Женщина-трансформер - Нестерина Елена Вячеславовна - Страница 51

• Предыдущая
• 51/87
• Следующая

Ого! Звонок. Московское время – два с лишним часа ночи, а тут трезвонит кто-то. Поднимаю трубку – Антуан. Ни струя себе фонтан! Вот это да!!! Он знает, сколько времени?

– Антон, ёшкин-блошкин, ты знаешь, сколько времени?

Знает. Но очень хочет он меня, оказывается. Вот и звонит, мой однотипный. Эх, как своевременно и многолитражно я выпила! Ну, я этому мужчине хотящему и сказала…

Сначала поинтересовалась, почему он меня не уважает и позволяет себе звонить в столь поздний час. Потом сообщила о том, секс какого уровня качества я с ним имела. Что по этому поводу думала и до этого стеснялась сказать. А теперь вот не стесняюсь и говорю. Слушай, амиго, слушай…

Антуашка аж взвизгнул в трубку. Чего угодно, но такого он точно не ожидал. Я так думаю, он изрядно подвыпил, а потому и принялся среди ночи названивать мне и сообщать о своём хотенье.

Ну что же он за человек такой? Вернее, что за человек я. Если мужчина позволяет себе такое по моему поводу? Вот почему тогда, при нашем знаменательном разговоре три года назад, Антун был со мной так спокойно циничен? Почему говорил о моей некондиционности уверенно, не переживая, что я брошусь в истерику? И даже не боясь обидеть меня. Почему? Неужели он настолько уверен, что я – гейша-гетера какая-то развлекательная, что ни семьи, ни детей мне не надо, а потому мы можем с ним спокойно и запросто обсуждать это? Точно меню очередной трапезы. Так всё-таки это Антуан такой нехороший – или я, вынуждающая мужчин на подобное отношение к себе? Ответа я не знаю. И не узнаю. Чего гадать? Лучше не гадать теперь, а действовать.

Я и действовала. Моё оружие – слово.

Я говорила. Ух, я Антуану такое говорила… У него, наверное, уши, а у меня язык в трубочку закручивался. Но я даже не краснела, произнося эту замечательную по её правдивой обидности речь. Никому за всю свою жизнь я ничего подобного не говорила. И знаю, что больше и не скажу. А уж Глебу… Как бы ни поступил со мной Глеб – никогда. Я ведь знала, что обижаю Антуана своими этими словами, что смеюсь над ним. Смеюсь – потому что не уважаю. А Глеба уважаю. Очень. Антуана же, умнягу, – нет. Никогда не уважала почему-то. А человека нельзя не уважать. Как с ним общаться-то, с неуважаемым? Неинтересно. Стыдно. Мне, по крайней мере. Вот и стыдилась я Антуана. А сама лезла к нему, лезла… Лечите, лечите меня четверо! Но не надо уже, всё, шабаш.

– Ты врёшь! – когда закончилось моё выступление, кричал в трубку опупевший Антон Артурович. – Ты истеричка неудовлетворённая, поэтому врёшь, врёшь!

Ну, кто из нас истеричка неудовлетворённая, вполне можно было бы понять, прослушав нашу беседу. Если бы кто-то догадался записать то, что в два часа ночи говорят друг другу озабоченный мужчинка и злой оборотень. Злой, но с бурлящей креативом головой.

Ха – вот что я придумала!

Послала я Антуана далеко и надолго, велела забыть все мои телефоны и не звонить мне больше ВООБЩЕ НИКОГДА.

Послала. Да. После чего выскочила в прихожую и принялась одеваться. Я замыслила отличную штуку. И пусть это было похоже на то, как мстит Баба Яга в тылу врага – всё равно стильно должно получиться, на мой взгляд. Отличное, во всяком случае, новогоднее подзравление. Правдивое. А я сознательно не ангел.

Я помчалась в круглосуточный супермаркет. Хорошо, что там не только еда продаётся, а и многое сопутствующее её поглощению. Например, баллончики с краской. Вместе с садовыми лопатками и жидкими обоями. Молодцы, кто это сюда завёз. Я боялась, что не найду то, что мне нужно – особенно в полтретьего ночи.

Нашла. Краска была тёмно-фиолетовая. Ещё серебристая и белая – видимо, новогодний ассортимент, но я схватила именно фиолетовую. Сочная. Тёмненькая. Издалека будет видно.

Дома приколола к стене несколько газет, обернулась, схватила баллончик и стала тренироваться: в полёте писать на стене буквы. Сначала было трудно – я задевала крыльями стулья, стол и шкаф, теряла равновесие, буквы кривились и плясали. Но скоро всё наладилось. Отлично!

