Встречи с замечательными людьми - Гурджиев Георгий Иванович - Страница 24
- Предыдущая
- 24/64
- Следующая
Расставшись с ней в России, я не видел ее в течение довольно длительного времени. Мне кажется, прошло не менее четырех лет, когда я встретил ее в Италии вместе с сестрой князя Юрия Любовецкого. Это произошло при следующих обстоятельствах.
Однажды в Риме я очутился в затруднительном положении, так как у меня кончились почти все деньги, и, следуя совету двух молодых айсоров, с которыми я здесь познакомился, я стал уличным чистильщиком обуви. Нельзя сказать, что с самого начала мой бизнес пошел успешно, поэтому я решил внести в него некоторые усовершенствования. С этой целью я заказал специальное кресло, под сиденьем которого незаметно для окружающих помещался фонограф Эдисона, к которому было прикреплено нечто вроде наушников. Таким образом, клиент, севший в кресло, мог насладиться оперными ариями, пока я занимался его обувью. В дополнение к этому я укрепил на подлокотнике небольшой поднос, на который ставил стакан, графин с водой и вермут, а также клал несколько иллюстрированных журналов. Теперь мои дела пошли исключительно хорошо, и на меня посыпались не сантимы, а лиры. Любопытствующие зеваки весь день толпились вокруг меня. Они ждали своей очереди и глазели на диковинку, производя впечатление не очень нормальных людей. В этой толпе я несколько раз замечал одну юную леди, которая показалась мне знакомой. Так как я был очень занят, то не имел возможности хорошенько рассмотреть ее, но однажды она сказала своей пожилой спутнице: "Держу пари - это он". Я был так заинтригован, что, немедленно бросив работу, подошел к ней и спросил: "Скажите, пожалуйста, кто вы. Мне кажется, я вас где-то видел".
"Я та, которую вы однажды так возненавидели, что мухи, попадая в поле этой ненависти, немедленно дохли, - сказала молодая женщина. - Если вы помните князя Юрия Любовецкого, тогда, возможно, вспомните и бедную девушку, которую сопровождали в Россию из Константинополя".
Я конечно же узнал Витвицкую и ее спутницу, и все последующие дни, вплоть до их отъезда в Монте-Карло, мы встречались и разговаривали. Через полтора года после этого Витвицкая в сопровождении профессора Скридлова приехала на место сбора нашей очередной экспедиции и с тех пор принимала участие во всех наших путешествиях.
Чтобы дать вам полное представление о характере Витвицкой, женщины, которая смогла остановиться на краю пропасти и благодаря поддержке благородного человека стала, не побоюсь этого слова, выдающейся личностью, приведу только один пример из ее жизни.
Витвицкая серьезно интересовалась теорией музыки, доказательством этого интереса может служить разговор между нами во время одной из экспедиций, маршрут которой проходил через центральные районы Туркестана. Благодаря особым рекомендациям нам было позволено остановиться на три дня в одном монастыре, недоступном для большинства. Утром, когда мы покидали стены монастыря, я заметил, что Витвицкая бледна как смерть, а на руке у нее повязка. Она не могла сама сесть на лошадь, и нам пришлось подсаживать ее. Когда наш караван двинулся в путь, я постарался держаться поближе к ней, чтобы узнать, что случилось. Я заподозрил, что кто-то из нашей группы грубо обошелся с ней, оскорбив ее чувства - чувства женщины, которая стала для нас святой, и решил, что пристрелю этого подонка как куропатку. Но в ответ на мой вопрос Витвицкая сказала, что причиной ее плохого настроения была "эта чертова музыка", и поинтересовалась, какое впечатление она произвела на меня. Эта монотонная мелодия религиозных песнопений и в самом деле оказала на меня странное воздействие. Мы стали обсуждать эту тему, и наш диалог перешел в монолог Витвицкой, в котором она рассказала о своем прошлом. Не знаю, что было причиной ее откровений - удивительно красивая местность, по которой проезжал наш караван, или что-то иное, но я до сих пор помню почти каждое слово из ее интересного рассказа.
Он начинался так:
"В юности музыка не производила на меня глубокого впечатления. Беседуя с кем-либо на эту тему, я, не желая проявлять своего невежества, произносила какие-то глубокомысленные фразы, оставаясь в душе равнодушной. Как правило, я критиковала музыкальное произведение, чтобы выдать себя за знатока, и при этом старалась использовать специфические музыкальные термины. Если же я иногда и хвалила какую-нибудь вещь, то только потому, что думала: прославленный композитор выпустил в свет свое произведение, значит он абсолютно уверен в том, что оно ему удалось. Высказывая какое-либо суждение, я всегда была неискренней и при этом не испытывала ни малейшего угрызения совести. Мне казалось, что так поступают все окружающие.
