Охотники до чужих денежек - Романова Галина Владимировна - Страница 18

• Предыдущая
• 18/60
• Следующая

– Это пройдет, поверь, – пообещал отец, поднимаясь со своего места и разминая длинные крепкие ноги. – Все, что я делал, делалось для твоего же блага. Да, я оставался в тени. Но так было нужно.

– Кому?! Кому это было нужно?! – с надломом в голосе возопил Вениамин, ударив кулаком по столу. – Где ты был, когда я в тебе так нуждался?!

– Рядом, сын. Я всегда был рядом. А то, что ты не видел меня... – он печально хмыкнул. – В этом можешь винить эту глупую курицу, что стоит сейчас у двери и делает мне отчаянные знаки, чтобы я затк-нулся...

Вениамин быстро оглянулся и оторопел. У двери, прислонясь к притолоке, стояла его мать. Мертвецки бледная. С перекошенным ртом. Она силилась что-то сказать, но не могла.

– Мать, – тихо позвал ее Вениамин. – Что здесь происходит, объясни?

– Я хотела как лучше, сынок! – еле слышно выдавила она из себя, оседая на пол, и, всхлипнув, запричитала, раскачиваясь из стороны в сторону. – Кто же знал, что так получится?! Я не хотела тебя травмировать.

– Да! – раздался под сводами их комнатенки громовой раскат гневного возгласа их гостя. – Она не хотела тебя травмировать, сказав тебе, что я издох, мать твою!!! Она похоронила меня, когда тебе было три года! А потом уже не смогла воскресить! У нее хватало ума принимать от меня деньги и подарки для тебя, но на то, чтобы сын имел живого отца, ее скудного ума не хватило! Сука!!! Я всю жизнь тебя ненавидел за это, всю жизнь! Ты лишила меня сына, убедив, что так лучше для него! А я купился, как последний идиот. Думаю, училка – ей видней. Она изучала всю эту хренотень под названием психология и педагогика. Как я мог с ней поспорить?.. Сука!!!

Тяжело дыша, он замолчал. Затем протянул к сыну подрагивающую руку и сдавленно прошептал:

– Пожмем руки, сын! Я – твой отец, и я люблю тебя. И я, черт возьми, не виноват, что хотел обезопасить твою неокрепшую психику!!!

Последние слова он произнес с ярко выраженной издевкой, из чего Вениамин понял, что это цитата из материнских стародавних высказываний. Он оглянулся на дверь. Встретился глазами с матерью, и сердце его зашлось от жалости к ней.

Боже! Она была в настоящий момент такой жалкой, такой несчастной, что обвинять ее в чем-то, а уж тем более в нелюбви к нему, своему сыну, было глупо. Она все делала ради него и во имя его. Она наверняка унижалась перед этим сытым мужиком, называющим сейчас себя его отцом. Унижалась, чтобы оставить все на своих местах. И чтобы ее мальчик принадлежал только ей одной и никому более. Да, это было яркое проявление родительского эгоизма, пусть так. Но Вениамин прекрасно знал, что продиктовано это было безумной самоотреченной любовью к нему...

– Чего ты, мать? – ласково улыбнулся он ей, глядя в ее испуганные глаза. – Чего ты?! Все хорошо. Ты у меня одна...

– Сын?! – нервно вскинулся тогда отец, делая шаг в его сторону и с поразительной настойчивостью протягивая ему руку для пожатия. – Пожмем руки? – Венечка, пожалуйста, – жалобно попросила мать и, всхлипнув, прикрыла лицо руками. – Он твой отец. И... всегда любил тебя...

Вениамин пожал протянутую ладонь. Он слышал вздох облегчения, вырвавшийся из груди обоих родителей. Видел, как тень сползла с лица его отца и как вымученно заулыбалась мать, тут же поднявшись и суетливо забегав по комнате, накрывая на стол.

Ситуация явно становилась контролируемой. Страсти, не успев разгореться, были умело потушены. Эмоциональный настрой присутствующих, умело вправленный в рамки вежливого общения якобы родных и близких друг другу людей, принял иное направление. Все вроде бы именно так и было.

Спустя двадцать минут они уселись за накрытый стол, выпили по рюмке водки. Закусили и повели неспешный разговор о дальнейших планах Вениамина.

Сам он подавленно молчал.

Нет, ничего плохого им услышано не было. Все как раз наоборот. Отец предлагал ему преинтереснейшие вещи, клятвенно заверяя, что никогда его больше не оставит на произвол судьбы и всегда будет рядом. Он рисовал Вениамину радужные перспективы. Благосостояние обещал сказочное. Времяпрепровождение интереснейшее, которое не позволит заскучать или почувствовать себя изгоем.

