Крыса из нержавеющей стали призвана в армию - Гаррисон Гарри - Страница 32

• Предыдущая
• 32/44
• Следующая

— Что-то не пойму, к чему клонит этот ваш Марк Четвертый?

— Марк Четвертый — сама ясность, — назидательно ответил доктор Лум. — И мудрость! Не подчинившись Зеннору, мы обречем себя на смерть. Поэтому мы подчинимся — и уйдем.

— Теперь я ничего не понял, — сказал я.

— Мы пустим ток и откроем рынки. Захватчики получат продукты, а некоторые фермеры заработают полноценные вирры, ведь они будут спасать народ от стихийного бедствия. Зато другие не будут работать, и поставки продовольствия для нужд города прекратятся. По мере уменьшения запасов провизии ускорится отток населения. Исчезнет нужда в электричестве, с электростанции уйдет обслуживающий персонал. Скоро в городе останутся только солдаты.

— Похоже, вы верите в то, о чем говорите. Видимо, я недооценивал вашу приверженность. Позвольте еще один вопрос. Теоретический.

— Теоретические вопросы — самые лучшие вопросы!

— Вы правы. Допустим, я прихожу в далекий город и прошу работу. Мне не откажут?

— Разумеется, нет! Это же основной принцип индивидуального мютюэлизма.

— А вдруг там просто не найдется работы?

— Такого быть не может. Вспомните, мы говорили о растущей покупательской способности вирра. Теоретически, чем она выше, тем меньше часов уходит на отрабатывание элементарных благ. Придет время, когда нескольких секунд в неделю будет достаточно…

— Спасибо, понял. Еще один-единственный вопросик. Если какой-нибудь солдат вдруг уйдет…

— Он имеет на это полное право!

— Да, но его начальство придерживается иного мнения. Но, допустим, он пришел в далекий город, нашел работу, встретил девушку и все такое… Это возможно?

— Возможно? Еще бы! На том и стоит индивидуальный мютюэлизм.

— Я так и думал, что ты так подумаешь! — Мортон вскочил и восторженно хлопнул меня по спине.

— Вычеркнем офицеров и унтер-карьеристов. Все остальные — кто? Мобилизованные. Многие из них уклонялись от призыва. Если дать им возможность разбрестись, Зеннор скоро останется без армии.

Тут распахнулась входная дверь, и я нырнул под стай. Но это вернулся ликующий Стирнер, а за ним — отпущенные заложники. Мортон бросился к Шарле и схватил ее за руку, а я не удержался от похвалы:

— Отличная работа, Стирнер.

— Я воспользовался телевизофоном, что стоит на той стороне улицы. Оплатил канал всеобщего оповещения я рассказал о нашем открытии. В тот же миг возобновились подача электроэнергии, а затем Зеннор получил первую партию продовольствия. Он выполнил обещание и отпустил заложников.

— Должно быть, он празднует победу. А знаете, что мы придумали в ваше отсутствие? Способ разгромить его в пух и прах. Даже в том случае, если не придет флот Лиги.

— Я воодушевлен, но не улавливаю суть.

— Все объясню, только давайте сначала выпьем за победу.

Эта идея пришлась по душе всем. Осушив бокалы, мы с Мортоном не без интереса выслушали песню о том, как индивидуальный мютюэлизм избавляет человечество «от ига угнетения». Стихи были настолько же отвратительные, насколько хороша теория, хотя я и не мог не оценить героических усилий автора найти рифму к «индивидуальному мютюэлизму». Впрочем, времени я зря не терял, приводя в порядок мысли. Поэтому, когда песня закончилась и певцы потянулись за бокалами, чтобы промочить горло, я взял слово.

— Люди добрые, я считаю своим долгом рассказать вам о толпе головорезов в мундирах, захвативших вашу прекрасную планету. Такая толпа, да будет вам известно, называется армией. Армия произошла на заре развития человечества, когда физическая сила была средством выживания. Ген воинственности оказался стойким. Дикари, защищавшие свои семьи от врагов, передавали этот ген детям. Впоследствии он вызвал великое множество бед, и вы сами имеете шанс в этом убедиться. Истребив опасных животных, люди стали уничтожать друг друга. Должен со стыдам признаться, что мы, люди, — единственная форма жизни, уничтожающая себя подобных организованно и методично. Последнее достижение гена воинственности — армия. Наверху стоят старики, так называемые офицеры. Они практически ничего не делают, только командуют. На дне — солдаты, выполняющие приказы, между солдатами и офицерами — прослойка унтер-офицеров, отвечающих за выполнение приказов. Нам с вами особо интересен тот факт, что солдаты мобилизованы, и многие из них всячески пытались увильнуть от мобилизации.

