Я – контрабандист - Неклюдов Андрей - Страница 5

• Предыдущая
• 5/42
• Следующая

– Сам отдал? – удивился я, воспринимая рассказанное как фильм-боевик.

– Я все готов был отдать в том состоянии. Они спрашивают: «Еще есть?» Я говорю: есть. Представь! «Где?» А я не помню, голова не варит. Они к Ольге. Она молчит. Была еще примерно такая же сумма в рублях – они не нашли. А потом оказалось, что Ольга знала, где они лежат. Не всякий мужик выдержит, согласись. Особенно если ребенок…

– И как ты после этого? – спросил я, помолчав.

– Никак.

– Но ведь это может повториться.

– Теперь уже вряд ли. Я и дверь железную поставил, с глазком, и крыша есть… Хотя, конечно, не гарантия.

Слово «крыша» я пропустил тогда мимо ушей, приняв его в буквальном смысле. Лишь позднее я уяснил, что «крыша» – это те же бандиты, одна из группировок, которые за плату берутся охранять от других бандитов.

Олег бросил пачки долларов в дипломат и пихнул его ногой под мою же лежанку.

«Ну и жизнь. Как на войне», – подумал я, укладываясь. Засыпая, я ощущал под своей спиной, словно мину, чудовищное для меня количество деньжищ, и мне мерещилось, как бандиты тихонько влезают или, наоборот, с грохотом вламываются в окно, пришибают меня кастетом, дабы завладеть ценным дипломатом.

Мне показалось, я не проспал и десяти минут, как в дверь позвонили. За окном уже было светло. Восемь утра. Мимо кухни проплелся Олег, в одних спортивных штанах, щурясь без очков. Щелкнул запор.

– О, Миша, привет, – буднично, но с добродушными интонациями прозвучал из прихожей его голос. – Что скажешь хорошего?

– Семпион. Семпион есть? Какая сена семпион? – отвечал ему тонкий певучий голосок.

– Дорого, Миша.

– Ськока?

– Десять долларов.

– О, Олег! Сутис?

– Не до шуток. Тебе, так и быть, немножко сбавлю. Как постоянному клиенту. Вадим! – окликнул Олег меня. – Пойдем, тебе надо вникать. Хотя в этом ничего сложного нет, день-два – и сам продавать будешь.

Последние его слова я воспринимаю как нечто маловероятное. Догоняю Олега и покупателя уже на улице. Покупатель – вьетнамец, пухлый, коренастый, с маленькими детскими глазками. В сторонке прогуливается другой, помельче, видимо, напарник.

– Чего они хотят? – успеваю шепнуть другу.

– Костюмы спортивные. «Чемпион Америки» называются, – походя объяснил Олег.

Через двойную железную дверь попадаем в квартиру-склад. Это действительно склад: спертый воздух, пыль, обрывки картона в коридоре, в комнате беспорядочно навалены широкие, уплощенные, похожие на диванные матрасы мешки. Миша, точно большой толстый паук, тотчас начинает в них рыться, одни отваливать в сторону, другие вскрывать, вытаскивать из них плоские полиэтиленовые пакеты с упакованными в них темно-синими костюмами, разворачивать, прощупывать.

«USА Champions», – читаю я вышитую на костюме надпись.

Олег с отрешенным лицом стоит в дверях.

– Как он меня задолбал, этот Миша, – говорит он в полный голос. – Хотя, с другой стороны, они настоящие купцы, эти вьетнамцы.

Отобранные мешки Миша, громко сопя, с испариной на гладком лбу, перетаскивает волоком к входной двери. Олег считает на калькуляторе общую сумму.

– Олег, поза-а-луста… – тянет вьетнамец и смотрит на Олега детским просящим взглядом.

– Нет, Миша.

– Оле-е-ег…

– Что он хочет? – не понимаю я.

– Хочет еще рыться. Отобрать из дамских сумочек-чемоданчиков только те, что с колечками, а все с крючочками мне оставить. Нет, Миша, – отвечает Олег на еще более умоляющий взор, – или бери все разом, или я другому продам.

Но Миша продолжает канючить н добивается своего. Наконец распахивает куртку и извлекает из глубин внутренних карманов пухлые пачки денег.

– Пересчитай, – передает мне Олег всю эту кучу.

Напряженно, как па экзамене, я начинаю перебирать бумажки.

