Некоторые женщины не будут ждать - Гарднер Эрл Стенли - Страница 11

• Предыдущая
• 11/48
• Следующая

Она задумалась.

— Наверно, вы правы, Дональд.

— Эти письма могут сильно вам навредить?

— Мне — нет, но этому человеку…

— Это вас очень волнует?

— Я хочу быть честной, только и всего. Его жена может в суде поминать меня как любовницу сколько угодно — я перенесу. Но по отношению к моему другу я хочу остаться честной до конца, вот и все.

— Все это как-то бессмысленно, — сказал я. — Если Селма хоть что-то понимает в шантаже, то ему надо было предложить купить эти письма либо мужу, либо жене; вы самый несостоятельный покупатель из трех возможных.

Она кивнула:

— Это верно.

— Значит, у вас есть еще что-то, что ему нужно. Что же это?

— Не могу придумать ничего, что могло бы окупить путешествие в Гонолулу; сейчас, по крайней мере, ничего не понимаю.

— Тогда посылайте его к черту. Может быть, подстегнем события и что-нибудь выясним.

— Спасибо вам большое, Дональд, вы мне очень помогли.

— А почему вы обратились именно ко мне? — поинтересовался я.

— Потому что мне нужен был совет.

— Но почему вы решили, что я могу вам его дать?

— Я же сказала, потому что я поняла, что вы умный человек. Ах, Дональд, что вы теперь будете обо мне думать?

— Что вы имеете в виду?

— Эти письма. Теперь вы, наверное, думаете, что я наглая, гадкая, порочная женщина!

— Я думаю, что вы просто женщина, — ответил я. Ее взгляд потеплел.

— Да, я женщина, — тихо проговорила она, — и я вам так благодарна!

— Что вы, я для вас ничего и не сделал, — сказал я и добавил: — Пока.

— Дональд, вы просто золото, — порывисто произнесла она и, подавшись вперед, крепко и смачно поцеловала меня в губы.

Как раз в этот момент Берта Кул, очень озабоченная тем, чтобы растрясти набранный на корабле жирок, вышла из-за угла на первый круг своей вечерней мили.

И вот наступили последние сутки нашего плавания. В легком возбуждении, обычном для конца путешествия, пассажиры стали готовиться к скорой высадке на берег.

В школе танца хула прошло последнее занятие. Под теплым солнцем возле плавательного бассейна женщины самого разного возраста и темперамента, разного роста и веса, изрядно поднаторевшие в гавайском танце, готовились сдавать экзамены и получать дипломы. А на корме в полдень любители стендовой стрельбы собрались пострелять по тарелочкам.

Из багажных отсеков подняли дорожные сундуки и чемоданы. Путешественники собирали вещи, оживленно болтали, обменивались адресами, подписывали друг другу на память ресторанные меню и пассажирские карточки.

Теплый, бархатный воздух дышал очарованием тропиков. За бортом лениво перекатывались волны; из них то и дело выскакивали летучие рыбы и долго скользили над поверхностью воды, пока их не накрывало следующей волной. За кораблем, словно привязанный невидимой нитью, парил чернолапый альбатрос.

Я стоял у борта и любовался океаном. Мимо прошел Сидней Селма и посмотрел на меня с нескрываемым любопытством, словно в первый раз заметил. Норму Радклиф я практически не видел; лишь один раз, когда она появилась на палубе, Селма попытался заговорить с ней, но она резко отвернулась. Берта подошла ко мне и встала рядом.

— Ах ты, негодник! — с восхищением прошептала она. Я обернулся и поднял брови в немом недоумении.

— А еще делал вид, что у тебя ничего не получается. Это ж надо, как она на тебя набросилась! Я ведь говорила!

— Слушай, Берта, — спросил я, — ты обсудила со Стефенсоном Бикнелом детали нашего контракта?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду то, что именно мы должны делать.

— Мы должны защищать Мириам Вудфорд.

— От чего?

— От всего, что ей угрожает.

— И это все?

— Все. О Господи, как ноют мои ноги! Они совершенно не рассчитаны на сто шестьдесят пять фунтов нагрузки.

— Ты справилась с фруктами и конфетами?

Берта тяжело вздохнула.

— Наверно, я старею. Часть конфет пришлось отдать.

— Кому?

— Стюарду.

— А фрукты?

— Фрукты я съела. Почти все.

— Вот и замечательно.

