Звезды Эгера - Гардони Геза - Страница 38

• Предыдущая
• 38/125
• Следующая

— Где Подманицки? — спросила королева устало.

— Ушел, — ответил Петрович будто во сне.

— Не попрощавшись?

— Он бежал, ваше величество. Переоделся крестьянином и ушел на рассвете.

— А Балинт Терек все еще не вернулся домой?

— Нет.

На другой день турки выкинули колокола из храма Богородицы, сорвали образа, свалили статую короля Иштвана Святого. Позолоченные алтари с резьбой и образами выбросили на церковную площадь, туда же вышвырнули деревянные и мраморные статуи ангелов и церковные книги. Разбили и орган; оловянные его трубы отвезли на двух телегах к литейщикам пуль. Серебряные трубы, золотые и серебряные подсвечники тончайшей ручной работы, алтарные коврики, напрестольную пелену и церковные облачения погрузили на три другие повозки и увезли султанскому казначею. Чудесную стенную роспись храма закрасили белилами. Крест с колокольни сшибли и вместо него водрузили большой позолоченный медный полумесяц.

Второго сентября в сопровождении пашей султан верхом въехал в Буду. При нем были его сыновья.

У Сомбатских ворот его поджидали аги в парадной одежде и под звуки труб проводили в церковь.

Султан пал ниц посреди храма.

— Слава тебе, аллах, что ты простер свою могучую длань над страною неверных!

Четвертого сентября обоз в сорок телег, запряженных волами, выехал из королевского замка и свернул на дунайский судовый мост.

Это перебиралась в Липпу королева.

Во дворе замка стояли наготове экипажи, а вокруг них толпились вельможи. Они тоже собрались в путь. В Буде оставался только Вербеци и с ним его любимый офицер Мекчеи.

Гергей заметил за спиной вельмож Фюрьеша.

— Гергей, — снисходительно улыбаясь, спросил Фюрьеш, — ты что же, не поедешь с нами?

Гергей окинул его презрительным взглядом с ног до головы:

— Никаких «ты»! Заяц-трусишка — нам не братишка.

Белобрысый парень готов был вспыхнуть, но, встретившись с колючим взглядом Мекчеи, только пожал плечами.

Позади вельмож, съежившись, сидел на коне старик Цецеи.

Гергей, положив руку на луку его седла, обратился к нему:

— Батюшка…

— Добрый день, сын мой.

— Твоя милость тоже едет?

— Только до Хатвана.

— А как же Эва?

— Королева берет ее с собой. Ступай сегодня в обед к жене, утешь ее.

— Зачем вы отпускаете Эву?

— Вербеци уговорил отпустить. На будущий год нас вернется не одна тысяча.

Разговор прекратился. Появление телохранителей означало, что сейчас выйдет королева.

Она вышла в траурном одеянии. В числе придворных дам была и Эва.

Плечи ее окутывал легкий дорожный плащ с шелковым капюшоном орехового цвета. Но капюшон не был поднят. Она оглядывалась, точно искала кого-то.

Гергей протиснулся между вельможами и очутился рядом с нею.

— Эва!

— Ты не поедешь с нами?

— Поехал бы, да мой господин еще не вернулся.

— А потом вы поедете вслед за нами?

— Не знаю.

— А если не поедете, когда же я увижу тебя?

Глаза юноши наполнились слезами.

Королева села в просторную карету с кожаным верхом и с окошечками.

Ребенок и няня уже сидели в карете. Ждали только, пока служанка засунет под сиденье маленькую четырехугольную корзинку.

Вица протянула Гергею руку.

— Ты не забудешь меня, правда?

Гергей хотел сказать: «Нет, Вица, нет, даже на том свете не забуду!» — но он не в силах был вымолвить ни слова и только покачал головой.

Десять дней спустя пустился в путь и султан. Балинта Терека он увел с собой в оковах раба.

На заболоченном лугу у речки Беретьо стоял конный ратник в синем плаще и красной шапке. Это был солдат королевских войск. Он помахал шапкой и, крикнув через кусты вербы: «Ого-го-го! Вода!» — съехал по нагретому солнцем топкому берегу к воде, заросшей пышно желтеющей калужницей.

Конь зашел по колено в траву, под которой воды было почти не видно, и вытянул шею, чтобы напиться.

