Завещание Шерлока Холмса - Гарсиа Боб - Страница 1

• 1/73
• Следующая

Я сидел у камина в маленькой квартирке на Бейкер-стрит, терзаемый безграничной меланхолией. Рядом стояло кресло Шерлока Холмса – оно опустело навеки. Нависшие над Лондоном густые, тяжелые облака придавали городу унылый вид. Приглушенные звуки улицы казались такими же мрачными, как звуки похоронной процессии. Я остался один. Меня одолевали воспоминания, и я готов был расплакаться.

Ужасная новость стала известна ночью. Каждая газета спешила отдать дань уважения моему товарищу. Сиюминутные знаменитости, воспользовавшись всеобщей горячкой, вспоминали о былых встречах с гениальным детективом и чуть ли не причисляли себя к его самым близким людям. Химики, криминалисты, ученые воспевали его талант и твердили о неоценимом вкладе вдохновенного самоучки в развитие самых разных областей науки. Никогда за всю свою жизнь Шерлок Холмс не удостаивался таких похвал. Он умер, так и не узнав, что у него столько друзей.

Но я, доктор Джон X. Ватсон, знал наверняка: в действительности лишь немногие могут похвастать тем, что были с ним по-настоящему близки. Скольких верных друзей ему не хватало? Рассчитывать на помощь и поддержку своей семьи ему почти не приходилось. Я знал лишь его брата, Майкрофта. Этот человек, казалось, так же был лишен сантиментов и человеческого тепла, как и мой несчастный друг.

По городу поползли слухи о причине его смерти. Одни полагали, что он умер за рабочим столом, как настоящий мученик науки. Другие были уверены, что всему причиной наркотики.

Пресса вдохновилась этим событием и придумывала все новые невероятные сценарии. Воображению журналистов не было предела. Так, стало известно из достоверного источника, что Шерлок Холмс, тестируя изобретенный им состав, погиб в ванной, наполненной соляной кислотой. Были и менее страшные версии: скончался от укуса пчелы, в пылу своего любимого занятия; собирая вишни, упал с лестницы и разбил затылок; задохнулся, проглотив рыбную косточку. В журнале для молодых девиц появилось сообщение о том, что Холмс, несмотря на свой возраст, скончался от несчастной любви; а один журнал опубликовал сенсационную новость, что он умер от сердечного приступа, узнав, что профессор Мориарти – его сводный брат. Наконец, оптимисты уверяли, что он все еще жив. Действительно, опознание тела Холмса нельзя было назвать безоговорочным. А именно: в глубине подвала его дома в наполненной кислотой ванной было обнаружено нечто желатинообразное. Это нечто лишь весьма отдаленно напоминало человеческое существо.

Но и этого журналистам показалось мало, и они поставили под сомнение мои мемуары! Одна ежедневная газета, которая не могла похвастать широким кругом читателей, утверждала, что Шерлока Холмса никогда не существовало и что его смерть (как и жизнь) – плод неисчерпаемой фантазии его так называемого биографа. У нее даже нашлись тому доказательства. Другая газета хотя и признавала, что Шерлок Холмс – не миф, но ставила мне в упрек то, что я якобы скрыл от общественности его многочисленные неудачи. В действительности же мой друг исключительно редко терпел поражения, и я рассказывал о них так же откровенно, как и о его успехах.

Все это было на моей совести. Я всегда старался одинаково достоверно излагать подробности всех приключений моего знаменитого друга. За одним исключением, однако. Холмс запретил мне публиковать серию мрачных дел, которые я собрал в сборнике под условным названием «Ужас над Лондоном». Мой друг попросил у меня разрешения забрать эти заметки, чтобы внести в них некоторые подробности. Я, разумеется, выполнил его просьбу, которую счел вполне правомерной, но с тех пор больше никогда не видел своего сочинения. За исключением этой детали ничто не мешает мне считать себя официальным и исчерпывающим биографом знаменитого Шерлока Холмса.

Что касается его смерти, то в ней я не видел ничего загадочного. Было совершенно ясно: Шерлок умер от скуки. Оставив свою интересную профессию много лет назад, мой товарищ жил в полном уединении в загородном доме, изредка выбираясь за его пределы. Состояние его здоровья действительно вызывало опасения, и, несмотря на мои регулярные предупреждения, он продолжал принимать наркотики. За все время его уединенного существования я лишь однажды навестил его, спустя несколько лет после нашего расставания. Эта последняя встреча была настолько мучительной, что мне и по сей день больно вспоминать о ней.