Мне пришлось объяснить, что такое мобилизация. Когда улеглось возмущение, я предложил:

— Меня радует ваша реакция. Как вы считаете, среди вас найдутся желающие помогать несчастным молодым людям, не получая за это никаких вирров?

— Это наш долг, — ответил доктор, и остальные дружно кивнули. — Все равно, что спасти утопающего.

— Вот и замечательно. Давайте разучим еще одно словечко…

— Можно, я угадаю? — спросил Мортон.

Я кивнул.

— Дезертирство?

— Правильно!

Вскоре энтузиазм угас. Стирнер предложил дать нам выспаться, а там продолжить собрание. Меня отвели в небольшую комнату, где над мягкой постелью висел портрет Марка Четвертого. Глотнув напоследок винца, я отключился. Вечером я собрал воедино рудименты своего плана и сказал команде:

— Сначала попробуем сами. Если получится, научим остальных. Сегодня же я пойду в одну из харчевен, или как они здесь называются… подсяду к какому-нибудь солдату и заведу с ним дружескую беседу. Вы, Стирнер, будете сидеть за свободным столиком или неподалеку от свободного столика. Я пересажу солдата поближе к вам, чтобы вы могли слышать наш разговор. Шарла тоже будет с вами — она сыграет роль вашей дочери.

— А мне что делать? — спросил Мортон. — Ты говорил, что на этот раз я понадоблюсь.

— А как же! Тебе поручается важная работа — записывать на пленку нашу беседу. Магнитофон не показывай, микрофон держи поближе к говорящим. Сможешь?

— Смогу!

Дождавшись темноты, мы вышли на улицу. Впереди шагали добровольцы из незнакомых нам горожан, проверяя, нет ли на пути застав или патрулей. Как только таковые обнаруживались, нам давали знать, и мы поспешно сворачивали. Прогулка оказалась довольно приятной, хотя нам и пришлось попетлять. Был ранний вечер, но, тем не менее, вывески над дверьми больших увеселительных заведений не горели. Стирнер вел нас в «Толстый фермер» — свою излюбленную харчевню. Там сидело несколько человек, но среди них — ни одного военного.

— Ты говорил, что солдатам даны увольнительные и что они наведываются сюда. Что-то я их не вижу.

— Видимо, они перестали сюда заходить, потому что их не обслуживают.

— А почему их не обслуживают?

— Потому, что они не платят.

— Похоже на правду. Но раз они захватчики, почему бы не потребовать, чтобы их обслужили?

— Стоит им потребовать, как все расходятся, а харчевня закрывается.

— Ясно. Ладно, все по местам. Пойду погляжу, нет ли кого на улице.

Стоя на тротуаре с незажженной сигарой в руке, я чувствовал себя едва ли не сутенером. К счастью, никто из прохожих не обращал на меня внимания. Вскоре в поле моего зрения попали две невоенные фигуры в военной форме. Руки в карманах, кепи под неуставным углом — стыд и позор! Они подошли к «Толстому фермеру» и с тоской уставились в окно. Я приблизился к ним с сигарой в руке.

— Ребята, огоньку не найдется?

Оба подпрыгнули, как ужаленные, и разом повернулись ко мне.

— Ты говоришь по-нашему? — воскликнул один из них.

— Да. Я горжусь своими лингвистическими способностями. Если помните, я спрашивал насчет огоньку.

— Я не курю.

— И правильно делаете, табак — яд. Но, может быть, у кого-нибудь из вас найдется зажигалка?

Солдаты отрицательно покачали головами, мрачно глядя на меня. Я поднял палец с таким видом, будто меня осенила спасительная идея.

— Вот что мы сделаем: зайдем в это милое заведение, и я попрошу у кого-нибудь прикурить. А потом мы с вами потолкуем за кружкой пива, и я попрактикуюсь в вашем языке. Не возражаете?

— Не выйдет. Как только мы закажем пива, харчевня закроется, и все разойдутся.

• Предыдущая
• 32/44
• Следующая