Леди и горец - Гарнетт Джулиана - Страница 24
- Предыдущая
- 24/61
- Следующая
— Вот мерзкие создания! Наверняка порождение дьявола, — проворчал Фергал, отмахиваясь от комаров, и, повернувшись к Робу, спросил: — Кстати, ты собираешься принять участие в празднике? — И, кивнув на собиравшихся у костров обитателей замка и местных арендаторов, добавил: — Аргилл прислал нам по этому случаю поздравления, а также довольно толстый кошелек. Лэрд собирается раздать деньга вдовам к сиротам.
Роба, однако, одолевали совсем другие, не праздничные мысли.
— Нет, в празднике я участвовать не буду, — произнес он и, прищурившись, посмотрел на старого слугу. — Скажи, Фергал, тебя что — приставили за мной следить? То-то я смотрю, ты ходишь за мной по пятам. Быть может, лэрд: опасается, что я обращусь к его вассалам и арендаторам ее страстной речью в защиту справедливости, и тебе велено меня от этого отговорить?
Фергал небрежно пожал плечами — мол, понимай как хочешь, отчего Роб еще больше помрачнел.
— Ты зря теряешь время. Говорю же тебе — совать нос в дела лэрда Лохви я больше не намерен. Пусть лэрд поступает, как ему заблагорассудится. Но я тоже буду поступать по собственному усмотрению. Когда придет время.
Наступило тягостное молчание. Поначалу, как казалось, Фергал хотел сказать что-то важное, но, видимо, передумал и махнул рукой.
— Делай как знаешь, Гленлион.
В этой реплике одновременно крылись и согласие с Робом, и неприятие того, о чем он говорил. О первом свидетельствовали слова Фергала, о втором — тот факт, что слуга назвал его Гленлионом, как бы отмежевавшись от него.
— В чем дело, Фергал? — негромко осведомился Роб. — Выкладывай, что у тебя на уме. Я же вижу, в последнее время тебя что-то гнетет.
Фергал упрямо выпятил челюсть, но так ничего и не сказал. Роб внимательно посмотрел на старика. Тот был чем-то сильно озабочен. Беспокойство крылось в легком дрожании его рук, в том, что он зачем-то принялся оправлять пояс, даже в том, как он смотрел на полыхавшие у болот костры. Похоже, никакого интереса они у него не вызывали, и он бросал на них взгляды только для того, чтобы не смотреть на Роба.
— Ладно, — кивнул Роб, — не буду больше мучить тебя вопросами. Захочешь — сам скажешь.
Фергал перевел взгляд на Роба, и некоторое время смотрел на него в упор, словно пытаясь определить, заслуживает ли тот доверия.
— Нечистая сила особенно активна накануне и во время праздника «майского шеста», — наконец произнес он. — Поговаривают, будто в последнее время у коров пропало молоко. Похоже, на животных действует заклятие, которое необходимо снять до того, как их отправят на летние пастбища.
Роб махнул рукой, давая понять, что сказки о колдовстве и волхвовании его не интересуют. Он знал жизнь и со всей ответственностью мог утверждать, что беды, которые приписывались действию различных заклятий, чаще всего являлись следствием человеческих деяний. Он видел власть во всех ее проявлениях, считал стремление к власти над другими людьми одним из неотъемлемых свойств порочной человеческой натуры и потому в могущество каких-то мифических, сверхъестественных существ не очень-то верил. Фергал доверительно положил руку на плечо Роба сказал:
— Сколько себя помню, всегда был предан лэрду душой телом. И всегда буду защищать его интересы. Поэтому не могу тебе не сказать об упорных слухах, которые ходят среди арендаторов и обитателей Лохви. — Фергал стиснул плечо Роба и, приблизив губы к его уху, прошептал: — Говорят будто злые силы хотят извести лэрда с помощью магии г волшебства.
Роб похолодел от ужаса.
— И в этом, конечно же, обвиняют леди Линдсей, — сказал он. Старик кивнул.
Роб посмотрел во двор на Ангуса Кэпмбелла. Тот, словно почувствовав на себе его взгляд, в свою очередь, посмотрел на стоявшего на стене сына. Глаза лэрда недобро сверкнули, и Роб понял, что у отца созрел в голове дьявольский план.
