Школьная любовь - Лубенец Светлана - Страница 27
- Предыдущая
- 27/62
- Следующая
– Подумаешь, батоны! Подождут ваши часик и без них! А хочешь, можем отнести эти батоны, а потом уж и к нам?
Тася радостно кивнула, и они побежали к ее дому, чтобы мороженое не успело растаять. Дома Тася впихнула батоны изумленной бабушке в руки прямо на пороге, скатилась по лестнице к Мите, и они опять побежали, потому что из пачек начали уже капать на асфальт белые тягучие капли.
Дома у Толоконниковых все оставалось по-прежнему, как в те времена, когда Тася была у них частой гостьей, только на кухне поселился новый большой холодильник. Пока Митя с Тасей делили мороженое, поливали его вишневым вареньем, терли на терке завалявшуюся и закаменевшую шоколадную конфету, им было весело. Они торопились, чтобы мороженое окончательно не растаяло, хохотали и не заметили, как съели обе пачки.
С исчезновением с тарелочек мороженого непостижимым образом куда-то испарилось и веселье. И Митя, и Тася вдруг вспомнили, что не общались уже несколько лет, что они совсем не знают друг друга – таких, какими они стали сейчас: новых, повзрослевших. Оба притихли.
– Ну… я, пожалуй, пойду… – сказала Тася и покраснела.
Митя кивнул, хотя совсем не хотел, чтобы она уходила.
Тася, которой тоже не очень хотелось уходить, бросилась к раковине.
– Я только сначала вымою посуду, – сказала она.
– Да я и сам могу помыть, – возразил Митя и огорчился своему возражению. Она ведь сейчас уйдет, раз больше в их кухне нечего делать.
– Ну… тогда… до свидания? – В ее прощании так ясно прозвучал вопрос, что Митя понял: он непременно должен ее задержать.
– Нет… подожди… Не уходи! – Он вскинул на нее глаза и быстро, чтобы не раздумать, сказал: – Прости…
Тася покраснела еще больше, а Митя решил сказать уж все до конца, раз начал:
– Я виноват… Мы дружили, а я… В общем, я бы хотел, чтобы мы снова… Ну, ты понимаешь?
– Я… Я понимаю… – эхом повторила Тася.
– И… что? – Митя с надеждой посмотрел в ее светло-карие глаза.
– Митя, а как же… Говорят, что ты и Иволга…
– Что Иволга?
– Говорят, что вы… ну… Я не знаю, как сказать… Она тебе нравится?
Толоконников тяжело вздохнул и ответил:
– Лариса… Она предлагала мне… ну… дружить…
– А ты?
– А я… Почему бы не дружить… Она хорошая девчонка…
Он увидел, что Тасины глаза вмиг наполнились блестящей влагой, и очень обрадовался. Это хорошо, что ей не понравилось про Лариску. Значит, она, Тася, к нему неравнодушна, несмотря ни на что!
– Но дружу я, в общем-то, со всеми в классе. С Иволгой чуть побольше, чем с другими, но… Это ничего не значит! На самом деле, я хочу с тобой… чтобы, как раньше! А, Тася?!!
Что могла сказать Журавлева, если сама только и мечтала об этом? Конечно же, она сказала, что не имеет ничего против, и снова села на табуретку к пустой тарелочке. Митя топтался рядом, и оба они совершенно не знали, что еще сказать друг другу. Когда они были маленькими, все у них получалось просто и естественно, а сейчас, после такого длительного перерыва, было очень нелегко начать все сначала.
– Ты уже сделал погоны? – спросила Тася.
Митя отрицательно покачал головой. Он огорчился тому, что она вспомнила «Зарницу», которая очень быстро положит конец тому, что только что опять зарождалось между ними. Какой девочке понравится, что ее друг совершенно не может ни подтянуться, как мужчина, ни кросс пробежать? Да никакой! Что подумает такая девочка? Конечно же, она подумает, что он, Митя, никогда не сможет ее защитить ни от хулиганов, ни от стихийных бедствий. А на что нужен такой бесполезный друг?
– Знаешь, Тася, – начал он. – Мне кажется, что Люба Малинина права. Все эти детские игры смешны. Мы уже выросли…
– Да что ты, Митя! – возмутилась Тася. – Я уже в классе говорила, что она не права. Не буду опять повторять то же самое! Ты и так все слышал! В конце концов, «Зарницу» можно воспринимать просто как соревнования в быстроте, силе и ловкости между классами! Не понимаю, чем вам это не нравится? Не возмущаетесь же вы, например, международными олимпиадами? Взрослые люди со всего мира съезжаются и не считают, что занимаются детскими забавами!
