Волшебный свет - Лэм Шарлотта - Страница 34

– Говорят вам, я ее довезу! – повысил голос Росс.

– Нет! – простонала Дилан. – Не кричи, Росс. Без твоего крика тошно!

Он затравленно поглядел на нее и прикусил язык.

– В самом деле, вашей жене сейчас нелегко. Все-таки первые роды, необычная обстановка, она боится. Ваше беспокойство понятно, однако ничего не поделаешь: ей придется рожать здесь, иного выхода нет. Как-нибудь управимся. Идите ставьте чайник, а я пока ее осмотрю и скажу вам, на каком мы свете.

– Только правду! – потребовал Росс.

– Чистую правду! – заверил его Генри.

Росс обратил взгляд к жене, еще раз провел рукой по ее влажным волосам и, не сказав больше ни слова, вышел.

– Простите, мне так неловко за него.

– Да что вы, я привык к истерикам будущих папаш, – ухмыльнулся Генри. – В прежние времена у них было заведено напиваться в пабе, пока жена рожает. Не такой глупый обычай, между прочим. Мужчина в этом деле только помеха.

– Нет уж, лучше пусть будет здесь!

– Конечно, вам с ним спокойнее. Раньше с роженицей непременно оставался кто-нибудь из близких – мать, бабка или старшая сестра, словом, опытные женщины, порой умеющие принять роды лучше всякой акушерки. Теперь же мужчин призывают участвовать в деторождении, а они по-прежнему боятся. Иной раз в обморок падают! У меня один парень грохнулся прямо на жену, а тут ребенок идет. Так я не знал, кого ловить.

Дилан рассмеялась.

– Да нет, с моим такого не будет, уверяю вас. Он хорошо держался, пока вас не было, правда, Руфь? Гораздо лучше, чем я. А я, наоборот, в панику ударилась.

– Главный враг первородящих – страхи. Не знает женщина, что с ней будет, вот и паникует. И это понятно: люди больше всего боятся неизведанного. – Он повернулся к Руфи. – Кто это ей грелку в постель положил?

– Ей она помогает, я хотела, как лучше. Что, не надо было?

– Надо, надо. Просто по нынешним временам в домах с центральным отоплением грелки повывелись. Я хоть стетоскоп немного погрею, перед тем как ее слушать. А то от ледяного стетоскопа как бы у нее шок не случился.

Когда Росс внес в комнату поднос с чаем, Генри уже закончил осмотр и тихо переговаривался с Руфью, а Дилан, закрыв глаза, отдыхала после очередной схватки. Серые глаза Росса впились в неё и тут же переметнулись к Генри.

– Ну, как она?

– Всё хорошо. Она у вас молодец.

Росс с усилием перевел дух.

– А ребенок?

– И ребенок. Лежит превосходно, не волнуйтесь. Дилан – женщина тренированная, мышечный тонус отличный. Балерины обычно очень выносливы, так что сил на роды ей вполне хватит. Теперь уже скоро, час-полтора, я думаю. Вот увидите, все будет нормально.

Росс набрал воздуху в легкие и наконец-то вздохнул полной грудью. Руфь разлила чай и подала чашку Генри.

– Ты обедал? – спросила она, разглядывая усталые морщины возле его глаз и губ.

– Нет, с голоду умираю. Скоро уж двое суток, как работаю без передышки, почти не спал и что ел – не помню.

– Хочешь, супу разогрею и поджарю бифштекс?

– Нет, правда, Руфь? – заулыбался он. – Бифштекс – это грандиозно. Если б еще с помидорами и с грибами! – добавил он мечтательно.

Она посмотрела на него ласково и чуть насмешливо.

– Сделаем. И с жареной картошкой, да?

– Да! Если можно!

– А вы как? – перевела она взгляд на Росса. – Мясо у меня разморожено, мигом будет готово.

– Спасибо, с удовольствием.

– А вам, увы, придется потерпеть, – обратился Генри к Дилан. – Роженицам есть не рекомендуется. Процесс пищеварения мешает родовой деятельности.

– Что вы, я ничего сейчас проглотить не смогу. – Дилан устремила взгляд к окну, за которым все еще шел снег, но небо вдруг очистилось и стало ярко-голубым. – Смотрите! Солнце! – воскликнула она, и ей будто сразу легче стало. Странно, почему солнце так поднимает нам настроение?

Росс вмиг расправился с бифштексом и поспешил наверх, к Дилан. Генри и Руфь остались выпить кофе.

– Ну вот, теперь у тебя совсем другой вид. Наверно, сахара в крови не хватало.

– Просто старею, – безо всякого сожаления констатировал он.

– Да ладно в старики-то записываться! Ты – мужчина в самом соку!

– Скажешь тоже!.. – Он ухмыльнулся. – Хороший ты человек, Руфь. И почему ты одна осталась?

Она посмотрела в окно, и глаза ее затуманились.

– В молодости был у меня жених, Джо звали. Мы выросли вместе, он жил на Оук-Фарм. Со временем мы поняли, что любим друг друга, объяснились и решили пожениться будущей весной. Его родители были очень рады, выделили нам коттедж на ферме. Моя мама тоже готовилась к свадьбе. Как-то мы с ним на выходные поехали к его старшей сестре в Скарборо. В воскресенье Джо встал рано и пошел купаться. А вода была ледяная. Он утонул.

– Надо же, какая нелепая смерть!

– Жутко нелепая. Плавал он не слишком хорошо, да и нельзя сказать, чтоб воду очень любил. Чего его понесло к реке в такую рань – поди пойми! Видно, судорогой ноги свело. Местный рыбак заметил, что он тонет, и поплыл на помощь, но не успел.

Генри задумчиво поглядел на нее.

– И ты всю жизнь его оплакиваешь?

– Да нет. Ну, погоревала год-другой, но время все лечит, верно? Нет, я уж давно не вспоминаю про Джо. Просто почему-то больше никто не встретился, за кого бы я замуж захотела. Были, конечно, связи, но так, ничего серьезного. Джо я очень любила и на меньшее была уже не согласна. Всякий раз спрашивала себя: «Это настоящее, как с Джо, или нет?» И оказывалось, что нет. А лет в тридцать увлеклась работой, стало не до романов. Но потом и на карьере пришлось поставить крест и вернуться сюда, к матери.

– Ты очень самоотверженная женщина, Руфь, – произнес Генри так прочувствованно, что она вспыхнула.

– Глупости! Не могла же я запихнуть родную мать в богадельню. Нет, я ни о чем не жалею, правда, иногда тоска берет по городской жизни, только в мои годы трогаться с места уже поздно. Наверно, так и помру здесь.

Два часа спустя младенец появился на свет. Громогласная девочка со странно густой копной черных волос. Дилан смотрела, как Руфь взвешивает ее, голую, визжащую, на кухонных весах, накрытых свежей салфеткой.

– Пять фунтов две унции.[1]