Библия Раджниша. Том 1. Книга 1 - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 47

Все эти религии, говоря о служении, определенно заинтересованы, чтобы человечество оставалось бедным, чтобы людям нужно было это служение, чтобы были сироты и вдовы, нищие, чтобы старики нуждались в уходе. Такие люди необходимы, абсолютно необходимы. В противном случае, что же случится с этими великими служителями человечеству? Что случится со всеми этими религиями и их учениями? И как тогда входить в царство Божье? Такие люди должны служить в качестве лестницы.

Вы называете это отсутствием себялюбия? Что, этот миссионер не себялюбив? Он спасает этого человека не ради него; он спасает его ради самого себя. Глубоко внутри все еще есть себялюбие, но теперь оно прикрыто красивыми словами: служение, бескорыстие.

Но откуда эта потребность в каком бы то ни было служении? Почему должна быть какая-то потребность? Разве мы не можем устранить все поводы для служения? Мы можем, но тогда религии очень разгневаются. Будет разрушен весь их фундамент — весь их бизнес, — если не будет бедных, не будет голодных, не будет страдающих, не будет больных. И наука может сделать это. Сегодня это абсолютно в наших руках. Это случилось бы давным-давно, если бы религии не останавливали каждого, кто собирался внести свой вклад в знания, устраняющие все поводы для служения.

Но эти религии были против всякого научного прогресса — и они говорят о служении. Им нужны эти люди.

Их потребность — это не отсутствие себялюбия; это предельное себялюбие. Эта потребность имеет объяснение. Есть цель для достижения.

Поэтому я говорю моим санньясинам: служение — это грязное слово. Никогда не используйте его. Да, вы можете соучаствовать, но никогда не унижайте человека служением ему. Это унижение.

Когда вы служите кому-то и чувствуете великое... вы низводите другого до положения презренного человека, недочеловека. А вы такой превосходный, вы пожертвовали своими собственными интересами и служите бедным. Вы просто унижаете их.

Если у вас есть что-то, что дает вам радость, покой, восторг, делитесь этим.

И помните, когда вы делитесь, нет объяснения, нет мотива. Я не говорю, что благодаря такому делению вы попадете на небеса. Я не ставлю вам никакой цели.

Я говорю вам, благодаря разделению вы будете удовлетворены. В самом этом разделении есть удовлетворение, за ним нет иной цели; оно не ориентировано на какую-либо цель. Оно имеет целью самое себя.

И вы будете чувствовать себя обязанными человеку, готовому разделять с вами. Вы не будете чувствовать, что он обязан вам, — вы ведь не служили ему. И только люди, верящие в разделение, в соучастие, а не в служение, могут разрушить все эти поводы к служению, все эти безобразные поводы, опутывающие землю. Все религии эксплуатировали эти поводы. Но они давали красивые названия... Они стали очень искусными, тысячелетиями давая красивые названия безобразным вещам. А когда вы даете красивые названия безобразным вещам, очень вероятно, что вы сами забудете о том, что это лишь прикрытие. Внутри, в реальности, все остается тем же самым.

Я вспоминаю... Я остановился в Калькутте в доме очень богатой женщины. Она была вдовой, молодой вдовой. У нее был ребенок; ее муж умер несколько лет назад. И она чрезвычайно заинтересовалась образом моих мыслей. Мы завтракали, и я увидел фотографию, висящую на стене. Я узнал человека. Я спросил женщину: «Это фотография Свами Дивьянанда Сарасвати?»

Она сказала: «Да».

Я сказал: «Это странно. Невозможно одновременно интересоваться мной и этим человеком. Я знаю его. Он принадлежит весьма шовинистической индуистской группе Арья Самадж, очень фанатичной». Его религия исходит из того, что она — единственная истинная религия, все остальные не истинные, и что Веды написаны Богом, и их существование не может быть исчислено годами... десять тысяч, двадцать тысяч, сто тысяч... нет. Они были созданы одновременно с созданием всего сущего. Как мог Бог создавать мир, не дав этих руководств? Конечно, это представляется логичным. И Вед достаточно. Никакие другие книги не нужны.

Есть четыре Веды — настолько детские, настолько глупые и настолько полные всякого хлама и чепухи, что Бог был, должно быть, не в своем уме, если он создавал такого рода книги.

