Желание и наслаждение. Эротические мемуары заключенного - Мендес Луис Алберту - Страница 26

• Предыдущая
• 26/28
• Следующая

У некоторых пациентов недоставало сил даже для того, чтобы разжевать и проглотить предназначенную им пищу. Не всегда Мишель, Зе и монахини имели возможность обеспечить им лучшее питание. Я поговорил со своим другом, тюремным кладовщиком. Звали его Нельсон Пьедaди. Дважды в неделю он наполнял двадцатилитровую тару овощами и приправами для передачи мне. Чтобы начальство не догадалось, сверху я набрасывал ветошь, мастерки, кисти и веревки. В сопровождении охранника я направлялся в больницу. Входил, минуя больничную охрану, которая в любой момент могла меня обыскать. Рисковал я многим. Разоблачили бы – наказали бы, да так, что мало бы не показалось. Обвинили бы в воровстве – и мне несдобровать бы.

Три с лишним года таскал я эти передачи и, к счастью, ни разу не попался. Позднее я узнал, что меня раскусили охранники в самой больнице, да начальник, слава Богу, оказался понятливый. Он-то знал, кому и зачем я ношу провиант.

Половые отношения были совершенно свободными. Войду, бывало, в камеру и вижу, что кто-то на ком-то лежит. Аж противно!

Мишель занималась такими делами втихую. Осторожная и благоразумная, она совсем потеряла голову, когда появился Марселину. Парень был статный, голубоглазый, русоволосый, привлекал всеобщее внимание. Ее сильно тянуло к нему. Мишель обходилась с ним не так, как с прочими. Нетрудно было убедиться, что он упивается собственным успехом. Я догадывался, что он презирает Мишель, но не прочь воспользоваться случаем. Всё лучшее, что у ней было, доставалось ему, в ущерб остальным. Мне хотелось вмешаться, но я воздерживался. Он считал себя чем-то особенным, не таким, как другие. Это совершенно не соответствовало действительности. Он был хорошо сложен, но другими достоинствами не отличался.

Жизнь учит, что замку, возведенному на песке, не устоять. Всё совершилось очень быстро. Провалился он с треском. В больницу лег парень, который давно знал Марселину. Видал его и на улице, и в полицейском участке. И он рассказал, что парень отличался необычайной развращенностью. Новость разнеслась со скоростью света.

Он стал многим давать – сначала чтобы помалкивали, потом по принуждению. Дал одному, дал и другому, потом остальные решили, что тоже имеют на него права. Мишель пыталась помочь ему, но тщетно. Предубеждение было огромным. В тюрьме неукоснительно действуют неписаные законы. Кому нравится быть пассивным, должен таким и оставаться. Права перемениться он не имеет. Если ему понравилось, пусть нравится и дальше, раз уж так вышло.

У парня начал мутиться рассудок. Ему было не выдержать давления, которому он подвергался. Его молодое и статное тело привлекало заключенных из других корпусов. Вскоре он заболел воспалением легких. Рассудок к нему не возвращался. Он лишился остатков разума.

Я заходил к нему в камеру, пытался завязать беседу, но он только смотрел отсутствующим взглядом. Те, кто прежде пользовались им, презирали его как потерявшего человеческий облик – своего рода месть за его молодость и красоту.

Доктор Густаву уверял, что если к нему вернется разум, он сможет выжить. Мы просили верующих помолиться за него, делали всё, что в наших силах. Больно было видеть умирающего молодого человека и ощущать полнейшее бессилие. Это стало в конце концов невыносимым. Мы попросили врача перевести его от нас. Это тяжело было сделать, но врачу всё-таки удалось определить его в городскую больницу. Там он лежал в горячечном бреду. Несколько дней спустя он умер.

Не вызывает сомнения, что те из наших товарищей, которых поддерживает семья, имеют шанс вновь влиться в общество. Нет нужды долго размышлять, чтобы в этом убедиться. Знаю, что многие из нас притерпелись к тяготам и лишениям тюремного быта. Но те, что страдают и мыслят, те, которые стремятся к самосовершенствованию, те, кто пребывают в постоянном поиске, те извлекают уроки.