Одним словом, сиди себе, кушай, слушай и радуйся открывающимся возможностям реализовать себя в этой жизни как личность и как мужчина. Но Вениамин не радовался. Более того, чем заманчивее становились картины обещанного ему будущего, тем гаже становилось на его душе.

Черная желчь, ненависть какая-то непонятная к потерянным годам, проведенным без отца, поднималась из глубин его души. В то время когда его папаша купался в довольстве и непонятно кого баловал и окружал заботой и любовью, он прозябал в этом занюханном городишке, в этой коммуналке, кишевшей тараканами.

Лыжи... Коньки... Деньги... Дерьмо это все в сравнении с тем, что он мог бы дать ему, живи он рядом. Но отец не захотел... Или, как он сам говорит, не посмел. Идиотизм! Кто поверит в это?! Кто поверит в то, что мужик со связями и крутыми бабками послушался какую-то глупую бабу, лишая себя возможности видеться с сыном?! Рассказал бы что поинтереснее...

Он, Вениамин, так думает: не было у папашки этого самого желания видеться с ним. Не было и не могло быть. Он просто-напросто платил по счетам, что предъявляла ему иногда совесть, только и всего. Он и сейчас-то заявился лишь для того, чтобы иметь в своем окружении надежного человека. Ему не нужен был сын, не нужна была его любовь. Ему просто-напросто нужен был человек, которому он мог бы довериться. Человек, преданный ему. Но Вениамин всегда будет чувствовать себя человеком, преданным отцом...

– Ну что, сын? – поднял отец очередную рюмку водки. – Могу я тебе доверять?

– Да, да, конечно... па, – только и смог он выдавить из себя, вымученно улыбаясь. – Ты можешь мне довериться. Я буду рядом...

Загородный дом, в который Саша привез Зойку, поражал причудливостью архитектуры. Двухэтажное здание серого кирпича было буквально облеплено мансардами, башенками, какими-то террасками и подсобками, имеющими выход на улицу.

– Странный дом, – открыла девушка рот, обходя строение. – Твой?

– Да, – коротко ответил ей ее новый знакомый. – Ты заходи, там открыто. А я сейчас машину отгоню в гараж.

Гараж располагался справа от въездных ворот. Пока Саша открывал его, загонял машину и запирал гаражные ворота на замок, Зойка успела произвести беглый осмотр помещений первого этажа.

Было видно, что дом выстроен совсем недавно. В двух комнатах, окна которых выходили в сад, еще стояли строительные леса и полиэтиленовые ведра с импортной краской. Две другие были заперты на ключ. Доступной для ее любопытных глаз оставалась лишь кухня-столовая. Площадью примерно четыре на четыре метра, она имела два окна, прикрытые вертикальными жалюзи. Газовую плиту, залитую засохшей плотной коркой чего-то коричневого, красивый дубовый стол овальной формы и с десяток стульев вокруг него. Ни холодильника, ни другой какой кухонной мебели в этой комнате не было. Отсутствовала также и раковина. На том месте, где она должна была находиться, торчали две трубы с заглушками.

– Недавно переехал? – повернула Зойка лицо к Александру, когда он вошел в столовую.

– Буквально на днях. – Он подошел к ней сзади и, обхватив за плечи, слегка привлек к себе. – Даже угостить тебя нечем. Правда, фрукты я купил. И вина прихватил...

– А кофе?.. – Она лукаво заиграла глазами, указала на газовую плиту и затем погрозила ему пальцем. – Надо же быть таким неаккуратным, ай-ай-ай. Всю плиту залил. Где воду берешь?

– А...а, это... в ванной. Она на втором этаже. Идем туда?

Попробовал бы кто не пойти! Александру не пришлось особо усердствовать, изображая из себя красноречивого Казанову. Зойка безропотно подчинялась каждому его слову. Каждый его кивок воспринимался ею как сигнал к действию.

Они поднялись по бетонной лестнице, которую строители только-только начали облицовывать мраморной плиткой. Вошли в одну из комнат на втором этаже, и Зойка невольно ахнула. Спальня была образцовой обителью для влюбленных. Стены затянуты дорогим шелком. В тон ему портьеры на окне. Внушительного размера кровать. Над ней огромное подвесное зеркало. В небольшой нише слева от входа на трехъярусном стеклянном стеллаже была выставлена ауди– и видеоаппаратура. Даже видеокамера имелась, объектив которой был нацелен прямо на кровать.

• Предыдущая
• 18/60
• Следующая