Гонцы в Ньямаголе - Галанина Юлия Евгеньевна - Страница 11
- Предыдущая
- 11/14
- Следующая
– Может быть, но вряд ли… – Шустрик покачал на руке и не стал бросать в огонь очередную порцию веток. – На сегодня они, скорее всего, наигрались, – и отсыпаться понеслись.
– Ты так говоришь, словно повадки их на досуге изучал, – не удержался и подковырнул друга Затычка.
– А что тут изучать, – отмахнулся Шустрик. – Мы и так уже довольно много о них знаем.
– Ну-ну.
Вот теперь, когда из темноты никто не смотрел и противненько не визжал, спать захотелось в полную силу. Решили оставить одного часового и меняться так, чтобы до утра отдохнуть поровну всем.
Шустрик оказался прав, остаток ночи прошел спокойно.
Глава десятая. Второй день
Утром Затычка проснулся от жжения в локте.
Он вскочил и, хлопая спросонья глазами, недоуменно уставился на дыру, прожженную в рукаве. Краем глаза он уловил скрывающийся в росистой траве зеленый хвост.
Высохший за ночь в теплом кольце огня мстительный Жожик проснулся пораньше, подобрался к спящему Затычке, плюнул на своего обидчика огненным плевком и удрал.
Чародей кругами ходил по поляне, вращая руками, словно мельница крыльями (наверное, это была чародейская зарядка), и ворчал:
– Накидали мусора, кошмар! Ну что за неряхи! Никто ничего не может, всюду расхлябанность и разгильдяйство!
Невыспавшийся, злой Затычка прошипел:
– Ночью мы не семечки лузгали, а от Опустошителей оборонялись, пока вы дрыхли! Где ваша помощь была?
– Милое некультурное, плохо воспитанное дитя! – ехидно улыбнулся волшебник. – Ограничьте ваши претензии! Если помните, а память у вас молодая и здоровая, я обещал спасти Ньямагол от Опустошителей. Пункт спасения персонально вас троих в договор не входил, поэтому безопасность обеспечивайте сами. Мое почтение!
Он приподнял шляпу и, перешагивая через потухшие, кисло пахнущие черные угли, направился к реке умываться.
– Попомню я тебе нашу безопасность! – прошептал побелевший от ярости Затычка и резко повернулся на тихий шорох позади.
Подбиравшийся к его ногам пакостливый Жожик был застигнут врасплох, поперхнулся от страха пламенем и, часто чихая едким дымом, помчался спасаться к уходящему волшебнику, высоко подпрыгивая, словно хвостатый упругий мячик.
С выездом в дорогу чародей опять не спешил.
И это мягко сказано.
Наоборот, глянув на полянку, всякий бы решил, что путешественник решил именно здесь поселиться навсегда или, во всяком случае, пожить, не торопясь, пару-тройку лет.
Вокруг коляски были веером разложены сундуки и коробки с откинутыми крышками. Как выпирает поднявшееся тесто из квашни, так выпирали из сундуков разноцветные тряпки. Ньямагольский чародей неистово в них рылся, словно барсук, копающий нору в песчаном косогоре.
– И эта не та, и та не эта, ну куда же я ее положил, ума не приложу… Не то, не то, не то…
По мнению чародея, госпожа Сюселинда (мирно спавшая в корзинке) сегодня была склонна путешествовать в новом наряде.
Панталончики нашлись сразу, а вот кофточка где-то затерялась, и чародей уже по третьему кругу перерывал содержимое своего багажа.
Данюшки дремали в тени кустов, добирая недоспанное ночью. Им было глубоко плевать, найдет ли чародей то, что ищет или нет. Хотелось спать.
После двухчасовых поисков кофточка нашлась.
Слабо подергивающую лапками Сюселинду облачили в новый костюмчик, такой же нелепый, как прежний, и можно было трогаться в путь.
Зевая, данюшки впряглись в коляску и поволокли ее по дороге.
Но не проехали они и часа, как Сюсю укачало на ухабах, – и вырвало прямо на колени чародея.
Пришлось срочно останавливаться.
– Вы же не дрова везете! Вы же меня везете! – верещал колдун, махая зонтиком. – Бедняжечку мою так растрясли, что она еле жива! Кошмар! Вредительство! Сейчас же берите ее, бедняжечку, выкупайте, а платьице вымойте дочиста! Вы слышите?
