Игра без правил - Воронин Андрей Николаевич - Страница 27
- Предыдущая
- 27/75
- Следующая
Впрочем, никто и не жаловался. Все лежали тихо и мирно, до поры пребывая в блаженном неведении относительно заработанных в этом сражении увечий.
Юрий невесело усмехнулся: тоже мне, сражение.
На все про все ушло не более пяти минут, хотя, как всегда, казалось, будто драка длилась бесконечно. Французов закурил, внимательно приглядываясь к своим рукам, – не дрожат ли. Руки не дрожали, огонек зажигалки ни разу не встрепенулся, пока капитан неторопливо прикуривал сигарету. Курить хотелось неимоверно – опять же, как всегда после драки.
Жадно затягиваясь, капитан зачем-то пересчитал валявшиеся вокруг тела. Их было четыре – кто-то все-таки уполз. Похоже, тот самый, что напал первым и чуть было не проделал в капитане Французове дополнительное вентиляционное отверстие.
Юрий опустил глаза вниз и с некоторым огорчением заметил, что этому типу удалось даже больше, чем он думал: его светло-серая спортивная куртка была аккуратно прорезана насквозь от левой стороны груди почти до правого нижнего кармана и свисала живописными клочьями, демонстрируя скользкую серебристую ткань подкладки. "Вот скотина, – подумал Юрий, – теперь придется новую куртку покупать. Надо из этого Погодина компенсацию выбить, что ли." Куда подевался Смык, ему было неинтересно. Капитан точно знал, что теперь этот противник опасности не представляет и его можно сбросить со счетов.
Жадно, в три длинных затяжки докурив сигарету до самого фильтра, Французов отшвырнул окурок и огляделся. Пистолет отыскался быстро. Он лежал в сторонке, именно там, где Юрий и рассчитывал его увидеть, и тускло поблескивал в свете фонаря. Капитан подобрал оружие и сунул его в карман. На секунду у него возникло искушение просто повернуться и отправиться домой, по дороге выбросив пистолет в Неву. Ирка, наверное, уже совсем заждалась и выдаст ему по первое число.
Она, конечно, отходчивая, но, пожалуй, не стоит этим злоупотреблять. Зайти куда-нибудь, где есть телефон, вызвать "скорую", милицию, потом взять такси и уехать отсюда к чертовой матери. А с Погодиным и прочей сволочью пускай разбирается Ярцев или кто-нибудь еще, кому это полагается по долгу службы.
Это было вполне логичное решение, и капитан Французов очень удивился, обнаружив себя идущим по коридору первого этажа в сторону лестницы. Коридор по-прежнему был пустынен, и в этом капитану чудилось что-то ирреальное. Он словно попал в виртуальный мир, где вовсе не было случайных прохожих и вообще обыкновенных людей, а в пустых, плохо освещенных коридорах можно было встретить только какую-нибудь зубастую нечисть, охотящуюся исключительно за тобой. В общем-то, решил он, это объясняется очень просто: на дворе почти ночь, персонал клуба разошелся по домам, а те, кто занят обслуживанием посетителей в ресторане и на ринге, давно находятся на своих рабочих местах.
Мягко ступая по фальшивому мрамору ступенек своими старыми кроссовками, капитан поднялся на второй этаж и двинулся по коридору, на всякий случай пробуя все двери подряд: он собирался заняться Погодиным вплотную, и свидетели ему были не нужны. "С чего это ты решил, что Погодин еще здесь? – спросил он себя. – Дерьмовый сукин сын мог давным-давно убраться восвояси, особенно если догадался выглянуть в окно и видел, что произошло с теми, кого он так опрометчиво вызвал." Такой вариант развития событий был наиболее вероятным, но Французов не повернул назад: он привык, взявшись за дело, доводить его до конца. Даже если Погодин успел сбежать, он мог забыть в кабинете что-нибудь интересное. Вряд ли, конечно, но проверить стоило.
По мере того как капитан приближался к кабинету Погодина, доносившаяся откуда-то музыка становилась все громче. Пела какая-то группа, сделавшая себе имя на зэковских песнях. В последнее время этот жанр приобретал все большую популярность, конкурируя с обычной попсой. Французов решил было, что кто-то просто забыл выключить в кабинете радио, но тут песня закончилась, и после коротенькой паузы зазвучала другая, почти неотличимая от первой ни по форме, ни по содержанию. Это был целый альбом, а значит, кто-то еще сидел здесь и крутил магнитофон, успокаивая растревоженные нервы.
