Совы не моргают - Гарднер Эрл Стенли - Страница 38

• Предыдущая
• 38/44
• Следующая

Все происходило в конце лета 1937 года.

Конечно, в тех случаях, когда нападению подвергалась девушка, только одна из четырех обращалась в полицию. Обычно мужчины стараются не допустить, чтобы их имя оказалось внесенным в полицейские анналы, то же самое касается и женщин. Ставшие жертвами насилия женщины зачастую считают, что жаловаться бессмысленно, и, кроме того, не хотят, чтобы касающиеся их факты были опубликованы в печати.

– Ну и что Риксман? – спросил я.

– Это был тот, кого мы ловили, – ответил Рондлер. – Мы стали следить за ним, и примерно на третью ночь он взял машину и поехал на одну из площадок, где проводили время любовники. Припарковав машину, он прошел около трехсот ярдов и стал ждать в темноте под деревом, где было удобно и темно. Мы получили все, что нам требовалось. У нас была сотрудница полиции – следователь, которая согласилась нам помочь. Мы схватили Риксмана на месте преступления. Конечно, ребята слегка потрудились над ним, и, когда его доставили сюда, он уже раскис. Сидел вон на том стуле и плел свою историю. Он мог вывернуться, но в тот момент не сообразил этого. Позже, когда у него появился адвокат, Риксман попытался разыграть ненормального, но это у него не получилось. Он рассказал, что у него был очень хороший бинокль ночного видения. Риксман прятался в темноте и рассматривал в него место, где обычно парковались машины. Изучив сидевших в машине, выбирал жертву и совершал нападение. Три-четыре раза видел полицейских, которые пытались разыграть парочку влюбленных, но, разгадав их хитрость, ловко избежал ловушки. Обладая таким биноклем, он легко распознавал обман и пережидал.

Он рассказал все. Не смог, конечно, припомнить все случаи своих нападений, но поведал достаточно много. Он не отрицал и стрельбу. Однако все время клялся, что убийство Крейга не его рук дело. Некоторые не верили ему. Я верил. Не мог понять, зачем ему врать, если он все равно своим признанием приговорил себя к петле.

– Его повесили?

– Отправили в газовую камеру. К тому времени, когда ему был вынесен смертный приговор, он стал хитрее, – продолжал Рондлер. – После того, первого ночного допроса больше ничего не говорил. Стал слушаться адвоката, а тот посоветовал ему замолчать. Они ссылались на ненормальность и пытались придерживаться этой версии до самой казни, надеясь, что Риксмана помилуют. Но лично я никогда не считал дело Крейга закрытым.

– А что ты обо всем этом думаешь?

– Ничего не думаю. У меня нет фактов, чтобы разобраться, но скажу тебе, все могло быть.

– Как?

– Эта девица – Фенн – могла лишиться рассудка от любви к нему. Она хотела, чтобы Крейг на ней женился, а он не соглашался. Перепробовала все обычные трюки – не сработало. Он был влюблен в другую и собирался жениться. Тогда она уговорила его поехать с ней в последний раз на прогулку, придумала предлог, чтобы остановить машину, вылезти из нее и подойти к месту водителя. Там она нажала курок, выбросила револьвер и с криками бросилась на дорогу.

– Да, так могло быть, – согласился я.

– Большинство убийств, которые остаются нераскрытыми, именно так и происходят. Все бывает так просто, что убийцу выгораживает любая версия. В этих преступлениях нечего распутывать. Чем сложнее заранее разработанный план, чем ухищреннее преступники стараются обойти закон, тем больше следов оставляют – таких следов, о которых не подумали и которые спрятать нельзя.

Удачное преступление обычно совершает человек, у которого одна нить. Он завязывает ее прочным, крепким узлом и затем уходит, бросая ее.

– А как с убийством Крейга? Какие-нибудь отпечатки пальцев или что-либо другое, за что можно зацепиться? – спросил я.

– Абсолютно ничего, кроме описания, которое дала Роберта Фенн.

– И что она рассказала?

Он открыл ящик стола, ухмыльнулся и сказал:

– Я только что перечитал это описание, сразу после того, как мы получили сообщение из Нового Орлеана. Девица сказала, что преступник среднего роста, в темном костюме и пальто, фетровой шляпе и маске. Кроме того, она заметила, что на нем не было перчаток и что когда он появился вначале, то заметно прихрамывал, а когда убегал – уже не хромал. Черт знает что, а не показания!

