Письмо звездному мальчику - Антонова Анна Евгеньевна - Страница 17

• Предыдущая
• 17/24
• Следующая

Я потянула на себя тяжелую дверь и приблизилась к столику вахтера.

– Здравствуйте, – вежливо сказала я. – Можно оставить письмо?

Добродушная тетенька взяла конверт.

– Кому? А, Терещенко, – она понимающе улыбнулась. – Ладно, передадим.

– Спасибо, – как можно очаровательнее улыбнулась я.

Выйдя из театра, я вытащила Ленку из магазина и потребовала:

– А теперь рассказывай!

– Ну… – замялась она.

– Говори, – не отставала я.

Мы вышли на Тверской бульвар, и она начала:

– В общем, у меня в этом театре сестра старшая работает. И есть тут один актер. Не особенно талантливый, по ее словам, зато самомнение! И вот решила она однажды оставить для него записочку, якобы от поклонницы. А потом, чтобы проверить реакцию, купила цветочки и попросила меня подарить. Тут театр маленький, цветы редко дарят, а у него к тому же роль неглавная… Так он с этими цветами потом весь вечер носился, она даже не ожидала, что на него так подействует!

– А что потом? – заинтересовалась я.

Вот уж не думала, что подобные забавы так популярны! Будет что рассказать Юльке!

– А потом она оставила на вахте письмо со стихами минут за пять до начала спектакля. Позвонили ему в гримерку, так он все бросил и тут же прибежал. Представляешь, во всех камзолах! Письмо схватил и сразу читать. А его уже ищут, ругаются… И такой спектакль в тот день был! Он завелся, а следом и остальные потянулись. Никогда еще так здорово не играли!

– А дальше? – поторопила я.

– А дальше сестрица моя под каким-то предлогом взяла ключи от его гримерки и столько всего интересного обнаружила! Сценарий спектакля с его пометками, очень любопытно, говорит, как он над ролью работал. Потом, оказывается, ему еще какая-то девчонка писала, так ее письмо в ящике валяется, а от Наташкиных – только конверты пустые! А потом она попросила свою подружку снова ему цветы подарить. Поднялась та на сцену…

Вот, машинально отметила я, в приличных театрах можно подняться на сцену!

– …а он растерялся, назад отступил: «Мне?» – спрашивает.

– Здорово! – не удержалась я, тут же представив на месте Терещенко другого персонажа. – И он не знает, что это твоя Наташка?

– Конечно, нет!

– Она вообще с ним знакома? – уточнила я.

– Здоровается…

– А если он ее вычислит?

– Как? Люди все время разные, сама она не засвечивается… Вот попросила меня кого-нибудь позвать, и я сразу о тебе подумала, я же помню, что тебе тот «Евгений Онегин» понравился.

И если бы все дело ограничилось «Евгением Онегиным»!

– Но он же видит, что почерк один, – рассудила я вслух. – Да и манера…

– В том-то и дело! Он не знает, кто за всем стоит. Это его и интригует!

Во мне проснулся Шерлок Холмс:

– А он сестру твою по почерку не вычислит?

– Ну вряд ли он станет бегать по театру и сверять ее письма с какими-то ведомостями, – что-то прикинув в уме, ответила Ленка. – Во-первых, ему их никто не даст, а во-вторых, откуда ему знать, что это кто-то из своих?

– А сегодня она ему что написала? – заинтересовалась я.

– Говорит, рассказик сочинила. Про девушку, которая пришла в театр…

– А чего она вообще хочет?

– Да ничего конкретного вроде, – задумалась Ленка.

– Ты держи меня в курсе, – попросила я, и Попова усиленно закивала.

Юлька, прослушав душераздирающую историю Ленкиной сестры, удивилась не меньше меня:

– Надо же, оказывается, не одни мы такой фигней страдаем!

– Да, мы вовсе не уникальны, – заметила я.

Сознавать это было не очень приятно. Но в то же время утешало, что мы, по крайней мере, морочим голову Шмарову в открытую, не используя рабский труд подставных лиц!

К следующей «Королеве Марго» я приобрела изящный конвертик с вытисненными на нем цветочками и переписала свое великое произведение самым красивым почерком, на какой была способна. По дороге к метро я прикупила ветку белых лилий – если одно письмо подарить, это будет странно выглядеть. Почти как крыса!