"И кто бы это мог быть?" – с веселым бешенством подумал Юрий, останавливаясь перед дверью погодинского кабинета. Музыка доносилась оттуда, хотя из-под двери не пробивалось ни единого лучика света.
Французов улыбнулся улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего тому, кому она была адресована, и распахнул дверь.
В кабинете было темно, пахло дымом дорогих сигарет и на всю катушку грохотала музыка. Просочившийся из коридора свет позволял разглядеть сидевшего за столом Погодина. Глаза Федора Андреевича были блаженно закрыты, слева от него светился зеленым дисплей дорогой стереосистемы, а в губах периодически разгорался и потухал оранжевый огонек тлеющей сигареты. Погодин релаксировал по полной программе, не хватало только бутылки чего-нибудь покрепче да массажиста, а еще лучше – массажистки в наброшенном на голое тело мини-халатике из прозрачного нейлона.
Впрочем, Погодин не выглядел "новым русским", отдыхающим после напряженного дня. Юрий несколько секунд колебался, пытаясь сообразить, кого же напоминает ему слушающий музыку Погодин, и не понимая, зачем ему это надо, но тут сравнение наконец отыскалось: Погодин сейчас был вылитый зек, кайфующий на своей шконке в углу барака после долгого, проведенного на лесоповале дня. Немедленно в памяти всплыло название группы, песня которой доносилась из вибрирующих динамиков. Она так и называлась – "Лесоповал". И тут Погодин, похоже, что-то почувствовал, резко открыл глаза и щелкнул выключателем настольной лампы. Юрий оторвал плечо от дверного косяка, к которому привалился, отдыхая, и сделал неторопливый шаг вперед.
Глаза Погодина расширились так, что, казалось, готовы были вот-вот выскочить из орбит и двумя веселыми мячиками запрыгать по столу, рот округлился в удивленное "о", потом широко раскрылся в безмолвном испуганном "а", а потом из него вырвался хриплый и продолжительный агонизирующий вопль, в котором смешались ужас и ярость обманутого в своих ожиданиях человека, почти совершенно заглушенный продолжающей громыхать музыкой и нарочито мужественным, с хрипотцой, голосом солиста.
Юрий запер за собой дверь кабинета, подошел к столу и без предисловий врезал Погодину по носу. Федору Андреевичу показалось, что в носу у него с треском лопнула электрическая лампочка, на мгновение он ослеп и, перестав кричать, закашлялся, захлебываясь хлынувшей из носа пузырящейся кровью.
Протянув руку, Юрий немного убавил громкость звучания стереосистемы и снова повернулся к Погодину.
– Я же предупреждал, что вернусь, – почти мягко сказал он.
– Не жить тебе, волчина, – сказал Погодин, с хлюпаньем втягивая в себя кровавые сопли. Он вспомнил, как выглядел стоявший на карачках в коридоре Гена Бородин, и понял, что произошло там, в переулке. Понял он и то, что хитрить и притворяться теперь бесполезно. – Сдохнешь, гад. Сгною…
Голос, которым он произносил эти угрозы, Погодину совсем не нравился. В нем не хватало внушительности, силы: мешала затекающая в рот из расквашенного носа дрянь, да и страшно было почти до потери сознания.
Больше всего Погодин боялся, что его снова будут бить: терпеть побои он так и не научился, несмотря на богатый опыт. Как и для всякого труса, ожидание боли было для него страшнее самой боли. Это было написано у него на лице так ясно, что Французов невольно скривился от отвращения.
– Значит, сгноишь, – задумчиво повторил он и вдруг резко хлопнул Погодина по разбитому носу тыльной стороной ладони. Кровь брызнула на светлые обои.
Погодин взвыл, прикрывая лицо руками.
Юрий взял со стола какой-то документ, отпечатанный на лазерном принтере, и брезгливо вытер им испачканную ладонь. Скомкав перемазанный кровью лист, он небрежно уронил его на пол и, присев на край стола, взял Погодина за запястья и отвел его руки от залитого кровью лица.
- Предыдущая
- 27/75
- Следующая
