Беверли-Хиллз - Бут Пат - Страница 34

• Предыдущая
• 34/82
• Следующая

– Я хромаю… и что с того? А он… чем я его оскорбила?

– Он сам себя оскорбил. Выяснилось, что красавчик Хартфорд – просто свинья. – Грэхема переполняло сострадание. – Послушай меня, Паула. Все, кто здесь собрались, – не люди. Пусть у них деньги или экранный имидж – они все равно фантомы. А Роберт в одно-единственное мгновение разрушил все, что выстраивал годами, стоит это только узнать его поклонникам.

– Я больше не буду даже думать о нем, – прошептала Паула. Ее пальцы гладили ткань рубашки Грэхема с отчаянием и надеждой, как когда-то платье матери в поисках утешения от детских обид.

– И правильно, любимая моя девочка, – решился произнести Грэхем.

– Иногда мои братья подшучивали надо мною, если я вдруг начинала ковылять, но ведь они были совсем маленькие.

Грэхем весь обратился в слух. Все, что он знал о прошлом Паулы, было смутное повествование о какой-то жуткой трагедии, и ни он, ни Уинтроп не пытались копнуть поглубже.

– Я не рассказывала о своей семье, – как бы отзываясь на его мысли, продолжала Паула. Только что пережитое горе открыло какие-то шлюзы в ее душе. Ей срочно требовалось исповедаться. Голубоглазый парень, сидящий рядом с ней, был так внимателен, так безопасен – насколько она догадывалась о его отношениях с Уинти, – что ей захотелось выплеснуть на него горечь своего прошлого.

– Ты не поверишь… но все это правда.

Она начала говорить, и лицо Грэхема приблизилось к ее лицу, и его глазами, его губами и кожей впитывалось каждое произнесенное ею слово. А слова связывались во фразы, составившие короткий пересказ ее страшной биографии. Неожиданно Паула заметила странное изменение в выражении его лица. Он стиснул зубы, глаза его ввалились, и глазницы превратились в две черные дыры. Грэхем сжимал и разжимал пальцы, будто в судорогах.

Когда она закончила рассказывать, он долго не мог прийти в себя, а потом задал вопрос:

– И чем все кончилось?

– С утра пошел дождь, загасил огонь и незачем стало вызывать пожарную машину. Ну а потом соседи купили два игрушечных гробика и устроили символические похороны.

– И ты не обратилась к шерифу?

– Ты что, меня не слушал? Кому я там была нужна?

– Прости… Я просто гневаюсь, а гнев не находит выхода. Может быть, мне будет легче, если я расскажу о себе.

Он вспомнил о тех пьяных негодяях в пивных лондонского Ист-Энда, которые платили ему жалкие гроши за его красивое, юное личико и за надругательство над его телом. На эти деньги он жил и даже сумел скопить нужную сумму на переезд в вожделенную Калифорнию. Когда-то давно над ним посмеивались дешевки-кокни, девицы из баров, и на нем оставалась печать того унижения. Поэтому теперь он с величайшей осторожностью касался женской руки, опасаясь, что получит брезгливый отпор.

– Ты все понял, что я тебе рассказала? – спросила Паула, осушив слезы.

– Да, куколка! Насколько мой разум мог вместить этот ужас.

– А с тобой случалось подобное? – Ее сухие, но горячие от злобы глаза впивались в его глаза, которые он прятал от нее.

– Подобное – да, но не такое страшное.

– Значит, тебе повезло. Никто не знает, что творится у меня в голове. Я ведь способна убивать.

– Я это понял, куколка.

– Когда-нибудь я его убью.

Грэхем не спросил кого.

– Не думай об этом, Паула. Расслабься.

– Как?

Он наконец осмелился обнять ее, воплощенную красоту и женственность, ставшую ему вдруг доступной.

– Ты выдержал все это, потому что ты сильный?

– Может быть.

– Я тоже не слабая.

– Я знаю, Паула.

Она прижалась щекой к его щеке и ощутила исходящее от него тепло.

– Я убью его, – пробормотала она, черпая энергию от любящего ее существа.

– Я за тобой давно слежу.

Изучающий взгляд Каролин ощупывал девушку, проникая сквозь одежду. Джами Рамона поежилась.

– Неужели? – недоверчиво спросила она.

