Выбери любимый жанр

Занимательные истории, новеллы и фаблио - де Сад Маркиз Донасье?н Альфонс Франсуа - Страница 11

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

– Надо так хорошо знать и любить вас, как я, – добавлял господин де Серненваль, – чтобы не тревожиться всеми этими религиозными упражнениями. Кто может меня уверить, что, как и у подножий алтарей Господних, вы не забываетесь порой на мягких кушетках левитов? Нет никого опаснее этих пройдох-священников. У них заведено, рассуждая о Боге, соблазнять наших жен и дочерей. Прикрываясь его именем, они вечно бесчестят и обманывают нас. Поверьте мне, дорогая, можно оставаться честной повсюду. Не в келье отшельника и не у ног идола добродетель воздвигает свой храм, а лишь в сердце благоразумной женщины, и пристойные компании, что я предлагаю вам разделять, никак не противоречат служению культу добродетели... В обществе вас считают одной из наиболее искренних ее почитательниц, и я в это верю. Однако какими доказательствами я располагаю, что вы действительно заслуживаете такой репутации? Моя вера была бы куда тверже, если бы я видел, что вам удается выстоять перед коварным натиском атакующих: лучше всего подтверждает свою добродетель не та женщина, что ставит себя в обстоятельства, при которых в принципе не может быть совращена, а та, кто достаточно уверена в себе и готова без опаски подвергнуться любым испытаниям.

Госпожа де Серненваль ничего на это не отвечала. Да и что можно возразить на столь веские доводы? Она лишь плакала, ибо слезы – это верное средство, применяемое всеми слабыми, соблазненными или лживыми женщинами, и муж не осмеливался продолжать свой урок.

Таково было состояние дел, когда старинный друг Серненваля, некто Депорт, приехал из Нанси повидаться с ним и заодно заключить в столице несколько интересующих его сделок. Депорт был примерно того же возраста, что и его приятель; весельчак и кутила, он не чуждался никаких удовольствий из числа тех, что благодетельная природа позволяет нам вкушать, чтобы забыть о бедах, которыми она нас одолевает. Он не отказался от предложения Серненваля пожить у него, радовался встрече с ним и удивлялся строгости его жены: та, узнав, что в доме появился чужак, решительно отказалась появляться ему на глаза и перестала спускаться даже к обеду и ужину. Депорт подумал, что стесняет их, и хотел переехать в другое место; Серненваль воспротивился этому и наконец признался во всех странностях своей милой супруги.

– Простим ее, – говорил доверчивый муж, – она искупает свои ошибки столькими добродетелями, что заслужила мое снисхождение, прошу и тебя последовать моему примеру.

– В добрый час, – отвечает Депорт. – Когда это не затрагивает меня лично, я ни на что не обращаю внимания. А недостатки жены того, к кому я хорошо отношусь, приобретут в моих глазах оттенок почтенных достоинств.

Серненваль обнимает своего друга, и они принимаются за дела, доставляющие им одни лишь удовольствия.

Если бы не скудоумие двух-трех тупиц, вот уже полвека контролирующих все сословие публичных девок поименно, подобно одному испанскому мошеннику, зарабатывавшему за время последнего царствования по нескольку тысяч экю в год на такого рода инквизиции (сейчас мы это поясним), если бы пошлая и глупая прямолинейность в соблюдении нравственности, присущая этим господам, не сподвигла их вообразить, что один из самых славных способов управления государством и поддержания основ добродетели – приказать этим созданиям давать точный отчет о той части их тела, какую удостаивает самой большой чести обхаживающий их субъект (выходит, между одним мужчиной, разглядывающим, к примеру, груди, и другим, оценивающим изгиб бедер, существует решительно такое же различие, как между честным человеком и негодяем, и тот, кто, согласно моде, подпадает под тот или иной разряд, должен непременно оказаться злейшим врагом государства), – так вот, если бы не презренные низости, о каких говорю я, совершенно очевидно, что два почтенных буржуа, один из которых женат на святоше, а другой – холостяк, могли бы вполне законно провести часок-другой с этими девицами. Однако из-за абсурдных гнусностей, что охлаждают пыл сограждан, Серненвалю и на ум не пришло советовать Депорту подобный способ развеяться. Последний, заметив это и не подозревая об истинных мотивах, спросил у друга, отчего, предлагая все виды столичных развлечений, он ни разу не упомянул о таком? Серненваль приводит в качестве возражения опасность возможного дознания. Депорт шутит, что, невзирая на списки, донесения в полицию, свидетельские показания жандармов и все прочие плутовские приемы, подстроенные властями для борьбы против радостей вилланов Лютеции, он все же непременно желал бы отужинать со шлюхами.

