Леди Генри - Стоун Джулия - Страница 28

Объявили, что подан ужин; гости отдали должное прекрасным винам, способным удовлетворить вкус требовательных ценителей; за столом завязалась непринужденная беседа, со всех сторон слышался смех и мягко лилась музыка. Анри оказался далеко от графини, и она то и дело ловила на себе его пламенный взгляд, исполненный страсти и бешеной ревности. Сердце Адели предательски забилось, тонкие ноздри побелели и затрепетали, она рассеянно ощипывала цветок и скручивала в пальцах оранжевые лепестки. На этот раз Анри показался ей особенно красивым в белой рубашке с расстегнутым воротом, с прядями черных волос на высоком лбу, поперек которого пролегли глубокие морщины, он мрачно смотрел на нее. Адель пришла в сильное возбуждение, и, стараясь успокоиться, заговорила со своим соседом справа, с графом Беккетом, приятным молодым человеком в очках, который умолял ее отдать ему третий танец. Музыка слышалась, словно шум отдаленного прибоя, и Адель решила не пить сегодня больше. Когда хозяин бала пригласил гостей пройти в зал для танцев, и Анри подошел к графине и подал руку, она была бледна, но совершенно спокойна.

Бал затягивался. Было уже далеко за полночь, когда Адели удалось незаметно выскользнуть на балкон, выходивший в сад, больше похожий на галерею. Сам балкон представлял собой своеобразный сад, где в кадках росли апельсиновые и лимонные деревья, а каменную балюстраду оплетали лианы. Графиня укрылась под сенью декоративных растений и оглянулась по сторонам. Она была одна. Небо затянуло облаками, месяц скрылся за тучами, и его магический свет не серебрил листву сада. Балкон освещался только светом, падавшим из окон танцевального зала, правильные желтые квадраты лежали на мраморных плитах пола. Из зеленой сумочки со стразами Адель вынула крохотную табакерку. Внутри лежал белый порошок. Она снова оглянулась, сорвала с лимонного дерева продолговатый лист и, щепотью взяв из табакерки порошок, высыпала его в самую середину. Пальцы ее дрожали.

– Сейчас, сейчас, – шептала она.

Торопливо достав тонкую стеклянную трубочку, Адель осторожно втянула порошок сначала одной ноздрей, затем другой, с шумом вздохнула и закинула голову. Когда она открыла глаза, ей показалось, что балюстрада куда-то отодвинулась и все вокруг покачивается и готово опрокинуться в сад.

– Хорошо, хорошо, хорошо, – шептала она, улыбаясь.

Вдруг Адель ощутила на плече чью-то руку – руку Анри. В ужасе глядел он на молодую женщину, но к этому примешивалась еще и жалость, сожаление, безграничная любовь.

– Что вы делаете, графиня? – тихо сказал он.

– Что? Как вы смеете, граф Генри! Вы преследуете меня! – зашипела Адель, дрожа от злости. – Теперь вы станете меня шантажировать?

– О Боже! Адель! Что вы говорите, – зашептал несчастный Анри. – Я сожалею, что невольно узнал вашу… вашу тайну, и клянусь, что дальше меня это не пойдет.

Он вдруг схватил ее руки и стал покрывать поцелуями.

– Простите меня, графиня, я стал свидетелем вашего несчастья.

– Что вы называете несчастьем, глупый мальчик? – гордо сказала Адель. – Эту невинную забаву? Боже мой! Да это просто для успокоения нервов.

– Но это же…

Она приложила ладонь к его губам, не давая говорить.

– И что? Анри, милый, вы ничего не видели. Ничего не было. Да?

Он наклонил голову.

– Да. Если вы того хотите графиня…

– Я надеюсь на вас, мой друг. Тайны должны оставаться тайнами.

Адель спокойно направилась в зал для танцев, а молодой граф остался один, усталый, вконец расстроенный.

Они покинули чудесный Кэрет одними из первых. Графиня тепло прощалась с лордом Джемисоном, возбужденным и красным от выпитого шампанского и танцев, кивнула кое-кому из гостей, и, взяв Анри под руку, направилась к выходу. Ночь была на удивление теплая. Оставляя после себя белые клубы дыма, зеленый «Оксфорд» выехал за литую решетку. Небо уже пересекла бледно-зеленая полоса, отчего мрак еще более сгустился, на горизонте, далеко, потянулась гряда гор. Они ехали молча, каждый думал о своем. Вдруг Анри вывернул руль, и машина резко вильнула в сторону, на грунтовую дорогу, которую Адель не заметила в темноте. Машина остановилась, погасли фары. Они сидели как два изваяния. Приходилось напрягать зрение, чтобы различить силуэты друг друга.