– Утопить поганую тварь! – прошипел Затычка.
Полосатик был с ним полностью согласен.
Шустрик тоже не возражал, но, обернувшись в сторону коляски, он вдруг увидел, как из выпуклых грустных глаз собачки катятся слезы. Ей, правда, было плохо.
Неожиданно Шустрику стало жалко Сюселинду. Ведь она не виновата, что уродилась хилой и страшненькой. И так Великий Торакатум красоты не дал, да еще такой хозяин в придачу… Как бы он, Шустрик, чувствовал себя на ее месте, засунутый в панталончики, чепчик и прочие кружева? Окруженный назойливой заботой, от которой взбесится можно?
Сюся печально посмотрела на Шустрика все понимающими глазами и тяжело вздохнула. Потом виновато съежилась в маленький угловатый комочек и зажмурилась.
Шустрик молча подошел к коляске, не глядя ни на чародея, ни на друзей, взял собачку, взял корзиночку и понес сквозь кусты к ручью. Там, на берегу, он нашел лужу с относительно теплой водой и посадил в нее испачканную Сюселинду, а сам зашел в ручей и принялся стирать собачьи одежки.
Вымытая Сюся повеселела, перестала вздыхать, и даже хвост ее пару раз шевельнулся, словно хотел завилять.
– О, да у нас собачья нянька объявилась! – заметил Затычка, когда Шустрик вернулся. – А по мне, так лучше уж змею держать!
С этого момента все хлопоты над Сюселиндой, почему-то, свалились на Шустрика.
Под насмешливыми взглядами друзей он искал на привалах ее кофточки, стирал нагруднички, мыл мисочки.
Шустрик и сам был не рад, что так попался, но отступать было поздно.
– Всякое доброе дело наказуемо! – голосом старой учительницы сообщал Полосатику Затычка, когда Шустрик возился с собачкой. – Назвался груздем…
А грузди в лесу по бокам дороги были замечательные. Даже совместными усилиями данюшек коляска с чародеем катилась медленно, и они могли хорошо разглядеть окрестности.
– Бабушку бы сюда… – вздыхал Затычка, когда они проезжали очередной вспухший земляной бугорок, усыпанный сосновыми иглами, из боковой прорехи которого выглядывало тугое белое ухо груздя. – Она до грибов страсть как охотница…
– Да уж, грибов тут богато, – соглашались с ним друзья, а волшебник позади сразу же начинал шипеть:
– Если бы некоторые работали не языками, а ногами, мы бы давно были в бедном, нас заждавшемся городе.
Помпоны на его шляпе гневно тряслись.
К вечеру они только-только выбрались из леса.
Второй раз оказаться разделенными с Опустошителями Полей лишь колеблющейся стеной пламени данюшкам совсем не хотелось. Поэтому они направили коляску к маленькой сторожке, черневшей на краю разоренного поля.
Не обращая внимания на энергичные протесты чародея, данюшки просто вкатили коляску вовнутрь сторожки, закрыли крепко дверь, проверили стены, легли и заснули, без ужина и всего прочего.
Глава одиннадцатая. Третий день
Были ли ночью Опустошители Полей у сторожки или нет – знал только чародей, бурчавший всю ночь. Зато утром друзья проснулись отдохнувшие и бодрые.
И опять пришлось впрягаться.
Чародею, видно, ехать стало скучно и он принялся сочинять стихотворение про себя, непобедимого.
Дело шло туго, самомнение у чародея было куда выше поэтического дара.
Ньямагольский чародей!
Он творец больших идей!
– громко выкрикивал волшебник две выстраданные душой строчки, пытаясь подобрать к ним третью.
Через полчаса дело немного сдвинулось:
Он высок, широк и строен
Волшебством он удостоен
На волшбу, совет и суд
Короли его зовут.
– почему-то говорил о себе в третьем лице ньямагольский чародей.
– Ничего себе высок, широк и строен, – бурчал Затычка. – Да он в зеркало хоть раз смотрелся? Невысок, пузат, визглив, хитроумен и хвастлив.
Всех врагов он победит
Снова станет знаменит.
Со своим ручным драконом…
Со своим ручным драконом…
Со своим ручным драконом…
- Предыдущая
- 11/14
- Следующая