Вот какие мысли блуждали в моей голове, когда звук колокольчика с первого этажа вернул меня к действительности. Прошло несколько минут, прежде чем миссис Хадсон, давно утратившая былую подвижность, прихрамывая и тяжело дыша, принесла мне письмо. Я прочел:

«Дорогой доктор Ватсон!

Наш покойный друг, мистер Шерлок Холмс, поручил мне пригласить Вас на чтение его завещания. Прошу Вас быть в моей конторе завтра ровно в 10 часов утра. Дата и время были установлены самим мистером Холмсом.

Мэтр Уильям Олборн, нотариус, Линкольнз-Инн, 23».

Это письмо согрело мне душу. То, что мой друг приглашал меня на чтение своего завещания, означало, что он не забыл обо мне, несмотря на драматические события, сопровождавшие наше расставание.

Я заснул поздней ночью. Меня одолевало небывалое беспокойство. Я и не предполагал, что Шерлок Холмс вовлечет меня в самое невероятное приключение из всех, которые мне суждено пережить.

Экипаж подъехал к Чансери-лейн, и я оказался у входа в большой сквер, именуемый Линкольнз-Инн-филдз. Это место почти не изменилось. Царящие в нем покой и тишина казались еще полнее на фоне грохота соседних улиц. Парк, чудом уцелевший в водовороте лет, напоминал монастырский сад. С одной его стороны стояло величественное древнее здание; в низких постройках, окружавших его, находились канцелярии адвокатов и нотариусов, имевших самую лучшую и древнюю репутацию в столице. В углу сквера широкая мраморная лестница вела в канцелярию нашего старинного друга, мэтра Уильяма Олборна.

Опираясь на трость и забыв о ревматизме, дрожа от нетерпения, я бодро преодолел два этажа и оказался в назначенном месте в 9 часов 50 минут.

Клерк проводил меня в огромный кабинет, где ничего не изменилось со времени моего последнего визита – пятнадцать лет назад. Сквозь матовые стекла высоких окон в помещение проникал сине-зеленый свет, придавая комнате сходство с часовней. Все здесь казалось застывшим навеки. На потолке, позолоченном и отделанном под мрамор, висела большая хрустальная люстра. Вся мебель, начиная с письменного стола и заканчивая круглым журнальным столиком, не располагала к радужным фантазиям, а воздух пропитался запахом мебельного воска. Высокие стеллажи были заставлены сочинениями в кожаных обложках, которые, казалось, превратились в прах за давностью лет, а развешанные по стенам многочисленные картины с потрескавшейся краской в старинных позолоченных рамах представляли различные виды Лондона и создавали мрачную, почти нездоровую атмосферу.

Настенные часы в углу комнаты уныло смотрели на эти траурные декорации. За спиной мэтра Олборна, в огромном камине елизаветинской эпохи, потрескивал огонь, а висевшие над ним ровным рядом суровые лица предков, целой династии нотариусов, подтверждали вековую компетенцию кабинета Олборна.

Нотариус приветствовал меня с достоинством, соответствующим обстоятельствам. Он, как и все вокруг, не изменился. Разве что на лбу и в уголках глаз появились новые морщины. Выглядел он таким же уставшим и разочарованным, каким я его знал всегда. Работая нотариусом, он отдавал дань традиции и исполнял свой долг по привычке, без особого рвения и радости.

Наша беседа продолжалась уже несколько минут, когда в комнату вошел маленький человечек с пристальным взглядом и крысиным личиком. Каково же было мое удивление! Я не видел его много лет, но, даже если память изменяла мне теперь чаще, чем прежде, я все равно мгновенно узнал Лестрейда. Его лицо, как и раньше, не вызвало у меня особой симпатии. Полицейский скорчил недовольную, презрительную гримасу, свойственную выскочкам, имеющим о себе чрезвычайно высокое мнение. Его восхождение по карьерной лестнице, естественно, только усилило свойственное ему чувство собственного превосходства. Заметив меня, он направился в мою сторону с распростертыми объятиями и, к моему величайшему удивлению, наградил меня страстным поцелуем, будто мы были старыми друзьями, встретившимися после долгой разлуки. По его мнению, так оно и было. Хотя в своих рассказах я никогда не был по отношению к нему слишком милостив.

• 1/73
• Следующая