Но пить не стал.

Поднял морду, и вода полилась обратно через рот и через ноздри. Конь фыркнул и замотал головой.

— Да что с тобой? — проворчал солдат. — Ты что, чертушка, не пьешь?

Конь снова опустил морду. И опять выпустил воду ртом и носом.

Через луг рысью подъехали еще восемнадцать всадников в венгерской одежде различного покроя. Среди них был худощавый высокий человек с орлиным пером на шапке. На плечах у него вместо плаща накинут был суконный ментик вишневого цвета.

— Господин лейтенант, — обернулся к нему солдат, заехавший в речку на коне, — верно, вода грязная, конь не хочет пить.

Всадник с орлиным пером на шапке погнал коня в реку и посмотрел на воду.

— В воде кровь! — сказал он с удивлением.

Берег зарос ивняком, желтевшим барашками. Земля голубела от фиалок. Над весенними цветами жужжали пчелы.

Лейтенант хлестнул коня и проехал несколько шагов вверх по течению. Среди кустов вербы он увидел молодого человека в одной рубахе, который стоял по колено в воде и мыл окровавленную голову. Голова у него была большая, бугристая, точно у быка. Глаза черные, взгляд решительный, усики торчали, как колючки. Возле него на траве валялись желтые сапоги, доломан, вишневого цвета бархатная шапка и сабля в черных кожаных ножнах.

Так вот отчего в реке кровь!

— Кто ты такой, братец? — спросил изумленный лейтенант.

Юноша ответил небрежно:

— Иштван Мекчеи.

— А я Иштван Добо. Что с тобой?

— Турок меня поранил, черт бы его побрал! — И Мекчеи прижал руку к голове.

Добо оглянулся. В поле он увидел только вербы, осины и какие-то кусты.

— Турок? Ах, басурманская душа!.. Да ведь он не мог еще далеко отъехать. Сколько их?.. Эй, ребята!

И Добо выехал на берег.

— Не трудитесь понапрасну, — сказал Мекчеи, мотнув головой, — я уже уложил его. Вот он валяется позади.

— Где?

— Да где-то здесь неподалеку.

Добо приказал своему слуге спешиться.

— Давай сюда корпию, полотно.

— И там, повыше, тоже есть, — молвил Мекчеи, снова прижав ладонь к голове.

— Турки?

— Нет! Старик-дворянин с женой.

У раненого с макушки головы сочилась кровь и алой струйкой стекала по лбу к носу. Он снова склонился к воде.

— Там, в ивняке, — доложил один солдат.

Добо поскакал на своем жеребце вверх по течению и вскоре увидел старика и женщину. Старик сидел в одной рубахе у самой воды, наклонив голову, а женщина — дородная старушка — смывала с нее что-то красное.

— Ой, горе! Пришлось тебе на старости лет попасть в такую беду. Да еще такому калеке! — причитала она.

— Не вой! — рявкнул старик.

— Бог в помощь! — крикнул Добо. — Рана-то велика?

Вскинув голову, старик отмахнулся.

— Турецкий удар…

Только тогда заметил Добо, что старик однорукий.

— Что-то знаком больно, — пробормотал он, слезая с коня, и, соскочив, представился: — Иштван Добо!

Старик взглянул на него.

— Добо? Ба! Да это ты, братец Пишта? Как же тебе не знать меня? Ведь ты бывал у меня, заезжал к старику Цецеи.

— Цецеи?..

— Ну да, да, Цецеи! Не помнишь разве? Когда ты за Морэ гнался!

— Теперь припоминаю. Так что же здесь, отец, случилось? Как вы попали сюда из Мечекской долины?

— Да все эти собаки басурмане… — И старик подставил голову жене, снова принявшейся смывать кровь. — Эти псы басурмане напали на нас в дороге. Счастье наше, что как раз в это время нас нагнал тот юноша. Ох и парень! Крошил их, словно тыкву. Но и я не давал спуску, бил по ним прямо из повозки. Возница тоже показал себя молодцом…

— Сколько же их было?

— Десяток, пес их дери! Провались они в преисподнюю! Счастье, что не сладили с нами. Я ведь везу с собой штук четыреста золотых, если не больше. — И он хлопнул рукой по болтавшейся на боку суме.

• Предыдущая
• 38/125
• Следующая