— Чтоб его черти взяли! — прошептал он и, добежав до лестницы, стал быстро спускаться. Фергал что-то кричал ему вслед, но Роб не слушал; охваченный яростью и забыв об осторожности, он продолжал бежать.
Ангус между тем забрался на подведенную ему лошадь и, ударив ее каблуками, послал вперед. Роб перехватил лэрда уже у самых ворот и остановил его коня, схватив его под уздцы.
— Ты бежишь от меня или, быть может, от страха перед собственными безумными деяниями? — вскричал он, поднимая глаза на лэрда. — Как можно обвинять других в том, в чем виноват только ты?
— Отпусти лошадь! — взревел Ангус. — Я, что ли, виноват в том, что у коров пропало молоко? Это все саксонская ведьма наколдовала.
— Ты сам знаешь, что это не так. — Роб вцепился в узду обеими руками, стараясь удержать нетерпеливо приплясывавшего на месте разъяренного жеребца, у которого глаза вылезли из орбит, а из оскаленного рта летела пена и с шумом вырывалось дыхание. — Все эти обвинения несправедливы.
— Этой женщине будет позволено доказать свою невиновность.
— И что же она должна для этого сделать? Позволить, чтобы ее зашили в мешок и швырнули в озеро? И утонуть, чтобы доказать, что она не ведьма — так, что ли?
Ангус удивленно на него посмотрел.
— Ты что же — хочешь пойти против закона? В законе ясно сказано, что подозреваемой в колдовстве женщине необходимо пройти испытание. — Пригнувшись в седле, он громким шепотом, напоминавшим отдаленный рокот грома, произнес: — Сразу топить ее никто не станет. Поначалу ее испытают каленым железом. Если она пройдет через это испытание, не издав ни звука, ее признают невиновной и отпустят.
Еще одно дьявольское испытание! У Роба перехватило горло.
— Я не позволю тебе издеваться над этой леди!
— Не позволишь? Но в этих стенах у тебя нет права голоса, Роберт Гленлион. Кроме того, ты говорил, что собираешься уехать к себе. Вот и поезжай с Богом.
— Да, я уеду отсюда. Господь свидетель, ты не тот человек, за которого я тебя принимал все эти годы. Неужели смерть сыновей тебя ничему не научила? Ведь если умрет девочка, которую опекает саксонка, это будет означать, что они погибли напрасно!
Рот Ангуса Кэмпбелла искривился в усмешке.
— Она не умрет. Мы будем о ней заботиться. По крайней мере до тех пор, пока она будет находиться в замке Лохви. Ну а теперь проваливай — не то я тебя растопчу!
Роб понял, что взывать к разуму Ангуса бессмысленно, и отошел в сторону. В следующую минуту жеребец лэрда бурей промчался мимо него и загремел подковами по деревянному настилу подъемного моста. Когда Ангус выехал из замка и поскакал в сторону ритуальных костров, к Робу подбежал старый Фергал.
— Ну, что ты теперь будешь делать, парень? — запыхавшись, спросил он. — В лэрда, как видно, вселился сам дьявол, и говорить с ним сейчас бесполезно. Когда граф Аргилл узнает, что одну из заложниц замучили, с ума сойдет от ярости.
— Где сейчас саксонка?
— Тебе не разрешат ее увидеть, сам знаешь. К ней наверняка приставили стражу.
— Меня интересует, где она: в башне или в подземелье? — Он пронзил Фергала яростным взглядом. — Где она? Отвечай!