Она побывала на многих собраниях общества, но никогда бы не осмелилась даже подумать, что для могущественной Киркегард она не просто лицо в толпе. Это польстило ей. Довольная улыбка заиграла на ее губах – знаменитая улыбка Джами Рамона. Хотя ей всего лишь исполнилось пятнадцать, она прослыла лучшей фотомоделью для рекламы губной помады.

Но слава и деньги – все отодвинулось на второй план. Джами Рамона сейчас думала только об одном – Каролин Киркегард выделила ее из толпы.

– Я все знаю про тебя, – промурлыкала Каролин.

Она откинулась на подушки низкого шезлонга, скрестив ноги и дразняще покачивая туфлей без задника из бледной кожи питона.

– Неужели? – уже радостно переспросила Джами.

Каролин позволила себе глубоко вздохнуть, и ее великолепная грудь заколыхалась под шелковым жакетом от Валентино. Любая поза, любые движения ее были отрепетированы, но выглядели естественными.

– Мои духовные руководители мне о многом поведали, а я запрашивала их специально о тебе.

Для Джами у нее было подготовлено задание. Когда оно будет выполнено, то Каролин обязательно завладеет «Сансет-отелем».

Джами осторожно приблизилась к шезлонгу. Месяцами она добивалась личной беседы с харизматической личностью основательницы движения, но та была отгорожена, словно стеной, бесчисленными секретарями и свитой фанатических приверженцев. Пророчица не откликалась на просьбы о встрече, от кого бы они ни исходили, а если давала согласие, то очень редко, и это воспринималось как особая честь и величайшее благодеяние. И вдруг, как гром среди ясного неба, прямо в студию Грега Гормана, где Джами снималась на обложку «Элль», поступило приглашение. Некая женщина по имени Канга сообщила, что Каролин Киркегард примет Джами сегодня вечером у себя дома в Колдуотер-Каньоне. Джами надлежит явиться ровно в шесть.

– А вы можете сказать мне, что вам поведали духи? – любопытство одолевало девочку.

– Они сами все скажут тебе позже через меня, но я уже сейчас догадываюсь, о чем ты хочешь узнать. Ты в поисках, Джами, не так ли? Ты потеряла себя и пытаешься найти.

Каролин обозревала и прослушивала ауру юной девушки. Она настроила свою мозговую антенну на волну Джами и теперь получала сигналы о ее желаниях, нуждах и заботах. Только когда на все вопросы поступят ответы, девушку можно будет использовать.

– Ты должна разобраться в отношениях с матерью. И в своих сомнениях по поводу выбранного пути тоже. Почему тебе так плохо, Джами, когда все вроде бы складывается вполне удачно? О, я знаю! Я знаю! Духи мне сказали. Они скажут и тебе…

Джами ахнула. Как могла Каролин узнать то, что Джами не говорила ни одной живой душе? Да и не было у нее такой близкой души, с которой она могла бы поделиться своими тайнами.

– Твои духи мне рассказали об этом. Все твои духи из прошлых твоих жизней за много веков.

О матери Джами было известно из газет и телевидения. «Куда вы толкаете свою дочь? Как далеко вы намерены зайти? Насколько морально зарабатывать на дочери, превращая девочку в насос для выкачивания денег?» Ведьма со злобным костлявым лицом яростно нападала, оправдываясь, на ведущего программы «Сегодня» Брайана Кампбелла, лгала, что все деньги, заработанные дочерью, расходуются на ее нужды, а девочка корчилась от стыда, стоя рядом с матерью перед телекамерами.

«Не возбуждают ли маньяков фотографии девочки с губами, накрашенными пусть даже самой лучшей в мире помадой, обнимающей своего любимого медвежонка? За какую сумму она согласилась бы продать свою дочь в гарем молодого шейха?» Телевизионные передачи и пресса уже полгода муссировали эту тему.

Каролин легко догадалась, что Джами ненавидит свою властную и корыстолюбивую мамашу, но жажда любви и хоть какого-то покровительства, опеки, обязательно живет в сердце ребенка.

Глаза Джами трогательно наполнились слезами.

– Но как вы все вызнали про меня? Как вы смогли…

Рука Каролин взметнулась вверх, требуя тишины. Ее массивный перстень с выступающим, словно палец, кристаллом кварца засиял, поймав на себя свет.

• Предыдущая
• 34/82
• Следующая