Ну, я встречался с этим человеком, и мы немедленно стали врагами навсегда, поскольку я сказал: «Все это чепуха — то, что, как вы думаете, Бог создал их. А если это создал Бог, то ваш Бог нуждается в психиатрическом лечении».

В Ведах говорится, что Бог создал женщину. Конечно, он отец: он создал женщину, он отец... и он влюбился до безумия. Он начал гоняться за этой женщиной. Женщина испугалась того, что ее изнасилует ее собственный отец, поэтому она стала прятаться. Так и произошло творение. Она стала коровой, — но Бога не обманешь, он стал быком. Так произошли все животные: женщина постоянно изменялась, так же изменялся и Бог. Вот так начало свое существование все сущее. Бог все еще преследует женщину в миллионах форм. Но сама идея отца, который создал... Он насильник, обыкновенный насильник, вечный насильник — он все еще продолжает преследовать. И вы называете это книгой, созданной Богом?

Поэтому я спросил у женщины: «Если вы интересуетесь мной, то как это может быть, что вы интересуетесь и этим маньяком».

Она сказала: «Я совсем им не интересуюсь. Вы правы... Это мой муж интересовался им. Он повесил эту фотографию здесь, теперь он умер, и из уважения к нему я не снимаю этой фотографии. Но я никогда не смотрю на нее. И я всегда радуюсь тому, что мой сын сделал с ним».

Я спросил: «Что же ваш сын сделал с ним?»

Она сказала: «Он, бывало, приходил сюда и оставался с нами». У них был прекрасный гостиный зал, человек на пятьсот, по крайней мере, так что они иногда проводили лекции в своем доме.

Однажды... в то время ребенку было, должно быть, не более пяти или шести лет. Женщина, конечно, сидела впереди, ребенок сидел впереди, они были хозяевами, муж сидел впереди. И посреди беседы Свами Дивьянанды ребенок сказал громко: «Я хочу писать».

И это прямо перед Свами Дивьянандой, весь зал рассмеялся. На самом деле все хотели того же. Лекция была такая, что она вызывала стремление, желание отправиться в туалет. А поскольку все рассмеялись, Дивьянанда очень разгневался. Этим так называемым религиозным людям присуща такая ярость, такой гнев.

Он подозвал женщину к себе поближе и сказал: «Это нехорошо. Вам следует научить своего сына».

Она спросила: «Как я могу научить его?»

Он сказал: «Вы можете сделать простую вещь. Вы можете сказать ему, что всякий раз, когда он захочет пойти пописать, пусть он просто скажет: «Мама, я хочу пойти попеть. Я хочу петь». Замените слово «писать» на слово «петь». Никто не поймет, только вы будете понимать этот условный язык».

И мать сказала: «Ладно».

Спустя шесть или семь месяцев он снова вернулся в Калькутту, остановился там, а мать вынуждена была уехать, поскольку один из ее очень близких родственников был при смерти, и она хотела видеть его и быть с ним. Поэтому она сказала Свами: «Я уезжаю. Моего мужа нет дома, он всегда приходит поздно, а я не хочу брать ребенка с собой. Человек умирает, может быть, еще есть час или два, и я не хочу, чтобы малыш видел агонию смерти. А один он не уснет, он никогда не спит один. Поэтому будьте так добры, позвольте ему спать с вами «а вашей кровати?»

Свами сказал: «Нет проблем. Он может спать со мной на моей кровати. А когда вы вернетесь, вы сможете забрать его в свою кровать».

Так и договорились. Посреди ночи ребенок разбудил Свами и сказал: «Свамиджи, я хочу петь».

Свами сказал: «Разве время петь посреди ночи? Ты идиот, спи. Не беспокой меня».

Бедный мальчик от страха закрыл глаза, но он хотел петь. Как долго мог он терпеть? Поэтому он снова потряс Свами; тот снова храпел. Он проснулся: «Ну что теперь?»

Мальчик сказал: «То же. Невозможно, я больше не могу держаться; я должен петь».

Он сказал: «Но что подумают люди по соседству... посреди ночи? И что за песня? Я устал, пробыл в пути целый день, разговаривал с людьми и теперь должен слушать твое пение? Ты не можешь подождать? Я могу послушать утром».