Впоследствии, когда эта добрая женщина, сестра князя Любовецкого, взяла меня под свое крыло, она убедила меня научиться играть на пианино. "Каждая образованная интеллигентная леди должна хорошо владеть этим инструментом", - говорила она. Для того чтобы не огорчать эту достойную женщину, я стала усердно учиться играть на пианино и через шесть месяцев достигла таких хороших результатов, что была приглашена принять участие в благотворительном концерте. Все наши знакомые, присутствовавшие там, выражали свое восхищение моей игрой, высоко оценивали мои способности. Однажды, взволнованная моим исполнением одного музыкального произведения, княгиня подошла ко мне и торжественно сказала, что раз Всевышний наградил меня таким талантом, то было бы большим грехом пренебречь этим даром и не дать ему развиться полностью. Она добавила, что я должна продолжать совершенствовать свою игру, но мне не следует пренебрегать и теорией музыки. С этого дня она начала выписывать всевозможную литературу по этому предмету и даже лично ездила в Москву, чтобы приобрести там несколько редких изданий. Вскоре все полки моих многочисленных книжных шкафов были заполнены книгами, посвященными теории музыки, и я принялась усердно изучать их, на этот раз не только чтобы доставить удовольствие моей покровительнице. Я увлеклась теорией музыки, и мой интерес усиливался день ото дня. Но книги не давали ответа на возникающие у меня вопросы, там ничего не говорилось о том, что такое музыка, каковы законы ее воздействия на психику человека. Как правило, в них содержалась информация из истории музыки. Например сообщалось, что в то время, как наша октава состоит из семи нот, китайская ограничивается пятью; что арфа древних египтян называлась тебуни, а флейта -мем; что полифония впервые появилась в музыке в девятом веке и первоначально воспринималась как какофония, так что были случаи преждевременных родов у женщин, которые услышали в церкви рев органа; что в одиннадцатом веке монах Гвидо д'Ареццо изобрел сольфеджио и т.д. и т.п. Кроме того эти книги помещали биографии знаменитых музыкантов и композиторов и описывали их путь к славе. Приводились такие подробности как цвет их галстука или длина волос, но ничего не говорилось о сути их творчества, о принципе воздействия их произведений на психику человека. Я потратила целый год впустую, занимаясь так называемой теорией музыки, но мой интерес к этой проблеме не уменьшался. И тогда я оставила в покое эти книги и стала искать другие источники информации.
Однажды совершенно случайно в библиотеке князя я наткнулась на книгу под названием "Мир звуков", которая изменила ход моих мыслей. Автор не был музыкантом, и из содержания книги следовало, что он вообще не интересовался музыкой. Математик и инженер, он использовал в этой книге музыку в качестве примера для объяснения теории вибрации. Автор высказывал мнение, что звуки - это определенные вибрации, которые провоцируют соответствующие вибрации в организме человека, вызывая различные эмоции. Эта гипотеза необычайно заинтересовала меня, и я сумела увлечь ею мою покровительницу. Мы часто беседовали на эту тему и наконец решили провести некоторые эксперименты. Сначала мы изучали воздействие музыки на различных животных, купив для этих целей несколько кошек и собак. Затем мы стали приглашать в гостиную наших слуг: угостив их хорошим ужином, усаживали в кресла и играли для них различные музыкальные произведения. Сперва наши эксперименты не приносили никаких определенных результатов, но вскоре я заметила, что во время исполнения одного вальса моего собственного сочинения наших "подопытных" начинало клонить в сон. В дальнейшем количество засыпавших увеличилось, но это был единственный эффект, которого нам удалось добиться. Увлекшись этими идеями и опытами, я так переутомилась, что, встревоженная моим состоянием, княгиня по совету врачей увезла меня за границу. Там, в Италии, под влиянием новых впечатлений, я вполне оправилась от нервного истощения. Но только через пять лет, во время экспедиции на Памир и в Афганистан, я нашла в себе силы вернуться к этой теме. Вспоминая мои прежние "эксперименты", я с трудом удерживалась от смеха. Наша наивность была беспредельна. Нам ни разу не пришло в голову, что наши "подопытные" погружались в дремоту потому, что после долгого рабочего дня и сытного ужина их должно было клонить в сон, и музыка тут ни при чем.
- Предыдущая
- 24/64
- Следующая
