Гвиневера: Королева Летних Звезд - Вулли Персия - Страница 58

• Предыдущая
• 58/98
• Следующая

Я ахнула, потому что не хотела, чтобы Нимю узнала эту отвратительную сплетню Морганы.

– Почему же ты не опровергаешь этот слух? – спросила я.

– Чтобы весь мир узнал, что Мерлин умер и Артур лишился его защиты? Нет, я обещала, что этого никогда не случится, что, пока Артур жив, люди будут верить, что ему помогает маг, даже на расстоянии. – Нимю легонько дернула плечами. – На мое имя это тень не бросает. В это могут поверить только те, кто плохо думает о наших отношениях.

Меня снова потрясли сила и благородство моей молодой подруги, и я участливо пожала ей руку. Теперь мы обе знали правду.

Следующие несколько недель были тихими и спокойными. Бригит заходила ко мне, как только ей позволяли это в монастыре, и по-прежнему каждую ночь она спала в моей комнате, как делала это, когда мы были детьми. Если я кричала во сне, Бригит будила меня и помогала бороться со страхом и печалью. Со временем мой ужас перешел в ярость по отношению к Маэлгону. В минуты слепой ярости я представляла, как с него живого медленно и мучительно сдирают кожу, или представляла, как Артур одну за другой отрубает конечности. В лихорадке передо мной возник образ Артура, умирающего в сражении. Но я отогнала от себя эти мысли и лечила свою душу расцветающей красотой сельского лета.

Когда я смогла подниматься с кровати, Винни часами сидела со мной у окна, где мы вышивали и по вечерам пили чай с теми, кто заходил к нам. После ее приезда Ланс мог больше заниматься своими делами, хотя иногда он присоединялся к нам за чаем и всегда навещал меня ранним утром, когда женщины уходили к мессе. Иногда Ланс приносил цветок, или рассказывал о трех лесных завирушках, порхавших над садом, и мы смеялись и болтали о разных веселых вещах. Ни один из нас не упоминал ни Маэлгона, ни нашего стремительного порыва к свободе той ночью, залитой светом звезд.

Когда Ланселота не было со мной, я ломала голову, пытаясь разгадать, что же произошло на самом деле, а что было плодом лихорадочных сновидений. Похоже, что мои воспоминания больше были связаны с Кевином, чем с Лансом, хотя я могла бы поклясться, что бретонец обрушил на меня такой поток Любви и нежности, что даже теперь, когда мысленно я возвращалась к происшедшему, сладостная радость вызывала у меня слезы.

И все же с той поры, когда Ланс поборол свое изначальное недоверие ко мне, в его голосе и взгляде не проявлялось ничего, кроме обычной преданности королеве. И сейчас, очень внимательно наблюдая за ним, я не замечала ни малейшего проявления любви, раскрыть которую он позволил себе только в минуту опасности.

Спросить его я не могла, потому что боялась выглядеть глупо, если окажется, что это не так, поэтому я перестала думать об этом и попыталась сосредоточиться на другом.

– Дар лета, – сказал Ланс однажды утром и протянул мне скорлупу разломанного яичка лесной завирушки, которую он нашел в саду.

Я смотрела на маленькую небесно-голубую чашечку. Бретонец положил внутрь кусочек зеленого мха, а на него – розовый цветочек, похожий на звездочку. Я радостно улыбнулась: никто, кроме него, не умел так хорошо унимать мои страхи.

– Получил еще одну весточку от Артура, – объявил он, улыбаясь в ответ. – Он просит, чтобы тебе передали, что он каждый день молится о твоем быстром выздоровлении.

Мне стало смешно. Представить, что Артур молится за что-то, кроме объединения Британии, было все равно, что утверждать, будто я люблю жить в римских домах. Но Артур мог измениться.

– Бедивер уехал в Лондон, – продолжал Ланс, подходя к окну, – Артур хочет праздновать победу там и уже начал перестраивать для этого башню Цезаря. – Высунувшись из окна, Ланс небрежно окинул взглядом холмы за садом. Оказавшись в игре теней солнца и листьев, он напомнил мне Кевина, и я снова подумала, что же на самом деле произошло во время той ночной поездки. – Там суетятся вокруг черепа, который нашли строители, когда копали около фундамента, – продолжал Ланс, не замечая моего испытующего взгляда. – Жрецы утверждают, что это голова Брана, которую похоронили там, чтобы защитить Британию от вторжения. Они считают самой страшной ересью, что верховный король раскопал се. Артур просто пожимает плечами и говорит, что, чтобы прогонять завоевателей, лучше полагаться на силу нашего оружия, чем на старых и давно забытых богов. К несчастью, это не нравится жрецам.

– Догадываюсь, что не нравится, – поморщилась я.

Римские христиане подозрительно относятся к нам, потому что мы не отвергаем старую веру и не обращаемся к их вере. Сейчас язычники могли обидеться даже на пустяковую, но грубую и неосмотрительную шутку.

– Но это не все. Гонец говорил, что Артур приказал заковать саксов в цепи и колодки и провести их перед ним как рабов.

– Рабов? – Это казалось мне ужасным. Мой отец никогда не допускал рабства в Регеде, и мне не приходило в голову, что Артур может допустить это в Логрисс.

– Так сказал гонец. – Ланселот покачал головой. – Кому известно, что там происходит на самом деле? После всех тех жестокостей, в которых виноваты саксы, больше похоже, что простолюдины приняли воображаемое за действительность, и Артур к этому непричастен. Но он ведет себя странно с тех пор, как с тобой случилось несчастье.

Я кивнула. Было похоже, что небрежным отношением к язычникам, погоней за саксами и их порабощением Артур втянет нас в бесконечную череду неприятностей, если я не вернусь как можно скорее.

– Когда мы можем выехать к нему? – спросила я.

– Ты согласна на следующей неделе?

Ланс повернулся и посмотрел на меня. У него было какое-то по-мальчишески нетерпеливое выражение лица, и я догадалась, что он находился вдали от двора даже дольше, чем я. Наверное, он тоже соскучился.

– Считают, что Грифлет к концу недели поправится и сможет ехать с нами, а Агрикола предложил, чтобы Артур встретился с нами в его доме недалеко от Глостера… вот так, – добавил Ланс, подходя к моему стулу и глядя на меня, – если ты сможешь.

Я услышала тревогу в его голосе и прочла ласку в его глазах. Синие и поблескивающие, как море у берегов Корнуолла, они искали и встретились с моими глазами в твердом и спокойном взгляде.

– Если ты еще не готова выйти отсюда и встретиться с людьми, я не стану пытаться принуждать тебя.

Я тоже смотрела на Ланса, совершенно не желая терять безопасность и спокойствие этих последних нескольких недель и с отвращением представляя, что придется встречаться с любопытной толпой и грязными сплетнями. У меня задрожали колени, и мне захотелось крикнуть: «Еще не время…» – но что-то говорило мне, что лучше не задерживаться.

– Снова пора принимать обязанности жены Артура, – твердо сказала я, все еще глядя в глубокие глаза Ланса.

Мои слова были радостью и для меня, и для него.

– Очень хорошо, госпожа, – ответил он и улыбнулся с любовью и уважением.

Мне стало трудно дышать, и я торопливо отвела глаза. Я понимала, что далеко не все, что осталось у меня в памяти о моем спасении, можно приписать моему воспаленному сознанию.

• Предыдущая
• 58/98
• Следующая