– Надо будет дома дать тебе пачку, чтобы потренировался, – замечает друг. Он берет одну из пачек и двумя большими пальцами ловко перелистывает ее, не хуже счетной машинки. Часть денег почему-то влажная, купюры липнут друг к другу.

– Ты что, их под мышкой держал? – ворчит Олег на своего клиента. – Или плакал над ними? Ладно, пойдем, – дергает он мне головой, небрежно сгребая банкноты в кучу. – Дома посчитаем.

– А если не будет хватать? – беспокоюсь я.

– Тогда Миша, сколько не хватит, доплатит, – отвечает друг, запирая двери, прижимая локтем завернутые в газету деньги. – А может, и не доплатит. На фоне потерь, какие порой случаются, это все ерунда.

Дом Олега стоит на косогоре. Под ним нескончаемым потоком в сизой дымке выхлопных газов бегут автомобили. Дальше синеет краешек моря с корпусами судов и горной грядой на горизонте. Оттуда тянет зимним холодком. Однако во всем уже чувствуется весна. Пахнет прелой травой. Солнце растапливает последние грязные нашлепки льда на дорожках. Там и сям скачут по земле сороки (откуда их здесь столько?). Иссиня-черный сорочий хвост высовывается, оживленно подрагивая, из безалаберного, с торчащими во все стороны ветками, гнезда на опоре электропередач.

С нагорной стороны к подъездам ведут мостки, сразу попадающие на второй этаж. Под ними стоит микроавтобус. Миша со своим напарником швыряют мешки через перила вниз, прямо па пыльный асфальт.

– Пойдем, позавтракаем наконец, – подталкивает меня Олег.

Однако едва Ольга налила нам по чашке чаю, как вновь звонок. Олег идет открывать. Я тоже вскакиваю.

– Сиди, это будет продолжаться до вечера, – останавливает меня Ольга.

– Что у вас есть? – слышится из прихожей. – Кроссовки есть? Под реализацию дадите?

Я выхожу из кухни. В дверях теснятся трое рослых парней. В отличие от Миши они не суетятся, берут всего понемногу, подолгу советуются между собой.

– А черные кроссовки почему не привозите? – говорит один из них, обращаясь ко мне. – Черные лучше идут.

И тут до меня окончательно доходит, что долгие месяцы я буду заниматься не древними осадочными бассейнами и не сложнейшими процессами накопления золота в них, а белыми и черными кроссовками…

– Оля, запиши: кроссовки – двадцать пар по двадцать две с половиной, кошельки… – диктует Олег после ухода покупателей.

– Может, нам и вправду лучше черных кроссовок привезти? – спрашиваю я, стараясь показать свою причастность к делу.

– Если бы сейчас были черные, они сказали бы, что нужны белые, – усмехнулся Олег. – Не переживай: всяких привезем!

В эту минуту из прихожей снова доносится звонок.

Вечером Олег задернул шторы и раскрыл дипломат, доверху набитый деньгами. Он набирал пачки по сто штук и передавал Ольге или мне для пересчета. После этого пачки перетягивались резинками и укладывались обратно в кейс. Тут же играла Маша со своими куклами, не проявляя к занятиям взрослых ни малейшего интереса.

– Ма-а-ам, – порой начинала приставать она.

– Маша, не мешай, иди к своим игрушкам, – отгоняли ее. – Со счету сбиваешь. И не хнычь, у мамы и так голова болит.

– В квартире грязь, ребенок заброшен, – как бы жалуясь, обратилась Ольга ко мне. – Так вот и живем.

– Каждый сам выбирает свой образ жизни, – не прерывая счета, проговорил Олег, и я почувствовал, что он сердится на жену за эту ее минутную слабость.

В щель между шторами пробивалось снаружи странное красноватое свечение. Заглянув туда, я увидел лиловое, с голубыми и розовыми полосами море и большое рубиново-красное солнце над ним. Казалось, оно пытается привлечь к себе хоть чье-то внимание. Повисев так какое-то время, оно разочарованно опустилось за край пепельно-фиолетовых гор. И тотчас же вся картина поблекла, стала серо-голубой, словно сделанной из холодного металла.

– Получается тринадцать миллионов четыреста двадцать тысяч. Правильно, Оль? – послышалось за моей спиной.

Нет, я так жить не смог бы, решил я про себя.

• Предыдущая
• 5/42
• Следующая