— Но если ты еще раз выкинешь такой номер, — угрожающе прошипела Берта, — я тебе вышибу мозги. Так и знай, вышибу своей собственной рукой.

— Кстати, — заметил я, — нам нужно вести себя поосторожнее. Мне уже говорили, что, похоже, мы были знакомы до поездки.

— Не может быть!

Я печально кивнул.

— А почему ты вдруг спросил, что именно мы должны делать?

— Просто завтра мы выходим на берег и должны начать работать.

— Тебе Норма что-нибудь рассказала?

— Нет, ничего особенного. — Я потянулся и зевнул.

— Ты, хитрый негодяй, наверняка что-то уже знаешь. — Глаза Берты сердито сверкнули.

— Конечно. В противном случае мы оказались бы в изрядной заднице, — ответил я и ушел, оставив ее стоять, вцепившись в перила.

Наутро я вышел на палубу с первыми лучами солнца. Впереди мерцал свет маяка на мысе Макапуу, и на горизонте прямо на моих глазах стали вырисовываться очертания острова Оаху.

Стюарды вынесли на палубу столы, уставили их блюдами со сладкими булочками, сдобами, кренделями, подали кофе и фруктовые соки.

Миновав мыс Коко, потом Алмазный мыс, мы развернулись и пошли к проходу в барьерном рифе. От берега отчалил катер со встречавшими нас официальными лицами. Они взобрались на борт корабля, таща за собой кипы разноцветных гавайских венков. Некоторые пассажиры принялись тут же ими обвешиваться. Это было какое-то буйство красок: цветы розовые, желтые, белые, темно-красные, пурпурные.

На палубах началась суматоха. Под звуки оркестра «Ройял Гавайян» и нараставший гомон гавайской речи «Лурлайн» медленно подошел к пристани.

Когда на палубу поднялась Мириам Вудфорд, я постарался оказаться рядом с Нормой Радклиф. Мириам была очаровательной блондинкой со смеющимися глазами, сверкающими зубами и великолепной фигурой. Глядя на нее, никак нельзя было подумать, что у нее в жизни есть хоть малейшие осложнения.

Она бросилась к Норме Радклиф, моментально украсила ее венком из ярких цветов, и они начали обниматься и целоваться. К ним сквозь толпу засеменил Стефенсон Бикнел, всячески стараясь избегать столкновений, но полный решимости вытерпеть любую боль ради того, чтобы увидеть Мириам. Обогнув последнюю разделявшую их шумную группу, он позвал ее: «Мира!», вложив в этот возглас всю свою душу.

Она обернулась к нему.

— О-о, Стиви! — воскликнула она. — Дорогой вы мой, как я рада вас видеть! Что же вы не предупредили меня о приезде пораньше?

— Хотел сделать вам сюрприз, — ответил он и подошел к ней, никого уже вокруг не замечая.

Мира поцеловала его, и трость Стефенсона Бикнела грохнулась на палубу. Он попытался своими ревматическими руками сжать Миру в мужественных объятиях.

Она отступила на шаг, подняла трость, вручила ее Бикнелу и обратилась к Норме:

— Вам надо обязательно познакомиться. Норма, это мой попечитель, Стиви Бикнел. Стиви, а это Норма, моя лучшая подруга.

— Почему же вы не сообщили мне, что она приезжает? — спросил Бикнел.

— Ну, Стиви, — рассмеялась Мириам, — у вас и так голова болит от всяких финансовых дел. Стоит ли еще волноваться по поводу моих подруг?

Норма обернулась, и наши взгляды встретились. Она подозвала меня кивком.

— Мира, я хочу познакомить тебя с Дональдом Лэмом. Он отличный парень, мы подружились на корабле.

Мириам Вудфорд посмотрела на меня добрым внимательным взглядом, улыбнулась и протянула руку. — Привет, Дональд Лэм. Я тоже взглянул в ее смеющиеся голубые глаза.

— Привет, — коротко ответил я, чтобы скрыть некоторое смущение.

— Вы знакомы с мистером Бикнелом? — спросила она.

— Да, мы встречались на корабле. Тут вмешался Бикнел.

— А вот, Мира, моя знакомая, миссис Кул. Я хочу, чтобы и вы познакомились. — И он представил Мире Берту.

— С миссис Кул мы тоже познакомились на корабле, — упредил его я.

• Предыдущая
• 11/48
• Следующая