Один из этих уроков – это умение ценить женщину, верную спутницу. Очереди, выстраивающиеся у тюремных ворот в дни свиданий, чтобы повидать заключенных родственников, на восемьдесят процентов состоят из женщин, часто с детьми, иногда с грудными. Это матери, жены, дочери, любовницы и подруги, которые, принося неимоверные жертвы и сдерживая волнение, не покидают нас в беде. Наше настоящее принадлежит им. Мы живем от свидания до свидания. Наше будущее тоже принадлежит им, потому что мы с нетерпением ожидаем дня, когда будем вместе и ничто не сможет разлучить нас. Мы думаем о них, чтобы они оживляли собою нашу повседневность. Они дают нам мужество, чтобы вытерпеть долгие годы тягот, унижений и произвола. Тягчайшее страдание в тюрьме вызвано тем, что мы разлучены с любимыми существами, которых нам так не хватает. Эти существа нам совершенно необходимы. Они – наша семья, они станут нашей опорой, когда мы выйдем на свободу. Они наполняют смыслом жизнь, которую мы влачим в заключении и которая ожидает нас на воле. Они дарят нам шанс начать новую жизнь.

Тюрьма становилась гуманнее по мере того, как женщина завоевала положение в ней. Только когда свидания с женщинами стали интимными, когда допускалась половая близость, тюрьма сделала первые решительные шаги к гуманизации.

У кого из нас была любимая, тот, в той или иной форме, проявлял гуманизм. Кто любит, тому нужен покой и уверенность, дабы взаимность крепла. Единожды испытав это чувство, мужчина готов вечно бороться за него. Женщина, подобно искусному химику, поддерживает эту необыкновенную жизненную энергию.

В этом тоже желание и наслаждение. Потому что мужская сексуальность – это поднявшийся член, который хочет усилить эрекцию, дабы усилить наслаждение. Ясно, что наслаждение усиливает чувства – и до, и после. Без чувств это просто стремление разрядиться. Лишь бы кончить – вот и всё. А если есть любовь, то наслаждение уже в самом предвкушении, а время, отведенное для наслаждения, преображается в беспредельность. А то, что наступает после, накрепко связывается с тем, что было до, и хочется, чтобы наслаждение длилось вечно.

Женская сексуальность в большинстве случаев теснее сопряжена с чувствами. Чем дольше живет она с партнером, тем больше доверие и отдача. Отдача – это сущность, это выражение женской сексуальности. Это не та статичная сексуальность, которая состоит лишь из ожидания. Это нарастающая близость с обеих сторон. Вот что возвышает обоих.

Заключенному это стало доступно после долгой, самоотверженной борьбы, забастовок и восстаний. Впервые женщина появилась в тюремной камере на Рождество 1983 года. Начальником тюрьмы был в ту пору доктор Руй – единственный из начальников, кого по-настоящему любили. Прежде он служил в колонии для малолетних преступников. Он знал почти всех нас еще подростками. Из сочувствия к нам он изо всех сил стремился облегчить наше положение.

Двери в камеры должны были оставаться открытыми, и на каждом этаже за нами следил охранник. Ему, разумеется, дали табуретку, радио и тарелку какого-то лакомства. Он садился, где ему положено. Обязательно кто-нибудь приходил с ним поболтать, чтобы его отвлечь. А в камерах тем временем занимались, чем хотели. Ясно, что при этом сохраняли уважение, бдительность и осторожность. С доктором Руем на этот счет мы договорились.

Я сам, когда увидел заветное местечко между белых ляжек, настолько возбудился, что со мной чуть не сделался нервный срыв. И все же я смог. Всё делалось второпях. Не такого я ожидал, и потому ощутил неудовлетворенность. Как же так? Я приписал это испугу, спешке и боязни быть замеченным. И всё же дело того стоило! Как бы то ни было, а начало было положено. Запах женщины, податливость женского тела, ласковая улыбка, полный желания взгляд – как без этого обойтись?

Я побеседовал с товарищами, у которых, как у меня, не ладилось с подругами. В этот день у всех стало всё иначе. Мне сделалось жалко тех, у кого женщин нет. Но даже они остались довольны. Теперь бы только найти партнершу. Самое трудное, после шестидесятилетнего существования тюрьмы, было достигнуто. В камерах появились женщины.

• Предыдущая
• 26/28
• Следующая