Свадьба - Гарвуд Джулия - Страница 54
- Предыдущая
- 54/84
- Следующая
– Обычно я уезжаю не прощаясь.
– Но теперь ты женат. Ты должен сказать жене «до свидания».
– Еще хочешь дать мне какие-то указания?
– Ты собираешься вернуться?
– Бренна, я живу здесь, это мой дом, и я, конечно, вернусь. Ты только поэтому меня задерживаешь?
– Нет. Я хотела поговорить о другом. Я буду тебе очень благодарна, если ты не станешь меня перебивать, пока я не закончу.
– Ну, говори, – с досадой разрешил Коннор. Бренна стиснула зубы, услышав его тон.
– Я только что узнала, что ты переселил меня в другую спальню. Может быть, ты выслушаешь, что я об этом думаю? Во-первых, я хочу получить твое разрешение говорить свободно.
– Незачем спрашивать, когда мы одни. Говори все, что хочешь, только поскорее.
– Да, я буду краткой. – От волнения голос ее упал до хриплого шепота.
– А ты не можешь подождать моего возвращения? Тогда и поблагодаришь… Черт побери, что такое с твоим глазом? У тебя веко дергается.
Бренна предпочла не обращать внимания на мужа, но все-таки бросила взгляд через плечо, далеко ли она стоит от двери, за которой начинается безопасная территория. Дверь была прямо у нее за спиной, и, глубоко вздохнув, словно обещая: ну, сейчас ты у меня получишь, – она решила быстро высказаться и тотчас ринуться к выходу. На всякий случай Бренна заранее подобрала юбки и лишь после этого дала полную волю гневу, излив его на мужа.
Она больше не улыбалась.
– Я вовсе не собираюсь благодарить тебя, Коннор. Но скажу все, что думаю о твоем бесцеремонном решении переселить меня в другую комнату. Я считаю, что ты презренный человек! Ты злая, ничтожная, надменная, бессердечная, подлая свинья! Как ты осмелился намеренно оскорбить меня? И это после нашей прекрасной, страстной ночи? Ты ведешь себя так, что я начинаю думать, что я вышла замуж за настоящего козла! Так знай, мне никогда не оправиться после такого оскорбления! Ты разбил мне сердце. Я никогда не прощу тебя!
Вообще-то ей стоило остановиться, хотя бы после вполне ясной реакции на слово «свинья». Коннор стиснул челюсти, и Бренна прекрасно поняла, что это значит, но уже не могла замолчать. Оскорбления сыпались на голову Коннора одно за другим. Она бы не сумела повторить все, что успела наговорить, но точно помнила, что в запальчивости обозвала его среди прочего лошадиной задницей. Коннор так сильно обидел ее, что она с удовольствием влепила бы ему пощечину. Конечно, было ребячеством самой опуститься до его уровня, но она ничего не могла с собой поделать. И остановиться тоже не могла.
Дальнейшее не сулило ей ничего хорошего. Разве что расстояние, на котором Бренна находилась от мужа, да дверь за спиной могли ее спасти. Глаза Коннора, сперва ошарашенные, при слове «свинья» загорелись огнем. Договорить ей он не дал. Бренна повернулась, заметив, как что-то метнулось за спину, и до слуха ее донесся щелчок дверной задвижки. Она отпустила юбки, рванулась к двери и попыталась открыть ее, но Коннор схватил жену за руку и потащил обратно. Она ничего толком не успела сообразить – слишком уж быстро все произошло. В одну секунду он оказался возле стойла и замер там будто привязанный. А в следующий миг он уже волок Бренну в глубь конюшни.
– Боже милосердный! – взмолилась она.
– Если ты хочешь помолиться вслух, то делай это на каком-нибудь одном языке. Богу нравится гэльский.
Но молитва ее не была услышана, он еще крепче вцепился ей в руку, потащил в пустое стойло за углом и закрыл ворота.
Бренна увидела глаза мужа и попятилась к стене, пока через ткань платья не ощутила шершавость досок. И поняла, какая она на самом деле трусиха. Чувствуя, что она не в силах отступить даже на шаг от прочной опоры, она неимоверным усилием воли заставила себя спокойно сложить руки на груди и изобразить на лице полную безмятежность, ожидая, когда ее начнут душить. Конечно, лучше бы этого избежать, но как? Коннор загородил собой выход.
Похоже, Коннор немного успокоился, но Бренна понимала, что он не отступится от нее, пока они не выяснят отношения. Ей надо взять себя в руки. Конечно, муж в ярости, но она была уверена, что он не тронет ее, а скорее всего накажет словами. Но именно это и повергло ее сейчас в ужас.
– Повтори-ка еще раз, что ты мне сказала, – попросил он обманчиво спокойно.
– Нет уж, спасибо.