И ничего, что на улице валил тяжёлый снег с дождём – отличный такой предновогодний экстрим. Я была в кепке, в линзах, а потому обзор мне не залепливало. Крепко сжав баллончик и набрав приличную высоту, я летела к дому Антуана.

Новый, двадцатидвухэтажный, отделанный гладкими бело – розовыми панелями, он стоял прямо напротив станции метро. Кто ни выскочит из подземки, сразу упирается взглядом в это чудо строительной индустрии. Он доминировал над всей местностью – чистый, красивый, светлый.

Ничего, сейчас домик станет не менее красивый, только погрязнее. Как раз под стать мыслям Антуана о сексе, о неутолимой страсти, которая его кусает за разные места и заставляет мне звонить – именно мне, его, как он считает, женщине для развлечений. Тайное всегда, рано или поздно, становится явным, Антуашка!

Было, я думаю, что-то между тремя и четырьмя часами ночи. Лететь пришлось долго. Отличное время, когда, как говорится, над землёй безраздельно властвуют силы зла… Крепко запала мне в душу эта фраза. Ух, страшно…

Ничего, сейчас повеселее будет.

Это не вандализм. Это нужно сделать. Так я себя быстренько убедила, отсчитала Антуановы окна, тщательно приглядываясь, присмотрелась к шторкам – точно, его квартира! И как раз под окнами принялась выводить буквы. Хорошо, что на этой стороне дома всё такое розовенькое, гладенькое, ни одного балкона нет.

Теряя равновесие, пыхтя и быстро-быстро взмахивая крыльями, я корячилась-рисовала. Ух, до чего же неудобно! Да, непродуманный я какой-то персонаж. Ангелом быть гораздо лучше – у них и крылья есть, и руки, и ноги. Делай, что хочешь. Или вот почему я не стала, скажем, крылатым земноводным ящером? Он дышит жабрами под водой, ходит по земле и летает в воздухе на своих кожаных крыльях – многофункциональный такой весь из себя. А я?..

Ой. Я давно так не пугалась. И совсем не тому, что из окна высунулась рожа и уставилась на меня. Нет. Никто не высовывался и не уставлялся. Испугалась – а не болезнь у меня имени Пушкина-старушкина? В смысле там у него в сказке одна старушка всё капризничала-капризничала, а её желания всё исполнялись и исполнялись. Но как захотела владычицей морской стать, так золотая рыбка ей лыжню-то и свернула. И накрылась бабка медным тазом, в смысле корытом своим раздолбанным. Так и я – захотела стать ангелом, закапризничала, что мне в моём чудо – образе не нравится, тут же превратилась в просто человека да и шмякнулась на землю с одиннадцатиэтажной высоты. И осталась от меня одна лякушка. Которую найдут завтра, соберут в совок, да и все дела…

Нет, пожалуйста, так не надо!!! Мне хорошо, я всем довольна, у меня рисовать ногами очень даже ловко получается!

Или меня с самого начала не услышали, или не придали значения моим безумным фантазиям, но я осталась в прежнем летучем облике. Пронесло… Уф… Спасибо! Я не буду так больше. Честное слово.

Работа заканчивалась.

Ровно. Крупно.

Весомо. Грубо. Зримо. Под окнами квартиры Антуана красовалось:

ОЧЕНЬ ХОЧУ СЕКСА! АНТОН. КВ. 199

Рядом я приписала его телефон.

Полюбовалась на запечатлённый крик души страдающего от отсутствия женщин для развлечений озабоченного мужчины.

И полетела домой.

Спать.

Так что вот я и проснулась только что. Это сейчас 22.45 подходящего к концу тридцатого декабря. Ну и здорова же я дрыхнуть! Целый день проспала. А вчера вон сколько всего произошло. Нет, мне ничего не мерещилось, это точно. Вон они, тренировочные газеты, расписанные буквами, к стене до сих пор пришпилены.

Плохо, что я не догадалась сфотографировать свою замечательную надпись. Но ничего, утром можно будет съездить и посмотреть, как там на стене Антошка хочет секса. Чем он, интересно, завесит эту наглядную агитацию? Как закрасит?

Обязательно съезжу.

Я сбегала на кухню, схватила пакет сока и стакан. Очень хотелось пить. Понятно, обезвоженный похмельный мозг страдает. Ну, зальём пожар.

• Предыдущая
• 51/87
• Следующая