учебников. С помощью тупой деревянной палочки, обычного инструмента для препарирования мозга, он осторожно и терпеливо соскребал сыроподобное серое вещество — соскребал и в конце концов остался ни с чем. Мозг не похож на печень или легкие. Невооруженному глазу он представлялся абсолютно единообразным, и ничто не говорило о его функциях. Мозг был слишком сложным, слишком тонким механизмом. И слишком плотным.

— Четвертый электрод, — сказал Ричардс в микрофон. — Пять милливольт, пять секунд.

Странным, почти детским голосом Бенсон произнес:

— Можно мне пирожка с молочком?

— Интересно, — заметил Герхард, следя за ним.

Ричардс кивнул.

— Как по-твоему, сколько ему сейчас лет?

— Пять-шесть, не больше.

Бенсон болтал с Дженет о пирожках, о своем трехколесном велосипеде. В течение следующих нескольких минут он медленно, точно путешественник во времени, возвращался из прошлого в настоящее.

Наконец он снова стал взрослым и уже рассказывал о своем детстве, а не жил в нем.

— Я постоянно клянчил пирожки, а она мне их не давала. Говорила, что от них у меня могут испортиться зубы.

— Продолжим, — сказал Герхард.

— Пятый электрод, пять милливольт, пять секунд, — сказал Ричардс.

В соседней комнате Бенсон заерзал в кресле. Дженет спросила, что с ним.

— Очень странное ощущение, — сказал Бенсон.

— А именно?

— Трудно описать. Как наждачной бумагой… раздражает…

Герхард кивнул и сделал пометку: № 5 — «потенциальный припадок». Это иногда случалось. Вдруг оказывалось, что вживленный электрод стимулировал припадок. Никто не знал почему. Герхард считал, что на этот вопрос найти ответ не удастся. Он был убежден, что мозг вообще непостижим.

Работа с программами типа «Джордж» и «Марта» убедила Герхарда, что относительно простая программа может вызвать сложное и непредсказуемое поведение компьютера. Бывает также, что запрограммированная машина далеко обходит своего программиста: так, в 1963 году Артур Сэмюэль «научил» машину играть в шашки и она в конце концов начала выигрывать у своего учителя.

А ведь все эти исследования проводились на машинах, чей электронный мозг не превосходил по сложности муравьиный. Мозг человека был куда сложнее, а его программирование длилось десятки лет. Так как же можно было надеяться постичь механизмы его работы?

В какой-то мере это оборачивалось философской проблемой. Согласно теореме Геделя, ни одна система не может объяснить саму себя и ни одна машина не может понять свое внутреннее устройство. В лучшем случае, считал Герхард, человеческий мозг после долгих лет работы сможет расшифровать мозг лягушки. Но он никогда не сможет в равной мере постичь себя. Для этого требуется сверхчеловеческий мозг.

Когда-нибудь, полагал Герхард, будет сконструирован компьютер, который сможет разобраться в мириадах нервных клеток и в сотнях миллиардов внутренних связей в человеческом мозгу. Тогда наконец человек получит искомые сведения — но добудет их для него другой разум. И человек, конечно, не будет знать, как работает этот компьютер.

В комнату вошел Моррис с чашкой кофе. Он отхлебнул глоток и посмотрел на Бенсона.

• Предыдущая
• 72/95
• Следующая