– Я настаиваю, Бренна. Я хочу услышать каждое слово еще раз. – Коннор оперся о косяк, держась за ворота стойла. Он дал ей понять, что готов ждать сколько угодно.
Бренне не нравился его угрожающий тон, но она не осуждала его за ярость – она выпалила столько непростительно обидных слов! Впрочем, извиняться она не собиралась. Бренна не верила в абсолютную бессердечность мужа, но он слишком глубоко ранил ее.
– Боюсь, я не смогу выполнить твою просьбу. Я почти все забыла. Правда, насколько помню, я упомянула, что ты разочаровал меня, – добавила она, кивнув в подтверждение собственной искренности.
Но он не поймался на этот крючок.
– Я хорошо помню, что меня назвали свиньей.
– Разве?
– Ты прекрасно знаешь, что это так. Меня назвали свиньей, и на двух языках.
– Неужели? – Да.
– Ну, я поторопилась, погорячилась, возможно, и сказала что-то такое.
– Ты говорила со злобой.
– Ты же сам разрешил мне говорить свободно. Тон его стал резче.
– Но я не давал тебе разрешения оскорблять меня. Ты никогда не должна говорить со мной в таком тоне.
– А тебе можно меня оскорблять?
– Мы сейчас не переговоры ведем, женщина.
Она вздрогнула от его гнева и попыталась что-нибудь придумать, чтобы успокоить мужа и при этом не опуститься до лжи.
– Ну, если бы я могла вспомнить каждое сказанное слово, наверное, я захотела бы взять обратно большую часть из того, что…
Коннор перебил ее:
– Я помню каждое твое слово. На каком языке ты хочешь, чтобы я их повторил? На твоем или на моем? Произнося свою гадкую тираду, ты не соизволила выбрать один из них.
– Вообще-то я не хотела бы слушать…
Но Бренна прикусила язык, едва он начал ее цитировать, и лишь вздрагивала, когда слышала из его уст такие слова, как «свинья», «козел», «лошадиная задница», а когда он закончил, низко опустила голову от стыда и смущения.
– Я не должна была говорить тебе такие гадости, – призналась Бренна.
– Да, не должна. – Почему ты заставил меня уйти из твоей постели?
– А ты хотела бы остаться со мной после того, что я вытворял с тобой в прошлую ночь?
– А почему ты решил, что я не хотела бы остаться?
– Ты прекратишь наконец отвечать вопросом на вопрос?
– Да, я хочу остаться! – выкрикнула Бренна. – Я твоя жена! А не лагерная подружка на одну ночь!
– Я обидел тебя.
Сейчас он был в ярости на себя, ибо воспоминания о прошлой ночи доказывали, что он с ней не может себя контролировать.
– Да, ты обидел меня. Я тебе уже не раз об этом говорила. Неужели тебе все равно? Теперь я знаю, у тебя хорошая память, ты повторил каждое оскорбительное слово, которое я произнесла. И как же мне не обидеться? Я только сейчас поняла, как сильно я…
– Как сильно ты – что?
Бренна покачала головой. Она не хотела признаваться, как сильно беспокоится о нем, и сказала совсем другое:
– Для меня было страшным унижением, что о своем решении ты сообщил мне через Куинлена.
– О чем ты? – Коннор, казалось, был в недоумении.
Бренна вскинула голову. Да как он смеет притворяться, будто не понимает? Неужели он думает, что она так наивна и он может ее обмануть? Или ему абсолютно наплевать на нее и он вообще забыл о своем поступке?
– Ты нарочно меня провоцируешь? О, теперь ясно, в чем дело! Ты понял, что я все сильнее влюбляюсь в тебя, и решил остановить меня, нанося оскорбления? Ну нет, это у тебя не выйдет. Так или иначе, но я намерена заставить тебя заботиться обо мне. И я добьюсь этого, если только раньше твоя холодность не убьет меня. Но запомни, Коннор, если я стану несчастной, то и ты тоже будешь несчастен. Запомни, со мной нельзя обращаться как с вещью. Моя мать рыдала бы месяц, если бы узнала о моем унижении. Ты даже не побеспокоился сказать мне сам. Ты послал Куинлена вместо себя! А теперь уезжаешь без предупреждения. Я хотела, чтобы ты носил медальон, чтобы в беде ты послал его мне, но ты отказался. Так? И все потому, что вбил себе в башку – тебе, видите ли, оскорбительно просить моей помощи. Я хорошо запомнила твои слова, когда ты впервые увидел мой медальон. Я тогда рассказала тебе о нашей семейной традиции, а ты велел мне его выбросить. И знаешь, что совсем разбивает мое сердце – ты слишком ясно дал понять, что все, что важно и дорого для меня, для тебя ничего не значит.
- Предыдущая
- 54/84
- Следующая