– А ты сумел бы показать лучше, окажись на ее месте?

– Возможно, что и нет, – улыбнулся он, – но если стрелял не Риксман, значит – она.

– Что заставляет тебя так думать?

– Да ведь это единственный случай нападения на парочку, который не имеет объяснения. После ареста Риксмана нападения прекратились, точно ножом отрезало. Если кто-то другой занялся бы такими же налетами, как Риксман, мы столкнулись бы с подобными случаями.

Отодвинув свой стул, я сказал:

– Ты бы лучше закурил свою сигару, пока не сжевал ее до конца.

И заметил, как брови его снова сдвинулись.

– Ты получил черт знает сколько информации, а взамен не дал почти ничего.

– Возможно, я не могу предложить взамен многого.

– А может быть, можешь? Послушай, Дональд. Я хочу тебе кое-что сказать.

– Говори.

– Если ты крутишь с этой женщиной, мы прижмем тебя к ногтю.

– С какой женщиной?

– С Робертой Фенн.

– А что с ней такое?

– Ее ищет полиция Нового Орлеана, и, поскольку сейчас так сложились обстоятельства, мы тоже ищем ее.

– Что дальше?

– Если ты знаешь, где она, и прикрываешь ее, то получишь сильный удар, хороший удар туда, где будет очень больно!

– О’кей, спасибо за намек, – сказал я и вышел.

Из телефонной будки в здании я позвонил в офис. Берта Кул только что вошла. Я сказал ей, что буду не позже чем через два часа. Она хотела узнать, что происходит, но я ответил, что не могу обсуждать такие дела по телефону. И отправился в отель.

Роберта Фенн спала допоздна.

Я присел на край ее постели и сказал:

– Давай поговорим.

– О’кей.

– Этот Крейг. Что ты можешь о нем рассказать?

– Я с ним встречалась.

– Может быть, ты мечтала выйти за него замуж, а он не хотел жениться?

– Нет.

– У тебя были какие-то осложнения?

– Нет.

– Ты знала, у кого он работает?

– Да. У Роксберри, а после того, как Роксберри умер, – в «Роксберри эстейтс».

– Он когда-нибудь говорил с тобой о делах компании?

– Нет.

Я посмотрел ей в глаза:

– Он вспоминал когда-нибудь Эдну Катлер?

– Нет.

– Может быть, ты говоришь неправду?

– Зачем?

– Если вы с Эдной действовали сообща и если вместе придумали историю с Марко Катлером, то вы можете оказаться перед обвинением не в одном, а в двух убийствах.

– Дональд, я рассказала правду.

– Ты имела представление о том, что тебе будут вручены бумаги, предназначавшиеся Эдне Катлер?

– Не имела абсолютно никакого понятия! Я не знала, где находится Эдна, повторяю! Просто поселилась там под ее именем, как мы договорились, и...

– Знаю, – прервал ее я, – все это я уже слышал. – И встал с ее постели.

– Куда ты?

– Я работаю.

– Хочу позавтракать и потом спуститься и купить себе кое-что из одежды, – сказала она. – Я чувствую себя ужасно голой без ночной рубашки.

– Не советую ходить по улицам. Пусть еду принесут в номер. В универмаге напротив можно купить все необходимое. Не надо звонить по телефону и, что бы ни произошло, не следует делать попыток связываться с Эдной Катлер.

– А зачем мне с ней связываться?

– Не знаю. Я просто говорю, что не надо этого делать.

– Не буду, Дональд. Обещаю. Я не буду делать ничего, что ты не одобряешь.

– Попробуем вернуться к убийству Крейга.

По ее лицу можно было увидеть, как она отнеслась к моим словам.

– Извини, но мне надо снова поговорить об этом. Человек в маске, который подошел к машине, был в пальто и хромал?

– Да.

– А когда он убегал, то перестал хромать?

– Правильно.

– Человек был среднего роста?

– Ну да, пожалуй. Я много думала об этом с тех пор. Тогда я, понятно, была очень взволнована, но мне кажется, что без пальто он был довольно небольшого роста.

• Предыдущая
• 38/44
• Следующая