– Ладно, – отвечает Серненваль, – я согласен, я даже готов отвести тебя туда в доказательство своего философского отношения к этой стороне жизни, однако из-за некоторой щепетильности – надеюсь, ты не станешь меня в ней упрекать – и, наконец, из-за чувств, что я испытываю к жене и не в силах преодолеть, позволь мне не разделять твоих удовольствий, я тебе их обеспечу, а сам останусь внизу и подожду тебя.

Депорт немного подтрунивает над приятелем, однако, поняв, что тот тверд в своем намерении не участвовать в этом предприятии, уступает, и они идут в назначенное место.

Их встретила знаменитая С. Ж., жрица храма, где Серненваль предполагал принести в жертву своего друга.

– Нам нужна надежная, – говорит Серненваль, – приличная женщина. Мой приятель пробудет в Париже недолго, и ему не хотелось бы вернуться в провинцию с каким-нибудь нежелательным подарком и подмочить вашу репутацию. Скажите откровенно, есть ли у вас то, что ему нужно, и сколько вы хотите получить за доставленное ему удовольствие?

– Послушайте, – отвечает С. Ж., – я прекрасно вижу, с кем имею честь разговаривать; таких людей я не обманываю. Буду говорить с вами откровенно, как честная женщина, и мое поведение подтвердит вам, что я именно такова. Берусь в лучшем виде устроить ваше дело. Речь идет лишь о том, чтобы договориться о цене. Есть у меня одна очаровательная особа. Это создание приведет вас в восторг, как только вы ее увидите. Она из тех, кого мы зовем прелатским кусочком, а вы знаете, что они мои лучшие клиенты и я всегда подаю им не самое худшее, что имею... Три дня назад господин епископ де М. уплатил мне за нее двадцать луидоров, архиепископ де Р. вчера приобрел ее за пятьдесят, этим утром она была оценена еще в тридцать, полученных от коадъютора де ***. Вам я ее предлагаю за десять, признаться, просто чтобы заслужить ваше уважение. Но надо точно соблюдать день и час: она находится во власти мужа, и мужа очень ревнивого, который с нее глаз не спускает. Она наслаждается украдкой, ловя каждый удобный момент, так что не опаздывайте ни на миг и приходите минута в минуту в то время, о котором мы сейчас условимся.

Депорт немного поторговался, стараясь сбавить цену: никогда во всей Лотарингии шлюхам не платили по десять луидоров. Ему расхваливали товар; наконец сговорились, и на следующий день ровно в десять утра было назначено свидание. Серненваль, не желая более участвовать в этом развлечении, раз речь больше не шла об ужине, порекомендовал Депорту такой час. Было очень удобно устроить это дело с утра пораньше, чтобы остальную часть дня посвятить исполнению более важных обязанностей. Бьет десять, и два наших друга прибывают к услужливой сводне. Будуар, где царит зовущий к сладким утехам полумрак, таит в себе богиню, которой Депорт должен принести себя в жертву.

– Счастливое дитя любви, – говорит ему Серненваль, подталкивая его к святилищу, – лети в сладостные объятия, простертые к тебе, но после приди отчитаться передо мной о своих наслаждениях. Я порадуюсь твоему блаженству, и удовольствие мое будет тем более чистосердечным, что я ничуть не стану ему завидовать.

Наш новообращенный попадает внутрь храма. На свершение таинства едва хватило трех часов. Наконец он возвращается, уверяя своего друга, что никогда не встречал ничего подобного и что сама покровительница любви не смогла бы доставить ему большего блаженства.

– Значит, она прелестна, – говорит Серненваль, и в нем понемногу загорается пламя.