Митя очень хорошо знал, чем ему не нравится «Зарница», но признаться ей в этом не мог.
– Да понимаешь… Все эти самопальные погоны… строй… песни хором… Глупо как-то, – сказал он. – Олимпийцев выдающиеся дизайнеры одевают, и даже на церемониях открытия и закрытия спортсмены выходят вольным строем, а не маршируют под «Катюшу».
– Ну что ж! – уже совсем другим, не дружеским, а командирским голосом начала говорить Тася. – Вы с Малининой можете не участвовать, раз уж так вам невмоготу! Мы, конечно, получим несколько штрафных очков, но, думаю, наверстаем! Этапов много! Обойдемся как-нибудь и без вас, очень взрослых! – И Журавлева гордо покинула квартиру Толоконниковых, уже не слишком сожалея об этом. Интересы класса были для нее все-таки превыше личной жизни, которая опять рушилась, едва начавшись.
Митя совсем расстроился. Он знал, что эта «Зарница» подорвет его и без того не очень прочный авторитет в классе, но что сегодняшняя встреча с Тасей, так много обещавшая, закончится настолько плачевно, он, конечно, не ожидал. И что же теперь делать? Мороженое закончилось. Горло, похоже, не заболит. Он посмотрел на него в зеркало. Не воспаленное. Розовое. А что, если покашлять? Тоже не получается. Денег больше нет. И как же, скажите на милость, без денег простудиться в сентябре? Может, выкупаться? На него посмотрят как на идиота, если он полезет в воду на виду у всего честного народа на пляже у Петропавловки. Не ехать же для этого дела в какое-нибудь курортное место на Финском заливе! Да и там уже никто не купается…
Митя подумал еще немного и решительно прошел в ванную. Душ, под который он встал, был горячим. Митя рассудил, что сначала надо как следует нагреться, а потом уж и обрушить на организм холодный удар, чтобы сразу пробрало до костей. На удар он, правда, так и не отважился. Толоконников потихоньку заворачивал кран с горячей водой и понемножку прибавлял холодную воду. Это было даже приятно. Когда тело совсем привыкло к прохладе, Митя сел в ванну и начал набирать в нее уже абсолютно холодную воду.
Пилотки были отвратительными. Старые и поношенные, они даже не стояли домиком на головах семиклассников, а заваливались набок вялыми петушиными гребнями. Люба Малинина хохотала во все горло:
– Ой! Не могу! Вояки! Штрафбат! Я же говорила, что все это – дурацкие детские игры! Разве можно победить в таких пилотках?!
– Да-а-а, – растерянно протянула Наталья Ивановна, вытаскивая из пакета последнюю пилотку. – Не ожидала… Хотя это можно было предположить. Новые пилотки находятся на головах у солдат. Они их не могут нам отдать, поскольку они являются частью их уставной формы. Но это… – она повертела в руках бурый головной убор, – конечно, нам не подойдет… И что будем делать?
– Подумаешь, без пилоток! Ну и что! – тут же встала со своего места Тася. – Погоны все сделали! Если мы отмаршируем как следует и хорошо споем, то все равно сможем набрать приличное количество очков.
– По-моему, нужно договориться, чтобы все оделись примерно одинаково, – вставил Джек, вспомнив, как смешно выглядела его рота, когда все были одеты вразнобой. – И чтобы девчонки были без каблуков, – Рудаков, когда это говорил, специально не смотрел на Малинину, – и без всяких своих штучек в ушах, и без красных ртов.
– Женя прав, – поддержала классная руководительница. – Поскольку игра военизированная, предлагаю всем надеть темные брюки… или там… джинсы… И хорошо бы белые или светлые рубашки.
– Какие еще рубашки? – спросила Ольга Дятлова. – У меня нет ни одной рубашки!
– Папашину надень! – хохотнул Раскоряка.
– Так она на мне будет как халат! У меня папа ростом под два метра! К тому же, белых у него нет! Не носит!
– Все равно! – не сдавался Джек. – Пусть у девчонок будут не рубашки, а какие-нибудь кофты… я не знаю, как они называются, но чтобы светлые, не в цветочек и без этих ваших всяких бусиков, бантиков и цепочек!
- Предыдущая
- 27/62
- Следующая