– Это кому же такие красивые цветочки? – разулыбалась билетерша на входе.

– Шмарову, – бестрепетно ответила я, забирая у нее билет.

Я почему-то совсем не волновалась, в голове было совершенно пусто. Но только пока мы не столкнулись в фойе с Катей. После обмена «приветами» она вдруг спросила:

– А вам вообще кто из актеров нравится?

Я опешила от неожиданности и невнятно забормотала:

– Да никто конкретно…

– Сам театр… – поддержала меня Юлька.

– Почему все всегда отвечают одно и то же? – устало удивилась Катя. – Теркин?

– Нет, – пришлось ответить мне. – Шмаров.

– Ну, слава богу, – чему-то обрадовалась она. – Хоть одна поклонница! А то, думаю, такой хороший актер, и ни одной.

И она немедленно полезла за телефоном:

– Давайте номерами обменяемся!

Мы с Юлькой переглянулись – откуда вдруг такой интерес? – но все же продиктовали свои телефоны. Я увидела, как Катя пишет в адресной книге: «Лера» и рядом в скобках – «Шмаров».

– Я всех так записываю, – пояснила она, поймав мой удивленный взгляд. – Чтобы не перепутать.

– А если совпадет? – поинтересовалась я.

– Ты не совпадешь, – утешила она. – У Шмарова никого, кроме тебя, нет.

– А он в театре с кем дружит? – осторожно спросила я, покосившись на Юльку.

Я же просто так, из чистого любопытства, это ведь не значит лезть за кулисы и полоскать сказку в грязной воде…

– Ни разу не видела, чтобы он с кем-нибудь разговаривал, – подумав, ответила Катя. – Всегда один. Хотя нет, помню, слышала разговор с одним техником. О каких-то телевизорах или приемниках, что-то в этом роде. Я вообще мало поняла, просто разговор двух технарей. А потом Шмаров со своей кривой ухмылочкой говорит: «Ну, я там наладил…» Знаете, – задумалась она, – у него вообще по жизни на физиономии какая-то блаженная улыбочка. У остальных такая тоже иногда появляется, но только на сцене, во время поклона. А у этого наоборот…

Я не нашлась, что ответить, лишь спросила после долгого молчания:

– А как там Антон поживает?

– Антон, – с расстановкой сказала Катя, – поет на Арбате. Почти каждый день.

Я хотела что-то ответить, но у меня вдруг сдавило горло, Юлька тоже почему-то молчала, и она продолжала:

– Видела я его там. Вы даже не представляете, какой ужас!

– И что он поет? – наконец выговорила я.

– Да чушь всякую, – отмахнулась Катя, – слушать противно. Песенки какие-то блатные, частушки. А потом они – он там не один, с друзьями выступает – деньги собирают, представляете? Обходят зрителей с целлофановым пакетом, а если кто не дает, орут: «Деньги давай!»

Мы с Юлькой растерянно улыбались, не зная, что сказать, а Катя возмущенно продолжала:

– Я его после этого вообще уважать перестала. Надо же, хороший актер, в приличном театре работает, а таким занимается. И как только не стыдно!

Мы подавленно молчали.

– А хотите, – вдруг предложила она, – я вас на распевку проведу?

– Куда? – хором удивились мы.

– Распеваются они перед каждым спектаклем, – пояснила Катя. – Очень прикольно. Могу провести.

– Ну давай, – растерянно ответила я, так до конца и не поняв, куда и зачем нас приглашают.

– Я позвоню, – кивнула наша новая знакомая.

– И что это было? – поинтересовалась я, когда мы распрощались с Катей. – С чего это она вдруг так к нам прониклась?

– Наверное, всех остальных уже достала со своим Антошей, – предположила Юлька. – Вот и ищет свежие уши.

– Да вроде она пока не особенно нас Антошей грузила, – припомнила я. – Хотя… сначала крыса, потом Арбат…

Юлька кивнула:

– Подожди, вот дойдет дело до распевки…

– А я так и не поняла, что это, – покаялась я.

– Ну что ты не поняла? – вздохнула она.

Я терпеть не могла этот ее снисходительный тон, поэтому напустила на себя независимый вид – типа, не очень-то и интересно.

• Предыдущая
• 17/24
• Следующая