Комната была даже меньше той, какую им с Мейри предоставили в самом начале. Джудит сидела на узкой койке и смотрела в окно, выходившее на озеро Аве. Кругом, насколько хватал глаз, простиралось водное пространство цвета полированной стали. Озеро окаймляли высокие, поросшие травой и кустарником скалы. Вдалеке виднелся похожий на кораблик небольшой островок. Сквозь туманную дымку проступали очертания двух высоких гор — Пасс-Брандер и Бен-Крухан, они, словно два великана, охраняли покой замка Лохви. Джудит снова стала бесправной пленницей. Ее бросили в каменный мешок и лишили всякого общения, к ней теперь не допускали даже Мейри. Она чувствовала себя самой несчастной женщиной на свете и едва сдерживала слезы. Но что проку в слезах? Никакого — она с давних пор знала об этом. Джудит не плакала, даже когда покидала Уэйкфилд, хотя чувствовала себя бесконечно одинокой и будущее рисовалось ей исключительно в мрачных тонах. Не плакала она, и выходя замуж за человека, который с самого начала дал ей понять, что она ему глубоко безразлична. Не лила слез, когда ее муж умер, а надежды вернуться в Англию обратились в прах. Даже когда Кэмпбеллы насильно увезли ее с Мейри из замка Каддел, Джудит не уронила ни единой слезинки. Но когда разразилась буря и Джудит осталась наедине с Гленлионом, она не сдержала слез. Стыд какой, подумала она в тот момент, почувствовав, что еще немного — и она сдастся на его милость. Только ночью, в постели, она поняла истинную причину своих слез. Оказывается, она ничуть не стыдилась прикосновений чувственного рта и нежных рук Гленлиона, но страдала от того, что многие дни ее молодости были безвозвратно потеряны — она не познала любви. Любви искренней, бескорыстной — мужу нужна была не она, а ее приданое. Джудит была бесконечно одинока. Ей так хотелось побеседовать с кем-нибудь на берегу реки или у очага, поделиться своими сокровенными мыслями. Даже здесь, в этом запущенном, холодном замке, населенном грубыми и тупыми людьми, она оказалась никому не нужной. Старуха служанка ее боялась, лэрд обвинял в гибели своих сыновей. А теперь ее обвинили еще и в колдовстве. Вообще-то она сама виновата. Нечего было напускать на себя таинственный вид и запугивать Мэгги. Старуха возненавидела ее и отомстила. Интересно, знает ли Гленлион о случившемся? Беспокоится ли о ней? Она следила за солнечным лучиком, игравшим на поверхности воды, и думала о Гленлионе. Он вступился за нее, не побоявшись отца. Но это было до того, как она очутилась в его объятиях, а потом отвергла. Неизвестно, придет ли он после этого ей на помощь. Когда они встретились в зале, он смотрел на нее так, что ей захотелось оказаться подальше и от замка Лохви, и от самой Шотландии. Казалось, он готов испепелить ее взглядом. Без сомнения, он ее презирал — за лживость и лицемерие. Господь свидетель, она сама все испортила — сначала ответила на его ласки, а потом оттолкнула. И теперь уже ничего нельзя изменить. Что будет с бедняжкой Мейри? Она осталась совсем одна — если не считать, конечно, Катрионы и Тома. Удивительно, до чего хорошо эти трое поладили между собой. Но судомойка и мальчик-скотник не слишком подходящая компания для наследницы знатного рода. С другой стороны, благодаря Тому и Катрионе девочка не чувствовала себя одинокой. Подул легкий бриз, принесший с собой запах водорослей и дыма. Люди из Лохви готовились к языческому празднику «майского дерева». Они будут танцевать, пить вино и эль, есть овсяные лепешки, а потом прольют на землю немного молока во имя лесного божества, которое должно обеспечить стадам хорошие пастбища, а при необходимости — надежное укрытие. Она сама помогала собирать в птичнике яйца для лепешек — пока старая Мэгги не возопила, что у коров пропало молоко. К несчастью, лэрд услышал вопли старухи, и это решило судьбу Джудит. Лэрд сразу же ухватился за выдвинутое старухой обвинение и приказал препроводить пленницу в эту превращенную в тюремную камеру комнату. Следы того, что здесь жили люди, еще виднелись. На полу валялись клочки шерсти, в углу лежала сломанная прялка. Отличная вещь. Кто, интересно, ею пользовался? Покойная супруга лэрда или какая-нибудь смешливая служанка? Ее внимание привлек приглушенный шум; она отвернулась от окна и взглянула на дверь — непреодолимую преграду из дубовых досок толщиной в добрых четыре дюйма. которая отделяла ее камеру от коридора. И в следующее мгновение узнала доносившийся из коридора голос — это был голос Гленлиона. Она уже стала подниматься на ноги, когда дверь распахнулась. Неосознанным движением она стиснула на груди руки, которые от охватившего ее волнения стали слегка подрагивать. Перед ней стоял Роберт Гленлион, а за его спи ной маячила сердитая физиономия стражника. — Тебе не причинили вреда, леди Линдсей?
- Предыдущая
- 24/61
- Следующая