– Что все это значит? – наконец спросила графиня.

– Адель, – ответил Анри тихо. – Адель, простите мне, но длить эту пытку я не в силах. Завтра я уеду. У меня есть имение на севере… мне ничего не остается, как бежать.

Кровь бросилась в голову графини.

– Ну так бегите! – насмешливо отозвалась она.

– Вот как! – произнес он с дрожью в голосе.

Разрезая воздух, по дороге сзади с шумом промчался автомобиль. Вскоре загудел клаксон, и пронеслась следующая машина.

– Адель, – беспомощно сказал он.

Она ничего не ответила, только долгим взглядом всматривалась в Анри. Лицо было плохо видно, мрак стирал все очертания. Адель вытянула руку и осторожно прикоснулась к молодому человеку. Анри губами поймал ее пальцы.

– Бедный мальчик, – сказала Адель с грустью. Все остальное произошло быстро.

Во мраке кабины Анри, словно подброшенный пружиной, резко повернулся к Адели и, схватив ее тонкие запястья, крепко прижал к сиденью. Свободной рукой потянулся к юбке и, теряя ощущение реальности, запустил под нее ладонь.

Адель тихонько охнула, напряглась, и от этого еле заметного движения молодой мужчина окончательно потерял голову. В следующее мгновение он рывком дернул подол юбки вверх. Ткань чуть-чуть подалась, и во мраке забелела нежная кожа обнаженных женских бедер.

– Нет, нет, сумасшедший! – Торопливо зашептала Адель, пугаясь того, что сейчас должно было случиться, и одновременно ожидая этого. – Что ты делаешь? Анри! Анри!

Она попыталась оттолкнуть молодого графа, но ее горячечный шепот, слабые попытки сопротивления теперь только распаляли его. Не думая ни о чем больше, забыв, что может причинить ей боль, он взбил узкую юбку вверх, нащупал тончайшую ткань трусиков и одним рывком разорвал их.

Не давая, Адели опомниться, чувствуя, что погиб, погиб навеки, Анри навалился на нее, прильнул к ее губам, а его пальцы стремительно метались по нежному телу, с наслаждением узнавая тепло бедер, упругую нежность обнаженного живота.

Анри не помнил, сам ли он освободился от одежды, или Адель помогала ему… Он с силой раздвинул ее ноги… В памяти остались лишь скрип кожаного сиденья, громкие, похожие на рыдание стоны Адели, ее пальцы, впивающиеся ему в спину, и ослепительный взрыв, один на двоих, вслед за которым пришло опустошение…

Потом она прижала его голову к груди и запустила в волосы пальцы. Плечи ее вздрагивали.

Он вырвался и повернулся, пытаясь разглядеть ее лицо.

– Вы плачете?

– Нет, мой милый. Все хорошо. Оставьте, Анри! Голос Адели как-то изменился, она сама была иная, она была – его.

Промчалась еще одна машина, на секунду ослепив их светом фар.

– Поедемте в замок, – сказала Адель.

Анри завел машину. Зеленая полоса небес стала шире, в лощинах клубился туман…

Проснулась Адель поздно, и первое, что она увидела – был дождь. Струи лились отвесно, и, лениво поднявшись, она открыла окно. Она любила шум дождя, барабанную дробь по жестяному карнизу и длинные прозрачные потеки на стекле. Дождь был такой сильный, что ей вспомнились летние ливни, раскаты грома, похожие на звук разрываемой ткани, и тишина после ливня; старые дубы в нирване и вдруг – бешеный поток солнца и блеск!

Адель прикоснулась тонкими пальцами к стеклу. Скучала ли она об Анри? Пожалуй, она не могла бы ответить определенно. Она не испытывала чувства вины ни перед мужем, ни перед своим пасынком. Мужчины… Это приключение в жизни женщины, тайна, сотворчество с природой. Как легко выпить мужчину до дна! И ведь он будет еще благодарен. Даже страдая, он будет благодарен женщине, которую любит. А Адель? Что она может дать, кроме своей потрясающей красоты? Она часто увлекалась, вызывая бурю ответной страсти, но сама любила лишь однажды. И потеряла любовь по своей же вине. Она часто думала, справедливо ли это, понимая, что лучше ей забыть, не заглядывать за ту сторону, остудить свое сердце. И вдруг этот Джон Готфрид, в ее доме! Непостижимо!